Это я-то не умею отличить порядочного человека от смутьяна, возмущался Спицаусис, разглядывая Карлсона сквозь решетку камеры, одно из двух — или этот господин не социалист, или же и социалист может быть порядочным человеком! Но эту еретическую мысль Спицаусис оставил при себе.
Поскольку торговец Карлсон стал камнем преткновения в его карьере, Спицаусис решил удвоить бдительность в отношении Карлсона Он, Спицаусис, докажет начальству, что в состоянии распутывать самые запутанные дела. Он выведет на чистую воду таинственного торговца, конец клубка, считай, у него в руках, в воскресенье утром явится дама, он даст им возможность встретиться понаблюдает, о чем будут говорить, послушает, какие у них мысли в голове, а его коллега, такой же шустрый парень и опытный сыщик, как он, проследит, куда потом отправится прекрасная дама. Таким манером Спицаусис вернет себе не только прежнюю должность, но, глядишь, схлопочет еще и повышение.
Полицейские тоже люди, им тоже положен отдых.
В субботу вечером допросы не проводились, потому как уважаемая комиссия в полном составе поехала в театр посмотреть спектакль, и ночь с субботы на воскресенье прошла сравнительно спокойно.
Воскресным утром, в семь часов сорок пять минут, Спицаусис велел отпереть камеры и выпускать арестантов группами умываться.
— Погуляйте по коридору, господин Карлсон, — великодушно разрешил Спицаусис. — Если хотите что-то купить, можете послать человека. Я распоряжусь. Но, возможно, вас опять сегодня посетит очаровательная невеста. Вам, должно быть, не терпится с ней увидеться да?
— А вы как думаете, господин надзиратель?
— Она просила меня устроить свидание, — искушал Спицаусис.
— Что же вам мешает выполнить просьбу, господин надзиратель? — спросил Карлсон.
— Ну, знаете ли, разные побочные расходы. Сами понимаете, одному нужно глаза отвести, другому рот замазать.
— Три рубля! — предложил Карлсон.
— Если торговец дает три, значит, товар стоит все пять, — решительно возразил Спицаусис.
— Последнее слово: четыре, — сказал Карлсон, доставая бумажник.
— И в тюрьме торгуется! — с укором произнес Спицаусис, выхватывая деньги. — Подождите немножко, — предупредил он, пойду взгляну.
Немного погодя он вернулся, немало смущенный.
— Пришла ее сестра. Ну да ладно, пусть будет по-вашему. Следуйте за мной в антропометрическое отделение. Разумеется, наедине вас не смогу оставить, должен буду присутствовать, поймите меня правильно, я рискую потерять место.
Он привел Карлсона в антропометрический кабинет и оставил его там одного. Кабинет почему-то был жарко натоплен. Оса, должно быть, зимовавшая за печкой, разомлела от тепла, в голове у нее все перепуталось, и она закружила под потолком, временами опускаясь совсем низко, делая грозные заходы над Карлсоном.
Самочувствие было сносное. В голове тупая боль, зудела спина, и все-таки он чувствовал себя сносно. Все это мелочи по сравнению с назревавшим событием. Он не имел понятия, какую из сестер невесты к нему прислали на свидание. Кто она? Удастся ли с ней обменяться хоть несколькими фразами? Не провокация ли это?
Сорочка на груди запачкалась от пыли и пота. Он снял галстук, завязал его крупным узлом, чтобы закрыть грязную сорочку. Причесался. Даже небритый, вид он имел вполне пристойный.
В коридоре зацокали каблучки, прошелестело платье, и в кабинет вошла Аустра Дрейфогель. Следом за ней появился Спицаусис. Притворив за собою дверь, он скромно устроился на скамейке.
У Аустры при себе оказалась корзинка, с которой обычно ходят на базар, в ней что-то аппетитно пахло и булькало. Аустра поставила корзинку на стол. Карлсон поднялся.
— Адольф! — сказала Аустра. — Похоже, у вас был загул! Костюм помят. Глаза заспанные! Что с вашей сорочкой?
Прежде чем он успел ответить, Аустра подошла к нему, приподняла галстук, оглядела грязную рубашку.
— Завтра принесу вам смену белья! А пока получите пищу.
Аустра принялась выгружать на стол принесенные продукты. Жареная свинина, масло, хлеб, дюжина апельсинов, колбаса. Бутерброды с сыром, холодные котлеты. Две бутылки лимонада.
— Прошу вас, вы, должно быть, захотите проверить, — обратилась Аустра к Спицаусису.
Надзиратель встал, вынул из бумажника длинную иглу и ловко исколол ею мясо, котлеты.
— Проверьте и бутерброды, — предложила Аустра, пододвинув их поближе.
— Да чего уж там бутерброды, — отозвался Спицаусис, — не могу я колоть хлеб иголкой. Душа не позволяет, мать меня сызмальства научила хлеб почитать.
Сказав это, Спицаусис так же проворно проколол иголкой хлеб и, с удовольствием облизнув иголку, спрятал ее в бумажник.
— А вот лимонад не могу позволить. Бутылки вносить запрещается!
— Да ну? — удивилась Аустра. — Как же быть?
— Выпейте прямо здесь.
— А стаканы?
— Стаканы раздобудем.
Не спуская с них глаз, Спицаусис дошел до двери, крикнул в коридор:
— Павел Валерьевич, принеси пару стаканов!
Павел Валерьевич принес.
Карлсон еще не сказал ни слова. Аустра с нежностью глядела на него.
Отлично играет, и до чего ж хороша, подумал Карлсон, и его охватила внезапная радость, хоть он и понимал, что это только игра, конспирация, Аустре от этого ни холодно, ни жарко, при других обстоятельствах она бы на меня так не смотрела — кушайте, а то суп остынет, смотрела бы глазами святой Магдалины, э, чего там, все мужчины одинаковы!
Не говоря ни слова, он сдернул пробку с лимонада.
Бурлясь и булькая белой шипучей пеной, лимонад наполнял стакан. Обалдевшая оса, одуревшее насекомое, полосатая козявка, почуяв сладкое, очертя голову ринулась в каскад струи, там ее закрутило, она исчезла в лимонадовороте, и Аустра, сделав глоток, ощутила на кончике языка тонкий, но пронзительный укус.
— Ай! — вскрикнула она и выплюнула осу. — Тьфу, тьфу, тьфу, — выпалила Аустра, в то время как оса уже корчилась на полу. — Она меня ужалила в самый кончик
