Кто бы знал, как он устал от всего… Устал от интриг и косых взглядов, от злых слов в спину, от вечной неослабевающей ответственности, давящей на плечи. Он многого достиг и мог влиять на очень важные процессы внутри страны, манипулируя некоторыми людьми. Он стремился к этому с юности и будто бы достиг всего, о чём мечтал. Поэтому сейчас задумываться о верности своих мечтаний и сомневаться в них оказалось довольно-таки болезненно.
Стараясь освободить голову от каких-либо мыслей, Джерард Мадьяро не спеша оделся и вышел из покоев. Будучи опытным любовником, никогда не задерживающимся до утра, он заранее договаривался о том, что хозяйский экипаж будет ждать его у дверей столько, сколько потребуется. Не такая большая плата за более чем приятную ночь.
Бесшумно спустившись по лестнице и не встретив никого на своём пути, он открыл массивную входную дверь и оказался на крайне свежем ночном воздухе. Хотя стоял конец непривычно тёплого марта, сейчас воздух был довольно прохладен, и Джерард, зябко поёжившись и спрятав тонкие кисти в манжетах сюртука, быстрым шагом направился к темнеющей рядом карете.
Уже покачиваясь в тепле её тонких, обитых велюром стен, он снова возвращался мыслями к недозволенным фантазиям и неистовому взгляду Фрэнка в опере. Ощущая странное, тянущее чувство внутри, он в который раз пришёл к выводу, что слишком устал. Следует отвлечься хоть немного и сделать что-нибудь для себя. Например, съездить к Шарлотте. Как раз очередной бал намечался через несколько дней. Он надеялся, что его Ангел будет там и вылечит от глупых запретных фантазий. Что сможет затмить собой образ ученика, так ярко вторгшийся в сознание.
Глубоко и устало вздохнув, Джерард прислонился головой к тёмной занавеске, закрывающей окно, и позволил себе задремать.
Глава 11
Весенний, ещё свежий и бодрящий воздух ворвался в лёгкие, когда Фрэнк вышел из Оперы, всё так же сопровождая баронессу под руку с противоположной от Люциана стороны. Их увлекала за собой гомонящая, взбудораженная прекрасной постановкой «Дон Жуана» толпа, и мысленно он ликовал — небольшая давка стоила того, ведь даже посмотреть на этих людей, проснувшихся, увлеченно обсуждающих свои впечатления, было довольно приятно.
Впрочем, не все разговоры велись о только что закончившейся опере. Кто-то выяснял дальнейшие планы, кто-то приглашал провести остаток вечера в салоне, мужчины сзади даже шептались о походе в бордель, но это, скорее, были исключения.
Опера произвела впечатление. Всё-таки австрийские музыканты знали толк в своём деле и показывали высший класс. И это касалось не только восхитительной музыки Моцарта и напряженного сюжета — всё было на совершенно высоком уровне! Декорации, поражающие своей красочностью, реальностью и атмосферой, невероятные костюмы, игра солистов… — ничто из этого не оставило Фрэнка равнодушным. Опера перевернула что-то внутри него, он до сих пор не мог унять учащённое сердцебиение и пребывал в ярко-приподнятом состоянии духа. С мягко изогнутых губ не сходила улыбка, и он то и дело перекидывался светящимися счастьем взглядами с Люцианом, ловя их из-за медных волос высокой причёски Шарлотты. Друг выглядел настолько же довольным и проникшимся, как и сам Фрэнк.
— Похоже, это наша карета, молодые люди? — кивнула баронесса на подъехавший к порядком затоптанной ковровой дорожке экипаж. — Поторопимся.
Внутри Фрэнк устроился напротив Шарлотты, которая тут же приняла более расслабленную позу, склоняя голову на плечо Люциана. Внутри было темно, свет проникал из-за занавесок очень скудно, поэтому угадывались лишь очертания силуэтов да редкие всполохи снаружи выхватывали из темноты то губы, то кисть руки, то глаза в обрамлении ресниц.
На какой-то момент времени Фрэнк будто бы выпал из реальности, увлечённый своим приподнятым состоянием и сумраком кареты в странное место внутри сознания. Ему невозможно остро захотелось, чтобы сейчас напротив него в этой неверной полутьме сидел Джерард, и он бы говорил, говорил с ним, не переставая, обо всём, что почувствовал и подумал сегодня, спрашивал бы что-то, обсуждал, а возможно, даже спорил. Джерард бы улыбался своими четко очерченными, словно острые контуры лесной земляники, губами и снисходительно, немного устало смотрел на него.
А может, они бы наоборот молчали, перекидываясь взглядами, которые были бы красноречивее любых слов, и редкий свет, проникающий из-за кружева ткани на окошке, подсвечивал бы хоть изредка его яркие, чуть подведённые чёрным, даже сейчас соблазняющие глаза.
Но Джерарда тут не было, он ушёл со своим спутником чуть раньше окончания последнего действия, вызвав во Фрэнке бурю негодующих и гневных эмоций.
Фрэнк выпал из своих мыслей, когда на камне колесо подскочило, и экипаж резко подпрыгнул, от чего Фрэнк ощутимо ударился коленом о колено Люциана. Только сейчас он заметил, что они ехали по улице, отчасти заполненной народом с факелами, и этот свет дал хорошо разглядеть напряжённое лицо баронессы, неотрывно обращенное в сторону окна. Люди что-то громко и нестройно выкрикивали, и липкий стыдный ужас поднялся к горлу с самого низа желудка, окутал гортань, с трудом позволяя произносить слова…
— Мадам фон Трир, — кашлянув, начал Фрэнк, но вскоре совладал с оскоминой и заговорил спокойнее, — я видел Джерарда в Опере и в антракте немного говорил с ним. Он передавал вам самые тёплые и лучшие пожелания и сказал, что с нетерпением ждёт встречи и разговора с вами, — Фрэнк не удержался, чтобы не отпустить лёгкую шпильку уверенно сжимающей ладонь его друга баронессе.
Уголки её губ слегка приподнялись, и она кивнула, как бы принимая вызов и предполагая продолжение речи.
— А ещё он очень просил ехать окольными путями, а не через центр Парижа, как обычно. Сказал, что сейчас очень неспокойно, и люди крайне нервно реагируют на одинокие господские кареты, это может быть опасным. Простите, я задумался и не сказал об этом раньше.
Баронесса, не медля, пару раз громко стукнула в окошечко над головой, которое чуть погодя открылось, показывая нижнюю часть лица их кучера.
— Стефан, сворачивай в ближайший пустой переулок и двигайся в сторону Сены, — чётко проговорила она. — Поедем по набережной. И остерегайся скоплений народа.
— Так будет намного дольше, мадам…
— Я понимаю, Стефан. Выполняй.
Окошечко закрылось, и через некоторое время экипаж лихо свернул в пустой и тёмный переулок, направляясь к набережной. Там всегда дул пронзительный, резкий ветер, разносящий запахи выкинутых на берег водорослей и иногда — тухловатой воды, куда стекали все придорожные канавы. Было прекрасно, что он не чувствовался внутри кареты. А главное — здесь почти не встречалось пешеходов.
Сейчас, укрытая тёмной вуалью позднего вечера, раскрашенная редкими огнями уличных светильников, изящно перетянутая изогнутыми мостами, Сена была чудесна и таинственна. Чёрные воды умело притворялись чистыми и бездонными, и смотреть на это великолепие, покачиваясь на мягком сидении, чуть отодвинув в сторону занавеску, было невероятно увлекательно.
Почти везде вокруг висела тишина, лениво покачиваясь от порывов ветра, и редкие прохожие, если и попадались, были без факелов и не кричали.
Они проехали мимо острова Сен-Луи и Сите, где Фрэнк благоговейно затаил дыхание при виде чёрных готических росчерков собора Нотр-Дам на фоне темнеющего неба. Пересекли Сену по мосту Нёф и, как показалось Фрэнку, взяли курс на выезд из Парижа в сторону пригородов.
Шарлотта о чём-то перешёптывалась с Люцианом, и Фрэнк не решался отвлекать их разговорами, продолжая разглядывать проплывающие мимо достопримечательности. Он не очень хорошо ориентировался в столице, потому что редко бывал тут, и смотреть в окно было довольно интересно. Мешало лишь мерное покачивание и лёгкое утомление, пришедшее на смену эмоциональному возбуждению. Не в силах совладать с тяжелеющими веками, Фрэнк задремал, а потом и вовсе сладко, крепко заснул, уронив голову на грудь.
