Адолин широко улыбнулся.
– Но, – продолжил Далинар, вскинув палец, – у меня есть требование. Я издам приказ – заверенный главной из моих письмоводительниц и засвидетельствованный Элокаром, – который даст тебе право сместить меня, если мое состояние будет вызывать серьезные опасения. В других лагерях об этом не узнают, но я не стану рисковать, позволяя себе сойти с ума до такой степени, чтобы меня невозможно было устранить.
– Хорошо, – согласился Адолин, подходя ближе к отцу. В холле они были одни. – Это я могу принять. С условием, что ты ничего не расскажешь Садеасу. Я по-прежнему ему не доверяю.
– Я не прошу тебя ему доверять, – сказал Далинар, открывая дверь в свои покои. – Ты просто должен предполагать, что он способен меняться. Садеас когда-то был другом и, думаю, снова может им стать.
Холодные камни духозаклятой комнаты как будто удерживали весеннюю свежесть. Лето все никак не желало приходить, но, по крайней мере, зима тоже не началась. Элтебар пообещал, что и не начнется, – но обещания бурестража неизменно сопровождались множеством оговорок. Воля Всемогущего загадочна, и знакам не всегда можно было верить.
Далинар привык к бурестражам, хотя в те дни, когда они получили известность, отказывался от их помощи. Никто не должен заглядывать в будущее или предъявлять на него права, ибо оно принадлежит только самому Всемогущему. И князь Холин все время удивлялся тому, как бурестражи занимались своими изысканиями, не умея читать. Они заявляли, будто не умеют, но он видел их книги, заполненные глифами. Глифы не предназначались для использования в книгах; они были картинками. Мужчина, который ни разу их не видел, все равно мог понять, что значил тот или иной глиф, исходя из формы. Поэтому толкование глифов отличалось от чтения.
Бурестражи делали множество вещей, от которых люди чувствовали себя неуютно. К несчастью, эти самые вещи были весьма и весьма полезны. Знать, когда может разразиться Великая буря, – что ж, перед таким искушением мало кто устоит. Хотя бурестражи нередко ошибались, гораздо чаще они оказывались правы.
Ренарин присел возле очага, изучая фабриаль, который там установили для обогрева комнаты. Навани уже прибыла. Она сидела за приподнятым письменным столом Далинара и писала письмо; когда он вошел, вдовствующая королева рассеянно махнула пером в знак приветствия. На ней был фабриаль, который Далинар уже видел на пиру несколько недель назад: многоногое устройство, прицепленное к плечу, поверх рукава фиолетового платья.
– Отец, я не знаю, – проговорил Адолин, закрывая дверь. Похоже, он все еще думал про Садеаса. – Мне безразлично, слушает он «Путь королей» или нет. Он это делает лишь для того, чтобы ты уделял меньше внимания битвам на плато и чтобы его клерки могли делить светсердца выгодным для него образом. Он тобой манипулирует.
Далинар пожал плечами:
– Светсердца вторичны. Восстановление прочного союза с ним стоит любых затрат. В каком-то смысле это я им манипулирую.
Адолин вздохнул:
– Ну ладно. Однако я все равно буду следить за кошелем, когда он рядом.
– Просто попытайся его не оскорблять. Еще кое-что. Я хочу, чтобы ты уделил особое внимание королевской гвардии. Если там имеются солдаты, которые совершенно точно верны мне, назначь их охранять комнаты Элокара. Его слова о заговоре меня встревожили.
– Но ты ведь в них не поверил.
– С его доспехом и впрямь случилось что-то странное. Весь этот бардак воняет, как кремслизь. Может, я зря забеспокоился. Но пока что просто окажи мне услугу.
– Вынуждена заметить, – многозначительным тоном произнесла Навани, – что я не уделяла Садеасу должного внимания, когда ты, он и Гавилар были друзьями. – Она завершила письмо росчерком.
– Он не связан с попытками убить короля, – сказал Далинар.
– Почему ты так уверен? – спросила вдовствующая королева.
– Потому что это на него не похоже. Садеас никогда не желал королевского титула. Будучи великим князем, он обладает большой властью, но всегда может возложить вину за масштабные ошибки на кого-то другого. – Далинар покачал головой. – Он никогда не пытался сместить Гавилара с трона, а с Элокаром его положение даже улучшилось.
– Потому что мой сын – слабак, – бросила Навани без намека на обиду.
– Он не слабак! – возразил Далинар. – Ему не хватает опыта. Но да, из-за этого положение Садеаса сделалось идеальным. Он говорит правду – Садеас выпросил себе пост великого князя осведомленности, потому что очень сильно хочет узнать, кто пытался убить Элокара.
– Машала, – заговорил Ренарин, использовав формальное обращение к тетушке, – для чего предназначен этот фабриаль на твоем плече?
Навани глянула на устройство с лукавой улыбкой. Далинар понял, что она надеялась услышать этот вопрос от кого-то из них. Он сел в кресло; вскоре должна разразиться Великая буря.
– О, это? Это один из больриалей. Давай я тебе покажу. – Она подняла защищенную руку, отстегнула зажим, который удерживал когтеобразные лапки устройства, и протянула его Ренарину. – У тебя что-нибудь болит, дорогой? Может, ты ушиб палец или поцарапался?
Он покачал головой.
– Я потянул мышцу в руке, когда готовился к дуэли, – сказал Адолин. – Ничего серьезного, однако она болит.
– Иди-ка сюда, – позвала Навани.
Далинар ласково улыбнулся – играя с новыми фабриалями, мать короля всегда становилась очень искренней. В такие редкие моменты можно было увидеть ее настоящей, без притворства. Это была не Навани, мать короля, или Навани, политик и интриганка. Это была Навани, мастер инженерного дела, охваченная радостным возбуждением.
– Сообщество артефабров творит удивительные вещи, – объяснила Навани, когда Адолин протянул руку. – Я особенно горжусь этой штучкой, потому что помогла ее создать. – Она прижала устройство к кисти Адолина, завернула лапы-когти вокруг ладони и надавила на зажим.
Адолин поднял руку, покрутил ею:
– Не болит.
– Но ты ее по-прежнему чувствуешь, верно? – заметила Навани с удовлетворенным видом.
Адолин потыкал в ладонь пальцем другой руки:
– Никакого онемения.
Ренарин заинтересованно наблюдал, устремив на них любознательный взгляд сквозь очки. Если бы его можно было убедить сделаться ревнителем… Стал бы инженером, если бы захотел. Но он отказывался. Далинар всегда считал его отговорки неуклюжими.
– Оно выглядит громоздким, – заметил князь.
– Ну, это ведь всего лишь ранняя модель, – пояснила Навани, оправдываясь. – Я дорабатывала одно из жутких творений Длиннотени и не могла позволить себе такую роскошь, как усовершенствование формы. Мне кажется, у нее большой потенциал. Только представьте себе – на поле боя с помощью нескольких таких штук можно облегчить боль раненых солдат. А если она будет в распоряжении лекаря, ему не придется беспокоиться о том, что пациент испытывает боль в ходе операции.
