во дворе рядом с домом. Фотографии казались недавними. Красивый мальчик, пухлощекий, смуглолицый. Он показывал в камеру разные предметы, которые, как постепенно начал догадываться Клаудио, дарил мальчику дядя. На последней фотографии глаза у мальчика светились от счастья. Родители бережно держали дядин синтезатор “Ямаха”, а мальчик стоял перед клавиатурой и делал вид, что увлеченно играет.
Клаудио опять почувствовал у себя внутри темный и липкий ком. Он поставил коробку на место и вышел из комнаты. Ему было просто необходимо глотнуть свежего воздуху. Пройдя через гостиную, он вернулся на балкон. И только когда опять поставил локти на перила и глянул вниз, увидел кентуки. Клаудио не сразу понял, что произошло, но все сомнения очень быстро исчезли. Кентуки разбился, упав с двенадцатого этажа на мостовую, совсем близко от бордюра. Две женщины делали знаки машинам, чтобы те объезжали его. А еще они пытались собрать вместе отдельные части. Прохожие с ужасом смотрели на них. Соединение К94142178 действовало восемьдесят четыре дня, семь часов, две минуты и тринадцать секунд.
* * *
Она привыкла к тому, что, двигаясь по комнате, слышит приглушенный шум моторчика и знает, что Полковник Сандерс следует за ней. Иногда ему даже позволялось пойти вместе с Алиной в библиотеку. В ту последнюю неделю она, кроме того, разрешала кентуки сопровождать ее на террасу с видом на горы, где Алина ложилась позагорать на один из шезлонгов. Их совместные прогулки были короткими, не предполагали ступенек, и ей нравилось, что кентуки может передвигаться самостоятельно и наслаждаться вполне заслуженной независимостью. Иногда она слышала, как он залезает под шезлонг, спасаясь от солнца, светившего прямо в камеру, ведь тому человеку – кем бы он ни был – это, наверное, мешало как следует все рассмотреть. Ей нравилось, когда ворон находил укрытие в тени от ее тела. А больше всего Алину завораживала мысль – надо признаться и в этом, – что он ждет ее здесь, рядом, и она время от времени слышит жужжание моторчика, когда кентуки передвигается вместе с солнцем. Это помогало ей расслабиться.
– У тебя все в порядке, деточка? – спросила мать сегодня утром.
Она в первый раз позвонила Алине в Оахаку, сказала, что прочла ее электронные письма и они произвели на нее странное впечатление. Алина успокоила мать, сказала, что у нее все очень хорошо, просто чудесно. И у Свена тоже все очень хорошо, да, да, выставка откроется через три недели. И с кентуки тоже все очень хорошо.
– А он требует какого-нибудь ухода? – поинтересовалась мать.
Что имелось в виду? Надо ли ему давать воду и кормить? Подстригать когти и выгуливать?
– Понимаешь, мама, это все равно что телефон, только с ножками.
– Ну и что тогда с ним делают? Для чего он нужен?
Алина объяснила, что представляет из себя в действительности любой кентуки: сразу же после установления соединения номер IMEI прибора привязывается к конкретному “хозяину”, и это позволяет никогда не утрачивать контакт с ним.
Мать долго молчала, и Алина попыталась объяснить доходчивей:
– IMEI – это идентификационный номер, он есть у любого телефона. И у твоего тоже, кстати сказать.
– И этот номер выбираю я сама? Что-то не помню, чтобы выбирала какой-нибудь номер для своего телефона.
– Ну хватит, мама, – оборвала ее Алина, теряя терпение.
– А почему бы мне тоже не купить кентуки и не послать его тебе? Было бы здорово, правда? Тогда мы могли бы больше времени проводить вместе.
– Нельзя по своему усмотрению назначать того, с кем ты будешь соединена, мама. В этом-то и вся соль.
– Но тогда зачем это нужно?
– Ну мама! – воскликнула Алина, но на самом деле вопрос этот запал ей в душу.
Она ходила в библиотеку почти каждое утро, возвратившись с пробежки и приняв душ. Потом устраивала себе второй завтрак и одновременно отвечала на почту и смотрела новости по телевизору. Когда Алина мыла посуду, прежде чем залечь на часок в постель, Полковник Сандерс постукивал ее по ногам, поднимал к ней глаза и вскрикивал своим металлическим голосом. Это было смешно, но производило и удручающее впечатление, ведь не надо было быть гением, чтобы понять: этот самый, кем бы он там ни был, отчаянно переживал, что она уделяет ему так мало внимания. Он ждал от нее вопросов, ждал, когда они выработают способ, который позволит им общаться, хотел, чтобы Алина выслушивала все то, что он мечтал ей сказать. А еще – чтобы о нем “заботились” как положено. Но Алина не собиралась потакать ему. До тех пор пока они не установили канала общения, кентуки должен удовольствоваться ролью домашнего питомца, и Алина для себя решила, что ни в коем случае не станет переступать этой границы. Она закрыла кран, пошла за мандаринами и обнаружила, что они закончились. Ладно, надо будет дойти до лавки и купить еще. Девушка слегка навела порядок, повесила на место одежду, разобрала бумаги, стараясь не сталкиваться с кентуки. Накануне она задела его ногой, ворон упал, и у него отвалился пластмассовый клюв. Это вышло без злого умысла с ее стороны. Она подняла его и снова поставила на колесики, но кентуки долго не шевелился – таким образом он не в первый раз изображал обиду. Если бы Алина с самого начала получше разобралась, что в точности представляет собой любой кентуки, она не стала бы покупать игрушку, а выбрала бы роль его “жизни” – это, вне всякого сомнения, подошло бы ей куда больше. Но, в конце-то концов, если уж человек не выбирает ни родителей, ни братьев и сестер, то почему ему должно быть позволено выбирать своей волей, по какую сторону камеры он желает быть в этой игре с кентуки? Люди платят за то, чтобы кто-то ходил за ними целыми днями как собачка. Они хотят, чтобы кто-то настоящий вымаливал их взгляды, стоя внизу, на полу. Алина задвинула ящики и растянулась на кровати. Услышала, как к ней приближается моторчик кентуки, и вяло опустила руку вниз, поскольку сытого человека обычно одолевает лень. Кентуки мягко ткнулся в ее ладонь, и Алина почувствовала, как плюшевое тельце трется о кончики ее пальцев. Она на ощупь отыскала вмятину, оставшуюся там, где раньше был клюв, и почесала ее ногтями. Потом снова чуть отодвинула руку, и кентуки медленно обошел вокруг руки, словно сам себя гладил. Все-таки роль “жизни” кентуки давала бы более сильные ощущения, подумала Алина. Если возможность сохранять в сети анонимность – высшая свобода для каждого юзера, и выше этой свободы вроде бы уже ничего нет, тогда что чувствует человек, который анонимно поселился в доме другого человека?
Чуть позже они вышли на террасу. Алина немного почитала, лежа в шезлонге и загорая, потом
