Майя, Анна и Якоб. У конюха было сильно разбито лицо.
«Легко отделался, — подумал я. — Могли и убить. Но не стали… Женщин, я так понимаю, тоже не тронули».
— Где тебя черти носили? — донёсся моего слуха слабый, прерывистый голос.
Я повернулся на него. Войцех был здесь же, сидел на полу привалившись к стене, прямо как я. Его грудь медленно вздымалась и опускалась, с сиплым свистом выгоняя воздух. Старик был ранен в правое плечо и, кажется, лёгкое. Перекатившись на бок, я встал на колени, опёрся о стул и осторожно поднялся. Пол под ногами качало, как палубу фрегата.
— Я спросил, где тебя носило, ублюдок?! — визгливо крикнул мне в спину Войцех. — Это ты во всём виноват! Ты подвёл его! Подвёл…
Я не слушал бессмысленные проклятия умирающего, а шёл в поисках трупа. Я хотел его видеть, убедиться, что Антони мёртв. Стены дома ходили ходуном, то и дело ударяя меня в плечи. Иногда я падал, но вставал, упрямо бредя к цели.
«Зов исчез. Жар в затылке не просыпается. Неужели… Я не верю».
Дойдя до спальни Антони, я заметил на полу кровавые разводы.
«Кого-то тащили сюда, но горничные ещё не приходили, некому было вызвать».
Толкнув дверь, я зашёл в комнату, куда меня многие дни, недели и месяцы призывал мерзкий и злобный голос распущенного мальчишки, которому не суждено было стать мужчиной. Антони лежал на своей роскошной постели иссиня-бледный. Шёлковая, некогда белоснежная пижама напиталась кровью и теперь топорщилась твёрдыми складками. Я подошёл ближе. У парня было перерезано горло. Глаза навыкате, распахнуты в удивлении.
«Да уж было чему удивляться, Антони. Те люди, которых я по твоему приказу убивал, тоже были крайне удивлены. Теперь у вас ещё больше общего».
Бестрепетно и спокойно я расстегнул пижаму у его на груди. Амулет был на месте. Дымчатый кристалл, в котором клубилась тьма. Подняв голову Антони за волосы, я стащил с него цепочку с амулетом. Едва пальцы коснулись камня, в груди растеклось живительное тепло, а ноги задрожали от нетерпения
«Надень! Поскорее надеть его!» — шептало сознание.
Я так и сделал. Чуда не случилось. Амулет не раскололся, возвращая мне украденное. Небеса не разверзлись, принимая, мою изувеченную душу. Не изменилось ничего, кроме одного — был убит тот единственный, что мог мне приказывать.
«С тобой покончено, Антони. Ни жалости, ни сожалений, ни раскаяния. Я обещал это себе. Но остался ещё один. Тот, кто сделал это со мной».
Развернувшись, я вышел прочь, оставив в покое мертвеца. Слабость мало-помалу отпускала. Но не пустота занимала её место… Азарт, просыпался внутри меня, заставляя мысль работать. Войдя на кухню, я принял из рук изумлённой Агаты чашу с травяным отваром, и сев за стол, принялся мелкими глотками пить.
— Как ты посмел… — едва слышно прохрипел Войцех. — Проклятый стервятник… Как ты смел… касаться его тела?! Немедленно сними… то, что забрал!
Я обернулся на голос и впервые понял, что дворецкий ничуть не лучше собственного мёртвого хозяина. То, что раньше я списывал на достойную уважения верность, теперь мне казалось вопиющей глупостью.
— Кого ты оплакиваешь, старый дурак? — сказал я, ещё не понимая происходящего. — Он был транжирой, пьяницей, насильником, убийцей.
В повисшей тишине, тихо вскрикнула Агата, а Войцех уставился на меня полными ужаса и смятения глазами.
— Ты… ты… ты! — дрожащими губами прошептал дворецкий. — Якоб… отправляйся за…
Договорить Войцех не успел. В горле заклокотало, старик сжался и завалился на бок, перестав дышать. Его тело ещё с минуту дёргалось, а потом всё закончилось. Я поднял глаза на мертвенно бледного конюха. Он, как и все, изумлённо смотрел на меня, не спеша совершать необдуманные поступки.
— Как скоро вернётся Сабина, узнав, что её обманули на счёт смерти сестры? — проговорил я, обводя слуг взглядом.
Они молчали. Мой глухой с хрипотцой, совершенно утративший эмоции голос, казалось, лишал их воли. Я же наслаждался производимым эффектом, ещё не успев, как следует удивиться и обрадоваться нежданному возвращению ещё одной частицы себя.
— Дня через четыре, — ответил, наконец, конюх.
— Род Веленских пресёкся, — громыхнул я, заставляя их вжиматься в стулья. — Сабина стара, она не выйдет замуж снова, не родит, ваша хозяйка одной ногой в могиле.
Никто не отвечал, все с ужасом смотрели на мормилая. Я знал, что сейчас очень важно подбирать слова, чтобы достучаться до каждого из них, чтобы ничего не сорвалось…
— Не думаю, что вам удастся найти новую работу в этом городе, — продолжил я. — Слуги, при которых убит господин, а сами они остались живы… Это, скажем так, плохая примета. Для одних вы будете проклятыми, для других сообщниками душегубов, что сделали это.
На меня смотрели молчаливые и напуганные лица.
— Вы не найдёте новую работу, придётся уехать… Очень далеко… Но это в том случае, если вас не запытают в казематах во время прокурорского допроса. Когда Сабина отойдёт от горя, она обрушит на вас весь свой гнев… Всю бессильную ярость… Всё отчаяние. Она не станет слушать. Вы все для неё будете виновными.
— Но мы же ничего не знали… — прошептала Майя.
— А это даже хуже, — я кивнул ей. — Значит, тебе будет нечего сказать на допросе. Придётся придумывать. Потом от боли ты обязательно собьёшься, и пытка продолжится, только с самого начала.
— Зачем ты это говоришь? — подала голос Агата, выступая вперёд. — Я знаю, что ты не такой. Зачем пугаешь нас?
— Прямо сейчас нам надо принять правильный выбор, как быть, — ответил я.
— Что ты предлагаешь? — спросила она.
— Оставайтесь на службе в этом доме. Будьте и дальше верны своему господину — Антони.
— Но ты же сам сказал… — начала было Анна, но смолкла, глядя на амулет на моей шее.
— Да, — кивнул я. — Было покушение, но Антони выжил. Теперь вы будете называть этим именем меня.
— Вы и правда одного роста, — протянула Агата, растирая плечи, словно её бил озноб. — Но лицо, голос… Ты не сможешь обмануть мать!
— Смогу. Полуправда зачастую звучит правдивее самой правды.
— Ну, дык… это…чего ты хочешь от нас? — вопросил конюх, поняв, наконец, что убивать никого, пока что, не будут.
— Верность. Я буду платить больше, а работы у вас станет меньше. Сабина стара и больна, она всё равно скоро помрёт.
