Наверное, Маргарет прочитала его мысли.
— Отлепляйся от стремянки, пылкий покоритель деревянных лестниц, и марш в свою комнату за чистым бельём. Я приготовлю тебе воду, ты славно потрудился сегодня. Только не вздумай лежать долго — я тоже собираюсь искупаться.
Блаженно улыбнувшись от предвкушения тёплых пенных объятий воды, Фрэнк, шатаясь, пошёл к себе, по пути убрав стремянку в незаметную нишу за портьерой.
****
Как же это приятно! Чтобы почувствовать блаженство от принятия ванны, чтобы ощутить его не только телом, но и всей душой — именно для этого стоит сначала как следует потрудиться.
Фрэнк лежал в белых облаках душистой розовой пены, раскинув руки на фаянсовых бортиках и отбросив голову назад. Впитывая горячие, ласкающие тело прикосновения воды, он чувствовал, как натруженные мышцы расслабляются, размякают, как всё меньше и меньше хочется двигаться и даже думать.
Глубоко вдохнув, он сполз вниз и оказался полностью под водой. Сейчас он ощущал себя этаким маленьким мальчиком, совершенным ребенком, чей труд неожиданно оценили по достоинству и в награду разрешили полакомиться каким-нибудь редким вареньем, что обычно стояло в банке на самой верхней полке шкафа и, хоть и дразнило постоянно своим стеклянным боком, было совершенно недоступным.
Внезапно в голове возникла чрезвычайно наглая и прекрасная в своей простоте идея. Вынырнув и отфыркавшись, Фрэнк восстановил дыхание и ухватился за мысль, развивая, обдумывая, поворачивая варианты исполнения и так, и этак…
Не зря говорят, что в период сомнений и душевных терзаний, каких-либо раздумий очень полезно поработать руками, а не предаваться унынию — физический труд приводит человека в порядок, а мысли идут своим чередом, зачастую приводя к верному решению. На самом деле так и вышло. Весь день Фрэнк, не прерываясь, размышлял над словами наставника. Над тем, что его реакции слишком импульсивны и открыты, что нужно учиться держать себя в руках. Это было так правильно, и не менее от этого обидно: Фрэнк не ждал, что учить его будут стандартными методами и не за партой, но к таким подлым приёмам оказался попросту не готов.
И сейчас, разворачиваясь во всей красе, перед ним вырисовывался план, как продемонстрировать умение владеть собой и одновременно с тем преподнести ответную шпильку Джерарду. В его затее не было злости или жажды мести. Просто хотелось сделать что-то такое, что выведет, наконец, наставника из так хорошо удававшегося ему спокойствия и безразличия, заставит его хоть как-то отреагировать на происходящее. Всё теперь зависело только от аккуратности исполнения задумки и артистичности Фрэнка.
Улыбнувшись, он ещё раз прокрутил перед внутренним взором все детали спонтанно придуманного представления и вспомнил о том, что Маргарет просила не засиживаться. Вода после него была ещё вполне сносная и тёплая, а мыться друг после друга или после хозяина в поместье было в совершенной норме вещей — не господа какие-нибудь. Быстро вспенив волосы и ополоснув их, он выбрался из ванной, вытерся полотенцем и надел чистые, принесённые из комнаты вещи. Осталось найти Маргарет и попросить её об услуге.
Что может быть странного в том, что он просто намекнёт испечь на завтрак круассаны с заварным кремом?
Случайно поймав в коридоре спешившую наверх, в ванную, раскрасневшуюся Маргарет, он договорился о завтраке. Затем, приведя себя в порядок, с удивлением обнаружил, как за окном стремительно темнеет, а тяжёлые гардины густо-лилового цвета только ускоряют приход очередного весеннего вечера. Сегодня на солнце было очень тепло, и он работал днём в саду в одной рубашке и накинутой по совету Маргарет — «береги спину с юности, Франсуа, а то будешь как Поль — в пятьдесят семь ни на что не годной развалиной» — стёганой жилетке. Он прошёлся по анфиладе переходящих друг в друга комнат, приоткрывая в каждой окна, чтобы весенний воздух, уже слегка остывший к вечеру, начал неспешно проникать внутрь помещений.
До ужина оставалось около получаса, и Фрэнк решил немного почитать— под подушкой его постели были припрятаны рукописные листы с творчеством маркиза Де Сада. Стоит ли говорить, в чьей библиотеке было найдено сие творчество? Люциан сказал, что баронесса не будет против, более того — даже вряд ли заметит, что кто-то брал их читать. И засмущавшийся Фрэнк пообещал вернуть запрещённую и очень редкую литературу на место как можно скорее. Ему было интересно, чьи это строки и почерк — иногда он даже позволял себе фантазировать, что читает оригинал, хотя, конечно, это было не так.
— Франсуа, скорее спускайся ужинать! — приглушённо донеслось снизу от лестницы. Видимо, Маргарет прокричала это очень громко, так как даже прикрытая дверь его спальни не стала помехой её мощному, когда это требовалось, голосу. Фрэнк зачитался и опять потерял счёт времени. Выходя из комнаты, он оглядел себя в большое, в полный рост, настенное зеркало и, решив, что его вид вполне сносен, спустился в малую столовую.
Все уже были тут, и даже Джерард, выглядевший чрезвычайно усталым, сидел за столом, поставив на него локти и сплетя тонкие кисти в замке. Он периодически потирал глаза подушечками больших пальцев, и Фрэнк сразу понял, что тот не отрывался от своей работы с самого утра.
Ещё занимаясь уборкой с Маргарет, они изредка проходили мимо его кабинета, сознательно и не сговариваясь стараясь двигаться как можно тише. Хозяин периодически метался из своей спальни в библиотеку и обратно, и в проёме приоткрытой двери кабинета было видно, как он, сосредоточенный и окруженный различными бумагами и сломанными гусиными перьями, что-то вычерчивает на листах. Он выглядел напряжённо размышляющим, и иногда до них доносились отрывистые слова ругательств, тихо и в сердцах сказанных на итальянском. Джерард явно разрабатывал какой-то план, перед очередной крупной авантюрой он всегда несколько дней проводил именно так — раздумывая, черкая какие-то таблицы и выводя возможные варианты комбинаций, комкая один лист и кидая его в угол комнаты, а потом с горящими глазами принимаясь за другой.
Фрэнк однажды видел, как наставник, тихо ругаясь, ползал на коленях в довольно большой куче скомканных листов, разворачивал их, снова комкал, видимо, никак не мог найти нужный и выброшенный по ошибке. И именно такого хозяина было лучше не трогать: и чтобы не раздражать ещё больше, и чтобы, не дай Бог, не спугнуть какую-нибудь гениальную идею, вдруг собравшуюся посетить его светлую голову.
— Фрэнки, ты приготовил отчёт по делам поместья? — совершенно неожиданно спросил Джерард в конце ужина.
«Господи, отчёт!!!», — внутренне взвыл Фрэнк, в свете многих последних событий совершенно потерявшийся во времени. Он искренне надеялся, что внешне остался достаточно невозмутимым, он хотя бы не подавился чаем — и это уже немало значило.
Три пары глаз устремились на него, одна — выжидающе, и ещё две — сочувствующе. Хозяин сейчас был подобен королевской кобре. Пока ты не делаешь резких движений и не выводишь её из зыбкого, ненадёжного транса — всё в порядке. Но стоит хоть как-то потревожить существо — и сложно предположить, чем это может закончиться. Хотя Фрэнк искренне верил, что вряд ли чем-то хорошим.
Поэтому он легко улыбнулся одними кончиками губ (внутренне его уже била дрожь, потому что он никогда — никогда прежде! — не врал своему наставнику, глядя в глаза с таким невинным видом) и уверенно, очень мягким голосом произнёс:
— Ещё вчера вечером закончил, — и, мысленно перекрестившись и решив идти ва-банк, кинулся в омут с головой: — Ознакомитесь сейчас?
Удовлетворённо хмыкнув, Джерард взял ещё одно овсяное печенье и захрустел им.
— Нет, не сегодня. Я слишком устал, а завтра после обеда снова еду в Париж — мне до безумия не хватает некоторой информации, — раздосадованно вздохнул он. — Возможно, мне придётся ночевать во дворце, — «Или где похуже», — не удержался от противной мысли Фрэнк, — но я вернусь как можно быстрее — нет времени медлить. Уже очень скоро я введу тебя в курс дела, и тебе так же нужно будет усиленно поработать, для начала — головой. Поэтому постарайся, чтобы к этому моменту не было никаких незаконченных посторонних дел, я послушаю твой отчёт сразу же, как вернусь из столицы, будь готов.
