Савёлов встал и подошёл к окну:
- А ты страшная женщина, Ольга Николаевна! – наконец выговорил он. – С тобой ссориться опасно!
Олька расплылась в довольной улыбке:
- А вы не ссорьтесь, шеф. И всё будет на мази!
***
Олька оказалась пророчицей. Изольда через три недели, отдав всё в руки своих замов, укатила вполне себе официально на конференцию в США, в реальную и давно запланированную двухнедельную командировку. А потом уже, сразу, плавно перейдя из командировки в очередной оплачиваемый отпуск (тоже давно подписанный и утвержденный высоким департаментским начальством), посетила университетскую клинику Цюриха, а заодно и Мюнхенскую городскую больницу, так как там совсем недалеко: всего триста километров на машине. А из Германии она планировала поехать сначала в Вену, а потом на несколько дней – в солнечную Италию. В общем, мадам Гаарен училась, отдыхала, развлекалась. Всего– пять полных недель.
И.о. главврача, милейшая Галина Викторовна, на которую свалился серьёзный управленческий груз, пребывала в «ахере». Перед отъездом Изольда Юрьевна дала ей очень чёткие, очень понятные инструкции:
- Пусть Гродинка гребётся с этим проектом, Галь, как хочет. Не лезь и даже не вникай! Нас не должны волновать никакие их проблемы и вопросы. Главное, чтобы они поставили всё оборудование по контракту и в оговоренный срок! Строго! И чтобы никаких аналогов в поставках! А то знаю я их! Накупят нам Китая! За этим проследишь жёстко! Пусть Миша проверит каждую детальку! Каждую!
После отъезда больничной богини Галина Викторовна ещё пыталась действовать по инструкции. Но когда пошли звонки и письменные запросы из мэрии, из областных департаментов: здрава, строя, финансов и т.д., она попыталась дозвониться до Изольды. Но мадам Гаарен, нарисовавшая в своём воображении совсем другую картину замовских затруднений, рявкнула на неё:
- Если ты не можешь решит ни одну из проблем самостоятельно, Галь, тогда зачем ты мне вообще сдалась? – и бросила трубку.
А Галина Викторовна, смирившись с тем, что попала между молотом и наковальней, принялась рулить на свой страх и риск. А так как она была человеком ещё советской закалки, то с уважением относилась ко всем, кто делал свою работу качественно и с душой. И потому Завирко, начавшая «партизанить» прямо с первого дня, делая «косметику» в дальних ординаторских, таких, где Изольда Юрьевна появиться не могла, теперь, не ограниченная никем, «брушила» по-стахановски. И больница пребывала в мощнейшем удивлении от скорости строительных работ и размаха.
Олькина придумка с бывшей Тимохиной командой, которую Завирко провернула прямо в день Изольдиного отъезда в США, сработала так, как никто не предполагал. А лучше! Дело в том, что Олька отослала в Гамбург смонтированный городским ТВ сюжет о слаженной работе юношеской команды по хоккею в разрушенном больничном конферен-зале, как подтверждение правдивости своих слов, что вся прибыль с той скидки, что она просит, пойдёт на доброе дело. Но Гамбургское начальство оказалось из бывшего ГДР и так прониклось этой историей, что решило выделить в качестве доброго жеста всю начинку для зала бесплатно, в рамках ежегодно выделяемого благотворительного бюджета. И сразу дало указание в московский офис. Там, конечно, попытались юлить: всё-таки такая сумма с продаж срывается, но Завирко «выгрызла» у них буквально за неделю весь положенный груз.
Шум от Олькиных действий в группе в ВК, где велась ежедневная выкладка «благотворительно» отремонтированных больничных помещений и где каждый день появлялись маленькие интервью с красавцами хоккеистами (Олька их наделала штук двадцать, не меньше), стоял по всему городу. Ведь фанаток и фанатов у мальчишек было много. И к «реконструкции» городской больницы вскоре подключился местный король лако-красочных изделий, владельцы четырех павильонов линолеума и других покрытий для пола с местной ярмарки, а также глава мебельной фабрики. Помощи они оказали не так уж и много, по чуть-чуть, но в купе с другими действиями Гродинки, получилось мощно! Так что Завирко подняла на уши весь город.
Роману Владимировичу и Альберту Ивановичу осталось только вносить верные акценты в понимание высоким городским и областным начальством сложившейся ситуации. А в этом они тоже были профи. Но покрутиться пришлось, потому что не любят чиновники шума. Ох, не любят!
Но в итоге Олька из опасного больничного проекта выходила не только победительницей, а ещё почти с полуторной суммой дохода. За восемь недель проект областной больницы был завершен. И растерянная такой невероятной скоростью исполнения, проверившая лично всё поставленное в рамках контракта оборудование, Безредкова Галина Викторовна исполняющая обязанности главного врача, подписала и акт приёмки, и счёт – фактуру, и все накладные…
И только Изольда Юрьевна, поставившая весь окружающий мир, кроме любимого сына, в игнор, наслаждалась Европой и тишиной.
Глава 24. Сильная, смелая, как лебедь белая...
Идя привычными коридорам родной больницы, Изольда Юрьевна ощущала себя странно. Она ощущала себя глупой, мелочной и недалекой. Такое себе открытие для женщины, с ранних лет верившей в собственный ум! А ещё – она впервые за долгие годы чувствовала себя удивлённой и взволнованной. По-хорошему взволнованной. Вот привычные серые коридоры своей больницы. Но только поворот – и сразу целый мир – красивый, строгий, элегантный. И вроде бы ничего особенного: тот же серый цвет больничных стен, но в странном, хаотичном переходе от насыщенного к светло-жемчужному, и этот переход кое-где подчёркнут простыми, тоненькими линиями, миллиметров в пять, сдержанно сиреневого, белого, салатового, розового, голубого цветов. Тоненькие линии совсем. На каждой, свежевыкрашенной стене – свои. По две-три линии. Но совсем другой вид! Совсем! И Гродинская эмблемка, объёмная, словно растворённая в сером. Еле заметная. Но видимая глазу. Не портящая, а подчеркивающая шик, словно роспись гения на полотне. Никто не спутает: здесь работала Гродинка. Потому что рядом такая же элегантная ординаторская, что «сделана под ключ». Или процедурная, которой тоже повезло. Или операционный блок с восстановленной входной группой. Что уж говорить о конференц-зале…
А потом поворот – и снова привычная серость и убогость, которая на фоне гродинских изменений, выделялась резче и уродливее.
И ведь не выдашь теперь изменения в больнице за свой «самиздат»! Не выдашь! Как ни изворачивайся! Слишком гродинская пиар-группа постаралась, оставила в ВК и в истории города подробнейший отчёт! Да и закрашивать гродинский «экслибрис» на стенах Изольде Юрьевне не позволяла совесть, что всегда была её ахиллесовой пятой в этом беспринципном мире российской чиновничьей аристократии. Понятие о человеческой порядочности – было тем немногим, что сохранилось в её душе, вложенное идейными родителями-коммунистами, всю свою жизнь отдавшими родной стране.
В общем, обскакала её эта гродинская девчонка! Обскакала! И это нужно было признать. Изольда Юрьевна подошла к последней на этом этаже окрашенной стене и провела рукой по гладкой поверхности, отмечая также ровный, идеально сделанный полукруг из тонких цветных линий.
- И как она это провернула? – спросила тихо сама у себя мадам Гаарен.
- Я сделала из листового ПВХ с электризованным краем четыре стеновых шаблона, как в детских раскрасках. Если работать каскадом сразу четыре стены, то получается быстро и очень качественно. И с работой может справиться даже не совсем квалифицированный кадр, так как окраска идёт валиком.
Не ожидавшая ответа, Изольда Юрьевна резко повернулась. У поворота к выходу из приемного отделения стояла Олька. Такая же, как и тогда. В кабинете. Даже джинсы те же самые. Похудела немного... А так... Прежняя... В руках документы, на которых опытный взгляд мадам Гаарен сразу выхватил подпись и.о. главного врача.
- В бухгалтерии были? И у зама?
- Да… Была. Последние подписи ставила.