стул сантиметрах в десяти от Шерил и взял ее за руку.
– Все выглядит хорошо, – сказал он. – Очень хорошо. Мы двигаемся в правильном направлении.
Она посмотрела на меня и ответила театральным шепотом:
– Я надеялась на то, что будет отлично.
– Все выглядит отлично, – сердечно добавил Джим. – Анализы крови, мочи, сердце и легкие. Я чрезвычайно доволен.
Шерил несколько раз попадалась мне на глаза в «Пайн-Стрит Инн», а Джим поведал, что она жила на улицах Бостона почти десять лет. Шерил обычно болтала про своего бывшего мужа, а иногда без какого-либо явного повода взрывалась хохотом. Как-то раз она, переходя на крик, рассказывала мне про сериал «Создавая женщину»[63].
Джим слегка потянул руку Шерил к себе, чтобы снова завладеть ее вниманием.
– Ты же понимаешь, какую тему я подниму следующей? – спросил он. – И то, что ты постоянно отказываешься, не означает, что я когда-либо перестану спрашивать.
Она наклонилась к нему, и их колени почти соприкоснулись.
– Я слушаю, Джимми.
Он сделал глубокий вдох.
– Я бы хотел, чтобы ты поговорила с одним из наших психиатров.
Шерил слегка отстранилась, но не стала убирать свою руку из руки Джима.
– Это не значит, что я как-то тебя осуждаю, – добавил он. – Мне просто кажется, что тебе будет полезно с кем-нибудь поговорить. С кем-нибудь более опытным, чем я.
Она закрыла глаза, продолжая слушать.
– Мы уже давно с тобой об этом говорим, и я считаю, что психиатр правда тебе поможет. В клинике сегодня как раз образовалось окно. Тебя могут принять уже после обеда.
Я смотрел на Шерил, гадая, что творится у нее в голове, не сводя глаз с губной помады. Почему бы действительно с кем-нибудь не поговорить? Что в этом может быть плохого? Я поправил свой накрахмаленный белый халат и сложил руки вместе.
– Я понимаю, почему ты не хочешь идти, – сказал Джим, пододвинувшись к ней. – Правда. Но это важно, и я не перестану поднимать эту тему.
Она покачала головой:
– Я не сумасшедшая.
– Я знаю. Я знаю, что ты не сумасшедшая. И все равно считаю, что разговор пойдет тебе на пользу.
Шерил посмотрела на пол, и мои глаза устремились в направлении ее взгляда. О чем она думала? Была ли она сумасшедшей? Во время наших непродолжительных бесед она определенно такой выглядела.
– Это важно, – добавил Джим. – Очень важно.
Шерил посмотрела на меня, и я слегка кивнул.
– Пожалуйста, подумай об этом, – сказал он.
Она делано улыбнулась и тихо сказала:
– Ладно.
От удивления у меня поднялись брови. У Джима тоже.
– Я сделаю это, Джим. Как пожелаешь.
– Сделаешь? – переспросил он.
– Сделаю, – Шерил посмотрела на меня, улыбаясь. – Он годами меня с этим достает. Годами! Не переставая. «Обратись к кому-нибудь. Поговори с кем-нибудь». Что ж, я говорю с тобой, Джим! Я буду говорить с тобой столько, сколько пожелаешь.
Я хотел было ответить, но не знал точно, что сказать.
– Серьезно? – пробормотал я.
– Я сейчас выпишу тебе направление, – сказал Джим. На его лице мелькнуло подобие улыбки. – Прямо сейчас.
На этом прием был окончен. Шерил схватила свои вещи, обняла на прощанье Джима и сказала: «Продолжение следует», направившись ленивой походкой из его кабинета в сторону психиатрического отделения. Когда за ней закрылась дверь, я обратил внимание, что О’Коннел смотрит на пустой лист бумаги у себя на столе.
– Любопытная дама, – сказал я, подходя к нему. – Очень любопытная, – я сел на стул, где до этого сидела Шерил. – Нелегко ей приходится.
Джим тяжело вздохнул и посмотрел на меня:
– Жизнь этой женщины была разрушена психической болезнью, – сказал он. – Ее брак, работа, все отношения с другими людьми – ничего не осталось, – его глаза увлажнились, а голос затих. – Я шесть лет пытался уговорить ее обратиться к психиатру, но она постоянно отказывалась. Каждый раз, когда приходила ко мне на прием в течение этих шести лет. Все время отказывалась.
Я изучал его лицо, пытаясь придумать какой-нибудь емкий ответ, однако в итоге лишь хмыкнул.
– Она постоянно лишала себя такой возможности, – Джим ударил себя по бедру правой рукой и улыбнулся. – До сегодняшнего дня.
– Невероятно.
Его глаза прыгали из стороны в сторону, и я пытался уследить за его взглядом. Было слышно, как за дверью кто-то обсуждает новую кофемашину.
– Почему именно сегодня?
Я достал из кармана халата ручку с блокнотом и стал записывать детали разговора.
– Интересно, что поменялось, – подумал вслух я.
Я ожидал, что Джим скажет что-нибудь про настойчивость или подобное, но он молчал. Просто смотрел на пустой лист бумаги. Мы сидели в тишине, а я пытался представить, как проходили встречи с Шерил последние шесть лет. Кричала ли она на Джима? Вежливо отказывалась от его предложений? Он когда-нибудь терял терпение или сердился на нее?
Именно работа с бездомными дала мне понять, насколько важно уметь ладить с пациентом – насколько больше ты сможешь понять и сделать для него.
– Мэтт, – наконец произнес О'Коннел, положив мне на плечо свою теплую руку, – порой то, что с первого взгляда может показаться незначительной, очень маленькой победой…
Его голос оборвался, но мне хотелось, чтобы он закончил фразу. Я отложил свою ручку.
– Да?
Он встал и покачал головой:
– Порой на деле оказывается победой грандиозной.
Я был настолько тронут Джимом и его жизненной позицией, что уговорил Гарвардскую медицинскую школу зачесть мои похождения с ним в рамках учебного плана. Вместо того чтобы заставить меня учиться принимать сложных пациентов вроде Сэма в поликлинике, преподаватели согласились зачесть один день работы с О’Коннелом в неделю вместо курса первичной медицинской помощи. Это была одна из причин, по которым мне так тяжело давалась работа в поликлинике Колумбийского университета. Я наблюдал, как Джим оказывает первичную медицинскую помощь на улицах, но сам толком ничего не делал.
Конечно, я раздавал чистые носки и мазь для ног, слушал, когда людям хотелось поболтать, но по сути осмотром и лечением пациентов занимался только Джим. Именно он принимал непростые решения, убеждая несговорчивого отшельника обратиться в приемный покой больницы или успокаивая пациента. Тем не менее именно во время этих ночных поездок я понял, насколько важно устанавливать контакт с пациентами. Именно из-за этого, как осознал позже, я первым делом и зашел в палату к Бенни, когда Байо велел мне представиться пациентам кардиореанимации. Меня не потянуло к самым сложным с медицинской точки зрения больным. Я направился к тому, кто занимался на велотренажере, – тому, с кем я мог поговорить, наладить контакт.
Джим дал мне понять, что с помощью медицины можно достучаться до
