***
Подъезжала Завирко к первому корпусу на такси. Шлагбаум привычно пропустил машину, и она, лихо объехав припаркованные докторские авто, с ветерком подвезла Ольгу Николаевну в аккурат к приемному отделению, забыв спросить, к какому входу ей нужно. По старой таксистской привычке… Раз в больницу – значит, больной.
Завирко поморщилась, оглядывая старенький, обшарпанный вход, вспоминая, как скорая три года назад привезла её сюда с маточным кровотечением…
И даже сейчас, от одного взгляда на это монументальное, грязно-серое здание у неё неприятно кольнуло сердце. Занывшее прошлой болью. Даже сейчас, спустя три года, ей трудно было здесь находиться. Но Ольга Николаевна выпрямила спину и стянула льняные локоны в низкий хвост, чтобы не мешались. И шагнула вперёд. С любыми страхами так и нужно встречаться: лицом к лицу.
***
Никакого «Постинора», конечно, не стала пить Олька. Ни в тот самый, наполненный любовью и светом день, ни после… В ту ночь, когда её клыкастый принц уже мерил шагами Невский проспект, приснилась Завирко новогодняя ёлка с яркими шариками, высокая старая табуретка возле и мальчонка лет трех, светленький, маленький, в шортиках и смешных, бело-рыжих кошачьих ушках на голове.
Он сидел на табуретке и сильно болтал худенькими ножками, не достававшими до пола. Увидев Олю, он улыбнулся ей щербатым ртом и спросил, с трудом выговаривая некоторые буквы:
- Я к тебе сичас плиду? Плиду! Здёс? Или не здёс?
- Жду, котёнок… Приходи! – кивнула ему Оля, внутренне сжимаясь и всерьёз во сне опасаясь, что мальчишечка раскачает табуретку своими крохотными ножками и упадет. Уж очень неудобно, на самом краешке он сидел.
А когда спустя ровно две недели идеальный Олькин цикл не случился, Завирко сходила в аптеку и купила тест на беременность, обещавший дать верный результат в первый день задержки.
Родители приехали их деревни, и Завирко, посадив всю семью вечером под абажур, сообщила, скупо цедя слова:
- У меня будет ребенок. Без мужа. Без штампа. Аборт делать не буду. Если буду мешать, буду обузой, уйду. Проживу одна.
А сама отвернулась, ожидая чего угодно…
- Что ты! Что ты! Доченька! – всплеснула тогда руками мать! – Да разишь твоё дитё могёт быть обузой! Вырастим, доча! Тарелки супа что ли не найдётся для дитёнка?! Одёжки всякой – полно! Ничего! Вас вырастили, и его тоже! А что без мужа. Так кому какое дело! К тому ж, мужик он потом… приложится, коли тебе нужно будет.
- Дык и ничего, Лёлюшка! – обрёл голос отец. – И не удумай ничего! Наш он теперича! Завирко, значится! Николаевич будет! – и обнял Ольку.
А она вдруг заплакала. От счастья. Потому что хоть и непутевая у неё, но была семья, самая что ни на есть настоящая! И мама, и папа! А Олеська с Оксанкой только фыркнули! И засмеялись. А потом кинулись Лёлю обнимать. Чтобы их Лёлюшка не плакала…
Глава 22. Ты узнаешь её из тысячи. По словам, по глазам, по голосу...
Олька сидела в приемной главврача Изольды Юрьевны Гаарен и уже полчаса ожидала аудиенции. Из кабинета доносились радостные, расслабленные голоса, смех, иногда было слышно, как двигалась мебель и звенело что-то похожее на бокалы. Совещание в самом разгаре! Осталось только стол под танцами сломать!
Сидевшая в приёмной за компьютером секретарша старалась не отрывать глаз от монитора, чтобы не было повода лишний раз что-то объяснять посетительнице. Так неприятно чувствовать себя виноватой, когда начальство, назначив встречу, не торопится, заставляя людей ждать. Олька хмыкнула про себя: видимо, девочка недавно на должности, Ирку Шапутко таким простым действом, как «незапланированное совещание начальства» из себя не вывести, а о том, чтобы чувствовать себя виноватой – и подавно.
Поэтому Олька вообще старалась не производить лишних звуков, дабы не травмировать нежную психику секретарши, но девочка всё равно нервничает, оглядываясь на мирно и спокойно сидевшую Завирко, и виновато улыбается, прежде чем погрузиться снова «в пленительный мир сводок, цифр и отчётов», совсем, как у Рязанова в «Служебном романе». Да! Эх, жаль, что главврач не мужчина! Тут не выставишь стройную ножку в разрезе, чтобы ускорить решение сложных производственных вопросов. Жаль!
Завирко умилялась Изольде Юрьевне. Ведь, прежде чем выехать, она созвонилась с больничным начальством и уточнила время. Более того, получила искренние заверения в том, что её с нетерпением ждут. И вот теперь Завирко протирает свои новенькие джинсы на приёмном диване не первой свежести. Хорошо, что Олька по давней привычке приехала с ноутом и теперь, открыв его, лихо печатала в нём варианты замены прописанного в договоре оборудования на дешёвые аналоги, чтобы выкроить деньги на ремонт. Получалась вполне приличная сумма. Всё-таки ценовой разрыв между немецкой и китайской техникой позволял творить в бюджетной сфере строительные чудеса. Главное, чтобы Изольда потом приёмку подписала. Ну или кто там за неё…
- Может, я с завхозом вашим лучше встречусь, мне всё равно с ним контактировать больше, чем с мадам Гаарен. Где у него кабинет? – спросила Завирко нервничавшую секретаршу, когда время ожидания уже составило более сорока минут.
- Сергей Иванович сейчас тоже там, – кивает нервно девочка на дверь.
Бедная! Она так долго не продержится! И Завирко, закончив с ценовыми прикидками, открывает на ноуте бродилку и начинает играть. Ведь сегодня она совершенно свободна.
Неожиданный звонок отрывает Ольку от бестолкового времяпрепровождения. Это звонит на её крутой мобильный Тимоха из Москвы и кричит своим новым, сипло-басовым голосом в трубку, что ждёт Лёлю на первый матч молодежной лиги и что уже сделал ей пропуск на игру. Поинтересовался даже, на какой поезд ей купить билеты. Олька чмокает брата в трубку и улыбается. Гордость за него, за то, какой умный и заботливый он вырос, сразу поднимает ей настроение. Нет ничего лучше на свете, если в семье вырастают такие добрые, такие искренние, такие самостоятельные и чудесные дети. Спустя пять минут звонит Олеська, чтобы тоже похвастаться: её работу в художке отправляют на конкурс. И Завирко чувствует, что жизнь прожита не зря и в воображении представляет себя многодетной матерью, которой президент сейчас вручает под бурные аплодисменты в Кремлевском зале медаль. Какая тут Изольда Юрьевна со своим высокомерно-чиновничьим коленкором!
Наконец, спустя почти час ожидания, дверь в кабинет больничной богини открывается и оттуда вываливается человек десять. Не меньше. И все с признаками легкой степени алкогольного опьянения. На столе в проёме двери видна полупустая бутылка французского коньяка, а под столом – ещё три, выпитых до донышка. «Скромно так посидели, – хмыкает про себя Олька, – примерно по двести граммов на человека».
Изольда Юрьевна, розовощекая и жирногубая, царственно появляется в дверях кабинета, ловит ироничный Олькин взгляд и сразу строго спрашивает, пытаясь прикрыть за собой максимально дверь:
- Алина! Почему посторонние в приёмной?!
- Это из Гродинки, Изольда Юрьевна, – выдавливает из себя перепуганная девушка, – им же назначено было…
- Как из Гродинки?! – натурально удивляется мадам Гаарен, и Олька ей почти верит, настолько искренне звучит её негодование. – Почему мне не доложили!
И секретарша покрывается с ног до головы краской, а потом испариной. Она уже даже не пытается возражать, видимо понимая, что больничная богиня уже нашла козла отпущения в её лице.
Ольга встает, неторопливо откладывая ноубук на диван, и протягивает мадам Гаарен первая, вопреки нормам этикета, руку, представляясь:
- Завирко Ольга Николаевна, проект-менеджер Гродинки.
Изольда Юрьевна молчит, но руку спустя мгновение пожимает:
- Простите, – мило улыбается она, – но у меня сейчас уже совсем нет времени. Давайте встретимся завтра.
- Давайте, – покладисто соглашается Завирко, – завтра как раз вы представите меня своему завхозу, а сегодня…– и она делает небольшую паузу, – сегодня мы обговорим первые, базовые принципы нашей с вами совместной работы.
