Потом он услышал, как Тесса выкрикнула: «Эй-эй!», причем так, что и мертвого из гроба подняла бы, и заметил что-то в ее вытянутой руке.
Не что-то, а, скорее, отсутствие чего-то.
Кольца у нее на пальце не было.
Тесса протянула к нему руку. Рик уже стал отстраняться, но тут Тесса рявкнула на него:
— Да поцелуй же меня, идиот! — И прижалась губами к его рту. Словно стремясь раствориться в Рике, она сжимала в ладонях его голову, ее язык оказался у него во рту, своим гибким телом девушка прильнула к нему, но когда она чуть отстранилась проверить, не вернулось ли кольцо на место, украшения все еще не было.
— Я не хотела! — вырвалось у нее. В глазах Тессы стояли слезы. — Боже мой, Рик, я действительно не хотела этого! Я и не задумывалась о нем, до этого момента не задумывалась. Ты ни в чем не виноват, понимаешь? Рик, да скажи же ты мне хоть слово!
Только сейчас до Рика дошло, что он перестал дышать.
— Я… не знаю, что и сказать. С моей стороны это большая глупость. Мы все натворили глупостей.
— Да наплевать мне, натворили мы глупостей или нет! Я тебя люблю. Послушай ты меня, Рик, черт возьми! Я тебя люблю!
Взглянув на нее, Рик убедился, что Тесса и вправду расплакалась, по щекам девушки текли самые настоящие слезы. Что-то вдруг будто расплавилось в его груди, и он протянул к ней руки, желая обнять.
— И я тебя люблю.
— Ты… ты правда меня любишь?
— Конечно, люблю. И ты еще сомневалась!
— Я не сомневалась.
Стоило Рику посмотреть на ладонь Тессы, как у него будто гора с плеч свалилась — кольцо снова было на месте.
— И оно сомневалось.
Тесса рванулась из его объятий.
— Что?
— Шутка.
— Шутка? Черт побери, Рик, это кольцо мы… — И в этот момент Тесса увидела, что кольцо снова на месте. — Ох, мое колечко, — нежно произнесла она.
Рик повернулся к Толанду и остальным, с болезненно-инфантильным интересом наблюдавшим за ходом эксперимента.
— Вы удовлетворены?
— Полностью, — ответил Толанд.
Генерал испустил тяжкий вздох.
— Как же я не люблю все эти сантименты… Ладно, ребята, давайте попытаемся представить только что увиденное в количественной форме. Рик, вы хоть на секунду вообразили себе, что ваша любовь, — при этом слове генерал даже невольно выпучил глаза — термин явно не подходил для использования в военно-стратегическом контексте, — к Тессе ослабла?
— Нет! — запротестовал Рик. И отер выступившие слезы.
— Говорите только правду. Это крайне важно.
— Я же сказал — нет. Нет — значит, нет, черт возьми!
— Испытуемый утверждает: «Нет, черт возьми», — повторил Маркус, что-то лихорадочно занося в свою записную книжку.
— А вы, Тесс?
— Ее зовут Тесса, — вмешался Рик.
— Хорошо, Тесса. Ваша любовь к Рику не исчезла?
— Нет, — ответила девушка.
Маркус повертел карандашом; как пропеллером.
— В таком случае, как все же объяснить, что здесь произошло?
Толанд, по-прежнему стоявший у стекла, обратился к девушке:
— Тесса, вы не боялись, что заденете Рика своими словами?
Та кивнула.
— Заденете его настолько сильно, что он сможет разлюбить вас?
Она снова кивнула.
— Что и требовалось доказать, — самодовольно произнес Толанд.
Взглянув ему прямо в глаза, Рик с расстановкой произнес:
— Тешу себя надеждой, что сегодня после работы вы до дома не дойдете — что вас автобусом переедет.
— Отрицательные эмоции приносят отрицательные результаты, — напомнил невозмутимый Толанд.
— А что, если я действительно убежден, что без таких, как вы, мир был бы лучше?
Поднявшись, Рик заставил встать и Тессу; повернувшись, они вместе направились в помещение, служившее спальней. За спиной разгоралась перепалка, но Рик захлопнул за собой дверь. В спальне они, не зажигая света, бросились на постель, заключив друг друга в объятия.
— Ты хоть отошла? — спросил Рик девушку.
— Кажется, да, — ответила та. — Жаль, что все так вышло. Я-то подумала, что это всего-навсего дурацкий психологический опыт, однако в какой-то момент все вышло из-под контроля, — продолжала она, шмыгнув носом.
— Эксперимент тупее некуда. Во-первых, никакого контроля не было с самого начала. И это всего лишь тысячная доля того, что я не выношу в этих ребятах. Они понятия не имеют ни о каком-то там контроле, ни о дважды слепом испытании, ни о единой методологии. Просто действуют методом «научного тыка», каждый старается описать то, что случайно привиделось ему, не представляя всей картины в целом.
— В этом смысле мы с тобой мало от них чем отличаемся, — напомнила Тесса.
Набрав в легкие воздуха, Рик неторопливо произнес:
— Только поэтому я и решил остаться здесь.
Глава 22
После трех дней отсутствия контакта с астронавтами пресса стала проявлять признаки нервозности. Йошико была уже на пути в Японию, где ее также приговорили к карантину, но давать интервью наотрез отказалась, обрекая тем самым Тессу с Риком на растерзание акулам пера. Беда состояла в том, что эти самые акулы ни на чем конкретном сосредоточиться не могли, и каждый новый очерк становился все расплывчатее, поскольку репортеры соревновались по части догадок относительно того, что могло происходить за закрытыми для них дверями.
Судя по всему, едва Рик с Тессой удалились к себе в спальню, у Сондерби и Маркуса произошел жуткий спор, потому что и часа не прошло, как их разбудил телефонный звонок. Когда Рик поднял трубку — так и прошагав, в чем мать родила, в гостиную, — на проводе оказался Сондерби, желавший знать, не против ли они с Тессой встретиться с представителями средств массовой информации.
— Вам действительно хочется, чтобы мы рассказали им обо всем, что здесь происходит? — спросил он Сондерби.
— Если бы не хотелось, я не стал бы вас просить.
— Ладно, не темните, что у вас там за душой? Вы ведь такие, кто не жаждет освещения событий в прессе, не имея на то веских причин. Что-то стряслось, вот вы и стремитесь уладить дело. Так что же?
— Вы всегда проявляли недоверие к действиям администрации? — полюбопытствовал Сондерби. — Удивительно, в вашем личном деле об этом ни строчки.
— Не надо мне мозги пудрить. Уверен, что в моем деле найдется кое-что и поинтереснее недоверия к администрации. И не пытайтесь увильнуть от ответа на вопрос. Какое конкретно заявление для прессы вы хотите?
Сондерби испустил вздох.
— Ничего из того, чего вы сами не захотели бы им сообщить. Это возможность для вас изложить ваше видение произошедшего. И внести кое-какие поправки в дезинформацию, успевшую стать всеобщим достоянием.
— Ага. Уже теплее. Что за «дезинформацию» вы имеете в виду?
Хмыкнув, Сондерби тщательно подобрал слова, только потом уж заговорил:
— Вероятно, я употребил не тот термин. Лучше было бы назвать это «неоправданным вниманием». Средства массовой информации почти полностью сосредоточились на сверхъестественном, позабыв о вашем вкладе в науку. Вашей миссии грозит потеряться во всеобщей сумятице иррационального.
Рик невольно принялся крутить шнур телефонного аппарата.
— Это действительно может стать проблемой, — признался он. — И вы стремитесь отвести нам роль, так сказать, инициатора и вдохновителя космических программ?
— Да. Скажем, так. И фундаментальных наук в целом. Есть опасность, что люди воспользуются вашей миссией в качестве еще одного оправдания для отказа от западных технологий.
Рику претила эта идея, но что-то непонятное проскользнуло в интонациях его собеседника на другом конце линии.
— Вы говорите об угрозе национального масштаба, если не ошибаюсь?
— Верно, — не стал скрывать Сондерби.
— Курам на смех. Какая же это угроза? В чем угроза, если на пару десятков придурков больше примутся за сыроедение и чтение при свечах? Так что же это?
В телефонной трубке что-то пискнуло. Очевидно, его собеседник откинулся на спинку кресла в своем кабинете.
— Вам не приходилось слышать о согласованной действительности?
— Нет. Но я улавливаю смысл.
— Хорошо. Вас никогда не удивлял тот факт, что некоторые нации целыми поколениями противятся всякого рода новациям, однако в конце концов перемены все же происходят, но лавинообразно?
— Это же проще простого. Революция — вот как это называется.
Сондерби негромко хохотнул.
— Верно, верно. Но что приводит к этой самой революции? Не один же человек, располагающий определенной программой действий? Революция становится достоянием масс. Меняются взгляды на действительность, и в один прекрасный день людям становится непереносимо то, что покорно сносили целые поколения их предков. И все происходит буквально в одну ночь. Число изменивших свои убеждения достигает критической массы, и согласованная действительность претерпевает сдвиг. И вот тогда именно один человек, располагающий определенной программой действий, воспользуется этим и обернет все в свою пользу, но это уже другая проблема. Люди на вершине прежней кучи уже летят головой вниз.
