Занавес закрылся, и к сцене по проходу понеслись девчонки с букетиками. Все цветы достались, конечно же, принцу, но он галантно раздал их кланяющимся актрисам, оставив себе лишь бледно-розовые пионы.
С ними он и выбежал из служебного входа во двор театра, где ждала его Люся, державшаяся в стороне от галдящей компании юных поклонниц Марка Крылова. Девчонки обступили улыбающегося кумира, толкаясь и протягивая ему программки, получили автографы и гурьбой ринулись следом за ним.
– Все по домам! К папам, к мамам! – обернувшись, прикрикнул на них Марк и подхватил Люсю под руку: – Быстрее, Лю! Сматываемся!
В переулке они вскочили в «жигули», и машина, по-звериному зарычав на девчонок, рванула с места на космической скорости.
– Кажется, оторвались, – глядя в зеркальце заднего вида, с облегчением вздохнул Марк. – Как же они мне надоели! Что за охота таскаться на каждый мой спектакль?
– А я их понимаю. Я и сама обязательно приду еще, чтобы посмотреть на тебя. Ах, как ты играл! Лучше всех! Остальные тебе просто в подметки не годятся! Все первое действие, без тебя, публика буквально обзевалась… – Переполненная впечатлениями от второго действия, Люся говорила, говорила и никак не могла остановиться, пока на светофоре Марк не перебил ее, поцеловав в щеку:
– Хватит, хватит, Лю, иначе я сильно возгоржусь, а настоящий актер должен относиться к себе критически. Кстати, как тебе наша Золушка-старушка? Клевая чувиха, правда?
– Да уж. И зачем она все время подпрыгивала? Меня это так раздражало!
– Мадам хочется выглядеть молодой, вот она и скачет как коза. Наскачется, а в антракте валяется в гримуборной с валидолом в зубах.
Люся так ясно представила себе эту картину, что ей стало жаль артистку М.Р. Шаракову, но посмеивающийся Марк не разделил ее сочувствия к старушке, вынужденной играть девчонок.
– Да кто ее вынуждает? В театре полно молодых актрис, только Машка их и близко не подпустит к своей Золушке.
– Как не подпустит? Есть же режиссер, дирекция.
– Есть. Куда ж мы без них? – усмехнулся Марк. – Но Шаракова у нас – блатная сыроежка. У нее муж пашет в Минкульте. Кроме того, в театре вообще молодых артистов не жалуют. После училища ребята иногда по десять лет выходят в массовке. Мне просто повезло, что Толстосумов дуба дал… – Он не договорил, сосредоточился на дороге. Сделался серьезным, как на фотографии. Обогнал дряхлый тарахтящий «запорожец» и выехал на широкое, свободное Садовое кольцо.
– Кто это, Толстосумов? Расскажи… – попросила Люся, как только Марк опять вольно откинулся на спинку сиденья и посмотрел на нее с тем самым выражением, с которым шептал наедине: «Ты мне нравишься сегодня еще больше, чем вчера».
– Как же ты не знаешь заслуженного артиста республики Васю Толстосумова! Это знаменитый на всю Москву мой предшественник в роли принца. Тридцать пять лет, как один день, Вася примерял Золушке хрустальный башмачок. Пока смерть не вырвала его из наших рядов. Кстати, куколка Маша сегодня отыграла свой сто шестидесятый спектакль. Старушка устроила по этому случаю фуршет с икрой и шампанским, но я смотался, заявив, что меня ждет другая прекрасная принцесса! – Марк хитро скосил глаза и постучал пальцем по щеке, что означало: за такую жертву мне положена награда.
Нет, все-таки сегодня был необыкновенный день! Даже светофоры на перекрестках, как по команде, переключались на зеленый свет, лишь только к ним подлетали красные «жигули». Люся могла бы кружить с любимым артистом по солнечному Садовому кольцу хоть до ночи – все равно куда ехать, лишь бы не расставаться! – и вместе с тем ей не терпелось узнать, какая на сегодня намечается культурная программа: снова театр, кино или вечер в какой-нибудь творческом доме вроде ВТО?
– Извини, Лю, мне обязательно надо заскочить к Пимену в мастерскую. Тут недалеко. Оттуда быстренько смотаемся к Додику, а потом придумаем что-нибудь. Если ты, конечно, не против.
– Конечно, я не против!
Про Додика она уже слышала: как-то раз они заезжали к нему на Грузинскую, в тот дом, где валютная «Березка». Люся ждала тогда Марка внизу в машине, наблюдая, как из «Березки» выходят потрясающе одетые иностранцы с фирменными пакетами и садятся в длинные разноцветные машины. Пимен был новым персонажем в бесконечном списке друзей, знакомых и приятелей Марка. Казалось, Марка знает вся Москва, хотя он всего-то девять лет как москвич… Интересно, Пимен – это имя, фамилия или творческий псевдоним?
В подвал вела темная грязная лестница. Пахло кошками. Марк долго-долго стучал кулаком в облупленную дверь, со смехом приговаривая: «Пимен, подлец, открывай! Я знаю, что ты здесь!» Наконец дверь чуть приоткрылась. Острый красный нос, клок рыжей бороды и мутный карий глаз не спешили впустить Марка.
– Пимен, ты опять напился как свинья? Открывай, это я – Маркс! Да открывай же!
– А-а-а, это ты, – прошуршал тихий, прямо-таки загробный голос. – А с тобой кто?
– Красивая девушка, ты же любишь красивых девушек. Открывай! – еще громче крикнул Марк и озорно подмигнул: – Не пей водку, Лю. Вот она, проклятая, что делает с людьми.
Загремел засов, заскрипела тяжелая дверь.
– Красивая, не врешь. Хоть и сильно любишь приврать, – медленно ворочая языком, проговорил тощий, бородатый и совершенно пьяный мужичок, взглянув на Люсю, когда из темноты подвального лабиринта они вошли в его неожиданно светлую и страшно захламленную мастерскую. – А она, случаем, не из органов?
– Кончай болтать, Пимен! – все так же со смехом оборвал его Марк. – Давай к делу. Показывай, что привез.
– Так прям сразу и показывай! Может, я хочу выпить с девушкой на брудерс… свашт… – Рыжий Пимен, покачиваясь, направился к столу, где среди пыльных эскизов, рваных листов ватмана, консервных банок, набитых окурками, валялись пустые бутылки. – Ой, нету ничего, – расстроился он и, икая, молитвенно сложил руки: – Товарищ Карл Маркс, сгоняй купи пролетарию бутылочку! Ну, Марксик! А мы с девушкой тут тебя подождем.
– Еще чего захотел! – сердито прикрикнул на него Марк и поспешил избавить Люсю от общества этого икающего, немытого сто лет забулдыги. – Лю, подожди меня лучше у машины. Ну его, дурака, к черту. Я с ним один быстрее разберусь. Идем, я провожу тебя до дверей.
– А чегой-то, старик, у твоей чувихи имя какое-то китайское? Я одного такого гада знаю… Лю Шаоци его звать… Она, случаем, не шпионка? – бормотал за спиной Пимен. Неожиданно замолк и, судя по звуку, рухнул на пол.
Дожидаясь Марка в незнакомом дворе, Люся буквально не находила себе места: ведь от алкоголика можно ожидать чего угодно! Что-нибудь не понравится, схватит нож и накинется на Марка. Такой страшный случай однажды произошел у них в поселке: прямо у нее на глазах на дороге пьяный мужик набросился на сына с ножом и зарезал насмерть. После рыдал, забившись в канаву, катался в истерике по траве, а что толку?
Она с трудом отыскала широкое окно, которое освещало мастерскую, но из-за солнца, бившего в стекла, ничего за ним не разглядела. Прислушалась: тихо! Еще сильнее разволновавшись, побежала обратно в подвал, на помощь Марку, но он уже выходил из подъезда, распевая придуманный на ходу стишок:
– Китаянка моя, китаяночка, покатаю тебя я на саночках!.. Как думаешь, сколько Пимену лет?
– Лет сорок, наверное. Или больше?
Хмыкнув, Марк положил на заднее сиденье рядом с букетом привядших пионов прямоугольный сверток в крафтовской бумаге, а ответил лишь тогда, когда «жигули» выехали из помоечного двора с этажерками голубятен на улицу:
– Лёха Пименов – мой бывший одноклассник. Его папахен одно время служил у нас в Кишиневе, в военном округе. Мы с Лёхой тогда здорово дружили, не разлей вода. Потом, представляешь, совершенно случайно встретились в Москве. Впрочем, все дороги ведут в Рим! – усмехнулся он, только как-то грустно. – Способный парень, талантливый художник, но спился окончательно. На почве алкоголизма еще и шизнулся. Всюду ему мерещатся шпионы, кагэбэшники, милиция. Жалко мужика. Квартиры у него нет, денег нет. Из мастерской того и гляди выгонят. Всю их халупу уже выселили. Вот взял у него картины на продажу. Покажу Додику, может, купит. Он любит всякие пейзажики с церквушками а-ля рюс. Надо помочь Пимену, правильно?
– Правильно, – поддержала Люся, хотя была больше чем уверена, что Пимен снова все пропьет. Но какой же Марк добрый и отзывчивый человек! Не всякий станет в субботний день, да еще после спектакля гонять по Москве, чтобы помочь бывшему однокласснику.
С Таганки они понеслись вниз, к Котельникам, по набережной обогнули красавец Кремль со сверкающими куполами, промчались вверх по улице Горького и минут через десять остановились возле «Березки» на Грузинской.
Открывший дверь в квартиру Додик не понравился Люсе даже больше, чем Лёха Пименов, несмотря на то, что был абсолютно трезвым и гладко выбритым. Лягушачье лицо – рот до ушей, приплюснутый нос, узкие зеленые глаза – и скрипучее «проходите» вместо ответного «здравствуйте» сразу же вызвали отвращение к этому пижону в бархатном халате и шелковом шарфике под ослепительно-белой рубашкой.
