ни есть, ни разговаривать. Девчонки, понимая ее состояние, не приставали.
Вечером пришел Кудрин. Отпустив несколько дежурных шуток девчонкам, он прошел за занавеску, отделяющую кровати от остальной комнаты, сел на Олину кровать и с сочувствием посмотрел на бледную зареванную Юлю.
– Я его выгнал, – сообщил он, – давно уже надо было.
– И где он будет жить?
– А мне пофиг. Пусть идет к этой кобыле в худых колготках.
Юля затряслась от смеха. Потом опять заревела.
– Козел он. Плюнь на него, – посоветовал Мишка.
Юля слабо взмахнула рукой, прося его замолчать:
– Не надо. Не говори. Пусть у него все будет хорошо.
Мишка вздохнул, посидел еще немного и ушел.
Через неделю он пришел снова и испугался, увидев Юлю. Она похудела до того, что впали щеки, ее большие темные глаза печально блестели на бледном личике. Марина сообщила Мише, что Юля всю неделю не ходила в универ, что она почти ничего не ест и без конца плачет. Мишка уговорил Юлю выйти на прогулку.
За эту неделю снега стало намного меньше. Кое-где в парке уже появились проталины. Было тепло и сыро. Над тающим снегом курился легкий парок. Мишка вдруг свернул с тропинки, перепрыгнул через полосу снега на большую проталину и наклонился к земле. Вернувшись, он раскрыл перед Юлей ладонь: на ней лежали скрюченные, только-только пробившиеся сквозь прошлогодние листья подснежники с плотно сомкнутыми лепестками. Девушка осторожно взяла их.
– Юль, переезжай ко мне жить, – неожиданно предложил Мишка.
Она удивленно на него посмотрела.
– Юль, я серьезно. Давай летом поженимся.
– Миша… – растерянно произнесла Юля, – ты же всю жизнь будешь помнить, что я была с Ракитиным.
– Мне плевать, – ответил Мишка.
– И я буду помнить, – добавила Юля и, немного помолчав, твердо сказала: – Нет. Не надо. Возьми лучше в жены Маринку. Тебе с ней будет гораздо лучше.
Юля вернулась в комнату и отдала подснежники Маринке:
– Это тебе от Кудрина.
Через час под теплым светом лампы подснежники раскрылись, наполнив комнату нежным ароматом. Юля села к столу переписывать пропущенные лекции.
Глава 13
Апрель тянулся изматывающе долго. Под стать Юлиному состоянию он был мутный, слезливый, туманный. Притупляло ее боль только постоянное чтение. Картины чужой жизни позволяли не думать о своей. Как только образ Ракитина возникал в ее голове, она тут же заставляла себя представлять что-то другое, и старалась даже близко не проходить мимо тех мест, которые напоминали ей о нем. Он тоже не приходил.
На майские праздники Юля поехала домой. Автобус высадил ее на раздольинском повороте. Ласковый теплый вечер розовел над землей. Девушка чуть не расплакалась, увидев родную дорогу с обочинами, сплошь покрытыми подснежниками. Никаких попуток, к ее радости, не было. Она шла и жадно дышала запахами леса и проснувшейся земли. Воздух дрожал от птичьих трелей. Юля вдруг поймала себя на том, что улыбается. Давно этого не было…
На последнем пригорке перед селом все еще стояла стела с надписью «Колхоз «За мир» и две большие железные ладони бережно держали колосок.
Юля вышла к сосняку, и сразу перед ней открылся вид на пруд и лежащую за ним Ореховую гору. Она присмотрелась: по склону кто-то шел. Отсюда человек казался маленькой движущейся точкой, но Юля сразу поняла, что это был отец. Ходил, наверное, пасеку проверял. Их сейчас разделяло километра полтора. Перед въездом в поселок их пути должны соединиться. Юле вдруг захотелось перейти со степенного шага на бег вприпрыжку. Весна проникала в нее и вытесняла холод, наполнявший ее последний месяц. Когда они сблизились так, что сомнений уже не оставалось, Юля подпрыгнула и помахала отцу, он поднял руку в ответ. Вторая рука, как выяснилось при встрече, у него была занята: он нес полную кепку сморчков.
Обнявшись с отцом, Юля отдала ему свою сумку и забрала грибы. Как божественно они пахнут! Ни у каких других грибов нет такого аромата!
– Пап, где ты их набрал? Я тоже хочу пособирать! – с шутливой завистью произнесла Юлька.
– В Фомином березнике, за Средней Гривой, – устало ответил отец.
– Далеко-о, – протянула Юлька, – Зачем ты туда ходил?
– Да так, чтоб ноги намаять да спать крепче.
Юлька уловила затаенную тоску в словах отца. На Средней гриве когда-то мечтал он построить «фазенду»: дом и ферму, запрудить ручей и поселить в пруду карпов, поставить там пасеку и сеять на окрестных полях медоносы: фацелию, клевер, гречиху. В первые годы фермерства они с братом были уверены, что все это обязательно сбудется, и работали с утра до ночи не покладая рук. Но со временем мечты эти рассыпались в прах. Братья Столбовы подумывали о закрытии хозяйства.
Вечером Юля допоздна сидела с родителями на кухне. Анька ушла на дискотеку. Бабушка ложилась спать рано. Костя уже жил своим вигвамом отдельно.
Отец принес из чулана пчелиную рамку и нарезал целую миску сотового мёда. Мама заварила чай из душицы и мелиссы. Для Юли, как обычно, по приезду истопили баню, и она, румяная и разморённая, с наслаждением пила чай и ела мёд. Отец налил себе рюмку самогона. Он его ставил на меду и принимал понемногу после бани и «с устатку». Павел поднял рюмку и тепло посмотрел на дочь:
– Ну, Юлька, за твою красоту!
Родители не особо скрывали свою радость по поводу расставания дочери с Ракитиным. Им хотелось для нее более надежного спутника. Юля об этом не хотела ничего слушать и уж тем более, говорить, поэтому поспешила перейти на другие темы. Расспрашивала мать про школьные дела, про Анькины шансы на поступление в институт, интересовалась у отца сельскохозяйственными планами на предстоящий сезон. Отец уныло махал рукой:
– Не нужна России деревня. Так уж, посеем только, чтоб себе хватило. Топливо вздорожало опять. Чем будем трактора на посевную заправлять?… В который раз опять крестьянам по бороде… Ладно хоть пчелы хорошо перезимовали, даст Бог, на мёде к осени заработаем. Вас с Анькой к первому сентября оденем.
Окончательно восстановилась душевная гармония Юли, когда она легла в свою родную постель и нашла глазами на книжной полке коричневый переплет «Джейн Эйр».
Глава 14
Летнюю сессию Юля твердо решила сдать на одни «пятерки». Чтоб не думать о Ракитине, она с головой ушла в учебу. После занятий до самого вечера сидела в университетской библиотеке, составляла конспекты, а по возвращении в общагу до самого сна читала умных Умберто Эко и Энтони Бёрджесса к экзамену по зарубежной литературе. Женька с Маринкой пророчили ей раннее сумасшествие и настойчиво звали с собой гулять, но она упорно занималась.
Вечером перед последним экзаменом Юля возвращалась домой из библиотеки. Она вышла из трамвая на одну остановку раньше, чтобы прогуляться по парку и освежить голову после целого дня за книгами. Все дорожки были покрыты толстым слоем тополиного пуха, словно по ним растёкся низкий густой туман.
