миг путник почувствовал в посохе вибрацию, при том посох не успел коснуться ни земли, ни чего бы то ни было еще. Путник остановился, взмахнул посохом, провел черту по воздуху прямо перед собой, появилась рябь, будто посох рассек водную гладь. Остахан достал трезокулос, глянул сквозь стекла, ухмыльнулся, убрал его и взял книгу, щелкнула застежка, явилась нужная страница. Пальцы скользят по руническим лентам выбирая верные знаки, «Эо-си-энай-оброй-ал-льси» – прочитано заклинание, пальцы коснулись закрытых век, путник открывает глаза, зрачки вспыхивают золотом. Мир приобретает новые краски, материя полнится ранее невидимыми эманациями и потоками энергий. Руны на лентах, выбранные для чар, светятся золотом, как и узоры на плаще, и узоры на сапогах. Книга, посох и обереги под рубахой обрамлены цветными ореолами. Путник отчетливо видит перед собой преграду и различает ее структуру. На поверхности лишь малая часть заклинания, а его корень скрыт под землей, не очень глубоко.
«Это барьер и ловушка» – размышлял Остахан разглядывая форму чар – «Он не преграждает путь для тех, кто входит. Он призван не выпускать то, что скрыто за ним. А то, что пытается вырваться, он поглощает» – он присел на корточки, вгляделся в земную твердь – «Ни человеку, ни зверю барьер не страшен, он их не замечает, но замечает… клеймо? Он не выпускает кого-то или что-то определенное. По крайней мере структура чар создает такое впечатление. Не вредит людям? Может обман, минуешь барьер и чары изменят форму? Мне уже встречались такие хитрости. В конце концов из сердца болот почти никто не возвращался. Но то были простые люди… А чем собственно я отличаюсь от простых людей?»
Остахан провел по барьеру посохом еще пару раз, коснулся трясины, ничего не произошло. Силой мысли отправил волшебного светлячка летать вдоль и поперек преграды, реакции не было. Путник отыскал неподалеку гнилую ветку, прочел на ней простенький заговор мнимой жизни и бросил на барьер – ничего не случилось, и даже трясина не спешила ее поглощать. Вернул ветку силой мысли, прочел заговор посложнее, воспользовался рунными лентами, наполнил ветку волшебной силой, бросил обратно – от ветки по воздуху и торфу пошла рябь, словно та попала в воду, но ничего более не случалось. Он снова вернул ветку, присмотрелся к форме чар, он не мог скопировать клейма, но с помощью «чародейского инструмента» воссоздал схожий волшебный отпечаток. В этот раз стоило ветке коснуться барьера, ее прижало к земле, торф обратился трясиной и поглотил ее.
Теперь путник знал, чего ожидать. Заклинанием он приманил мелкого зверька, явилась выдра. Он вынул из сумки веревку, привязал один ее конец к посоху, а другим связал выдру и отправил ходить сквозь преграду. Выдра миновала барьер по три раза, туда и обратно, но ловушка не реагировала. Тогда Остахан вонзил посох в землю, опоры надежнее этого посоха не найти, вместо выдры привязался сам и тоже прошел через барьер, сперва осторожно, а затем смелее и смелее миновал его по три раза. Путь был открыт, преграды для него не существовало, чары форму не меняли.
«Могу идти дальше. А может не стоит? Ведь этот барьер что-то сдерживает. Обереги при мне, в крайнем случае сбежать сумею. Рискну, без риска жизнь теряет краски. Но на всякий случай добавлю защиту»
Остахан по памяти воссоздал чары и невидимый доспех покрыл его тело. Чар ясновидения он не рассеивал, и глаза по-прежнему светились золотом. Он продолжил путь.
Стемнело рано. Мрак. Ливень. Ветви. Кусты. Топь. Вспышка! Тени рисуют корявые очертания невиданного и пугающего. Шелест, всплеск, а в голове сумятица. Одиночество среди мрака, одиночество среди бури, вдали от людей, вдали от помощи. Если что-то случится, никто не поможет. Если случится худшее никто не узнает…
Остахан все шел. Не смотря на ненастье и темноту он ощущал себя вполне сносно, немного побаивался. Но кто не боится? До башни оставалось уже не далеко. Он внимательно глядел по сторонам, оборачиваясь на каждый шорох, обращая внимание на каждый всплеск воды, рассматривая и изучая все кругом. И для себя заметил, что даже в слякоти и гадости можно обнаружить нечто притягательное и завораживающее. Особенно явственно это проявлялось в видении мистических сущностей, дикого волшебства первозданного и неукротимого, духа или духов этого болотистого леса, уникального по своей волшебной природе.
Вспышка молнии осветила округу. Совершенно случайно взгляд зацепился за что-то… Нечто странное было замечено Остаханом, и тут же скрыто от него во мраке. Он не успел рассмотреть что это было. Остановился и присмотрелся получше. Очередная вспышка осветила впереди нечто. Оно замерло, стояло неподвижно, но было уже ближе, чем в прошлый раз. Четыре глаза на кошачьей морде смотрели прямо на путника. Зверь размером с медведя был лысым, бледнокожим, тощим, на суставах костяные нарасти, бугристые мышцы напряжены, когтистая лапа замерла на половине движения. Мрак. Холод по коже, дыхание сперло. Вспышка, зверь еще ближе. Опять замер, движется только в темноте, не издает звуков. Мрак. Ноги немеют. Остахан заорал, чтобы избавиться от напряжение, вернуть подвижность это помогло. Вспышка, на это раз зверь не замер, он движется и уже близко. Короткая фраза – «Ой-гальб энг!» – практически выкрик, на сапогах вспыхнули золотые руны, путник помчался прочь словно ветер, петляя меж деревьями, паря над заводями, волшебные сапоги несут хозяина быстрее любой лошади. Остахан не оборачивается, зверь не издает ни звука, неизвестно где он, но чувство будто он все еще позади, все ближе и ближе. Впереди из воды вырастает двухметровая фигура покрытая тиной, мхом и водорослями, мерзкие неуклюжие щупала тянутся к Остахану. Кикимора! Взмах посохом, «Каль-эс!», гнилое дерево разлетается в щепки. Просто показалось, это всего лишь высокий пень, не кикимора.
Побег продолжается. Остахан минует болотный барьер и через мгновение до его ушей доносятся свистящие завывания и утробный рык. Шестое чувство подсказало, что опасность миновала, но он пробежал вперед еще десяток широких шагов прежде остановиться и обернуться. Зверь, едва не настигший путника, плескался и тонул в вязкой трясине, которая рыча и завывая беспощадно поглощала его. Чудовище же по-прежнему не издавало звуков, пыталось дотянуться длинными лапами до твердой почвы и продолжало смотреть двумя парами глаз на добычу добраться до которой уже не удастся. В голове у Остахана даже промелькнула мысль – «Уж не иллюзия ли этот зверь, совершенно беззвучный? Но трясина не могла поглотить мираж, это бессмысленно… Только если оно не из тех наваждений что воплощает в реальность воображаемые ужасы».
Зверь скрылся в трясине, болото поглотило его целиком. Стало вдруг очень тихо, только монотонный перестук дождя звучал на болоте. Остахан вернулся к барьеру. Вдруг громыхнуло!
