Через полчаса она села к маленькому столу со своей миниатюрной тарелочкой. Неспеша ужинала и размышляла о том, что, наверное, её сова всё ещё в пути. Лететь на побережье довольно далеко. Хотя, это зависит от совы. Она даже её не видела, в министерстве служат разные совы.
Неожиданно раздался негромкий стук в дверь. Гермиона замерла с вилкой у рта. Кот, лежавший на стуле, приподнял голову и навострил уши.
— Ты нигде не напакостил? — тут же спросила хозяйка, и Живоглот обиженно отвернулся. — Извини, знаю, ты уже неделю из дома не выходишь. За квартиру я оплатила вперёд. Кто же это может быть?
Она нерешительно встала и направилась в прихожую. Кот побежал следом, словно телохранитель. Гермиона спрятала за спиной свою палочку и подошла ко входной двери. Нерешительный стук раздался снова. Девушка вздрогнула.
Взглянув на Живоглота, как на единственного защитника, выдохнула и громко произнесла:
— Кто там?
Последовало молчание. Она уже хотела направить палочку на цель, когда из-за двери послышался тихий голос.
— Гермиона?
Жар прокатил с головы до ног, она прижалась лбом к двери.
— Майлз… — шепнула она, понимая, что восстановить бешеное сердцебиение не выйдет. Глубоко вдохнув, повернула рычажок замка и нерешительно приоткрыла дверь.
Она помнит это удивительное чувство радости, когда хочется разбежаться, изо всех сил обнять того, кого долго-долго не видела. Он смотрел на неё смущённо, немного растерянно. Наверное, Майлз очень сомневался, стоит ли приходить, но это уже не имело значения.
— Здравствуй, — выдохнул он.
— Здравствуй, — улыбнулась она. — Ты получил моё письмо?
Майлз немного замешкался, а потом улыбнулся.
— Нет. Я не получал письма. Я просто… не мог больше ждать, так хотел тебя видеть.
Его голос, тихий, мягкий, дразнил своей теплотой, разнося мурашки по телу. Гермиона распахнула дверь и шагнула за порог. Безудержное желание обнять её, прямо сейчас, немедленно, затмило всё. Ему понадобилось лишь два шага, чтобы оказаться рядом. Они встретились, словно два небесных тела в бесконечном пространстве вселенной. Это было помимо воли, порыв, толкнувший их друг к другу. Их пальцы соприкоснулись — шёлк и бархат — проскользили к плечам. Гермиона приподнялась на цыпочки, нежно глядя в бездонно-синие глаза. Майлз слышал одно — своё имя. Он держал в руках её маленькие хрупкие плечи, склонился к её волнующим губам. Лёгкое, трепетное касание и они раскрылись словно нежные лепестки. Майлз вдохнул её аромат — тёплый, уютный, такой сладкий, голова закружилась и он прильнул к ней страстно, горячо.
Её тихий стон одурманил, тонкие пальцы запутались в его волосах. Гермиона ловила каждое его движение, впитывала его жар, открываясь ему полностью, его губы, мягкие, нежные, умелые, лишали рассудка. Она прижалась к нему всем телом, чувствуя сквозь тонкую футболку, как бешено бьётся его сердце. Его сладкие стоны окрыляли. Это было счастье. Они изголодались по ласке, забыли обо всём. Гермиона вдруг почувствовала холод стены спиной, но его руки, внезапно проскользнувшие по её обнажённой спине были так горячи. Яростный стон вырвался из её груди. Его защита обрушилась, Майлз тонул в звуках её дыхания, её стонах, тихом шелесте её движений. «Не останавливайся, не сейчас, Майлз, мой нежный, пожалуйста…» Он почувствовал как нарастает напряжение, как его толкает дикий инстинкт, забытый, потерянный. Прижимает Гермиону бёдрами к стене, впиваясь в её шею.
— Майлз, — тихо выдыхает она, ловя губами мочку его уха.
Мурашки проносятся по его спине, и тут Майлза настораживают посторонние мысли, словно издалека.
«Ненавижу этот дом, нужно было купить квартиру в доме с лифтом, не в мои годы…»
Он отстраняется, касается её губ порывисто, осторожно.
— Гермиона, нужно уйти отсюда.
Её взгляд затуманен, щёки разрумянились, кудри спутаны.
— Ты такая красивая, — улыбнулся он, и нежная улыбка озарила её лицо.
— Идём, — шепнула она, хватая его за руку и затаскивая в квартиру. Закрывая дверь, заметила пожилого соседа на площадке — он только что поднялся по лестнице.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Как мы вовремя ушли, — ухмыляясь прошептала она.
Обернувшись, Гермиона встретила его взгляд. Внутри ёкнуло. Смущение накрыло с головой. Она нашла глазами кота, сидящего у двери и с любопытством наблюдающего за происходящим.
— Твой питомец? — решил немного разрядить обстановку Майлз.
— Да! — с облегчением выдохнула она. — Это Живоглот. Знаю, имя странное…
— Да, я его помню. Застал на последнем курсе. Он любопытный малый.
Живоглот явно понял, что речь о нём, вальяжно поднялся, распушил хвост, сделал круг почёта вокруг ног хозяйки. Только теперь Майлз заметил котов на её ногах.
— Забавные туфли, — улыбнулся он.
— Это тапки, — усмехнулась она. — Маглы называют их тапки. Чистокровные не носят тапки?
Она поставила ножку на пятку, демонстрируя смешного розового кота в профиль.
— Предпочитают домашние туфли. Это… эстетичнее.
— Мои тапки неэстетичны? — с шутливой суровостью спросила она.
Майлз тихо засмеялся.
— Они смешные.
— Мне тоже так кажется, они поднимают настроение и очень тёплые. Проходи.
Гермиона пошла в гостиную, Майлз последовал за ней.
— Я возьму твою куртку? — осведомилась она.
— Да, конечно.
Гермиона ушла. У Майлза было ощущение, что он оказался в конуре. Крохотная комната, низкий потолок, между мебелью совсем нет пространства. Но это было так мило и уютно, очень похоже на неё. В его сознании, вместо привычного звука прибоя или журчания ручья, разливалось её дыхание, тихие стоны, шёпот. Это было удивительно приятно, грело душу. Когда Гермиона вернулась, он совершенно неосознанно смерил её долгим, внимательным взглядом. Такая маленькая и тоненькая, совсем девочка. Сердце сжалось от непреодолимого желания быть ей опорой, быть всем, что бы ей ни понадобилось.
Она видела это. Ей казалось, что в обычной жизни Майлз всегда подтянут, спина гордая и прямая, подбородок приподнят. Таким она видела его в лаборатории, в Атриуме министерства. Рядом с ней он как будто становится меньше, немного сутулится, смотрит только вниз, как будто она ребёнок, которого не хочется пугать. Его аристократичные черты смягчаются, он словно приближается к ней.
— Идём пить чай? — предложила она, и Майлз согласно кивнул.
Кухня была крохотной, явно рассчитанной на одного человека, и максимум, одного кота. Майлз присел на стул, пока Гермиона заваривала чай. Взмахивая волшебной палочкой, она извлекала из шкафа красивые чашки и блюдца, вазочку для печенья, вскипятила воду.
— Печенье пекла не я, — заметила она. — Моя подруга. У меня нет времени практиковаться, да и… знаешь, заниматься выпечкой для себя, считаю, пустая трата времени.
— Всегда мечтал попробовать выпечку миссис Уизли, — неожиданно произнёс Майлз и испытал удовольствие, получив её удивлённый взгляд в ответ.
— Правда?
— Правда. Уизли вечно что-нибудь жевали на переменах. Я им даже завидовал немного. Особенно… когда мамы не стало. Она заботилась об этом, а знаешь, как это важно для ребёнка.
— Да, знаю… — с сочувствием вздохнула Гермиона. — Ты прав в одном — это печенье пекла её дочь, Джинни. Ты, я так понимаю, и друзей моих знаешь? — усмехнулась она.
Он приподнял плечо.
— Я изучил твою биографию.
Гермиона направила пузатый заварник на стол.
— Вот как? Каким же образом?
— Читал газеты.
— Самый ненадёжный источник! — скептически фыркнула она. — Сплошное враньё.
— Согласен. Но основные данные получить можно. Поттер и Уизли — твои друзья, Джиневра Уизли — жена Гарри Поттера. Всё логично.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И снова она поражена его заинтересованностью. Некоторое время не знает что сказать. Разливает чай в чашки, чувствуя его взгляд на своих руках, на лице.
— Странно, что ты не получил сову, — наконец выпалила она. — Я отправила её ещё в пять, а уже… — она бросила взгляд на настенные часы. — Восемь.
