озеру, русские разведчики во всех подробностях просматривали Приладожье и Невское поморье. Искали гавани, подсчитывали расстояния, нащупывали подходы к шведским бастионам.
Уходящим в разведку Петр самолично либо через воевод указывал, «чтобы побывал в Орешке, и буде в него нельзя, хоть возле его. А место тут зело нужно: проток из Ладожского озера в море… и зело нужно ради задержания выручки».
Накануне штурма Нотебурга это стало делом первостепенным — задержать выручку осажденным, не дать врагу внезапно подбросить подкрепление. Крепко памятно было, как под Нарвой неожиданно появившиеся резервы дали победу шведам и вырвали ее из рук русских.
Нельзя было упускать из виду подступы к месту боя.
Таким важнейшим подступом было Ладожское озеро.
Кому могло прийти в голову, что крохотное суденышко, бороздящее озерные воды, несло трудную боевую службу, а две пары неусыпно бодрствующих глаз были глазами русской армии?
Окулов и Щепотев решили, что будут выдавать себя за рыбаков. Попович хорошо знал язык карелов, издавна населяющих этот край. Приладожье было его родиной, а на родине каждое дерево и каждый камень помогают…
Окулов спросил сержанта, приходилось ли ему бывать в Новгороде.
— Бывал, и не раз, — ответил Михайла Иванович.
— Значит, ведома тебе и святая София под золотыми маковками?
— Ведома.
— А видел ли ты Сигтунские врата?
— Ворота как ворота, только железные, — высказал свое мнение Михайла Иванович. — Чего ты их вспомнил?
Тимофей не сразу ответил. Он смотрел, как меркнут вечерние краски, высвеченные уходящим солнцем. Горячая ярь переходила в пепельный цвет, похоже — угли в погасшем костре…
Было у Ладожского озера, называемого в Несторовых летописях Нево[1], еще одно старинное имя, данное карелами — Вением мери, Русское море.
Необозримые просторы Ладоги, ее бурные воды стали школой русской морской славы. Здесь в далекие времена впервые столкнулись русские и шведские корабли. Пираты под бело-голубым крестовым флагом приходили грабить ладожские села. Отсюда шведы возвращались с добычей, в трюмах фрегатов — пушнина, холсты, на палубах — связанные полонянки.
У мирных жителей Приладожья не было иной защиты, кроме русского войска на ладьях. Кровавые бои с неслыханным ожесточением разгорались на озере-море.
Из столетий долетела молва о том, как тысячи новгородских ладей преследовали шведскую судовую рать, которая выжгла все западное побережье озера. Шведы бежали в Неву и, по преданию, «заковали ее в цепи».
Тогда русские высадились на берег и стали валить сухой сосновый лес. Из тех сосен связали огромные плоты. Зажгли их и пустили по течению. Пылающие плоты бились о железные цепи, протянутые от берега к берегу реки. Высокое пламя отражалось в воде, где, стоя в рост на судах, дрались русские и шведы.
Многие битвы на Ладожском озере́ сохранились в памяти народной. В скандинавских сагах поется о том, как много веков назад рыцари короля Эрика напали на Гардарики[2], разорив окрестности Альдейгобурга — Ладоги.
Русский летописец в 1164 году писал: «Придоша свее под Ладогу, пожогша ладожане хорома своя, а сами затворишася в граде…». На помощь подоспела дружина из Новгорода. Врага гнали через все озеро. Шведский флот насчитывал полсотни судов. Больше сорока были захвачены либо потоплены.
Спустя несколько лет отважные русские морепроходцы решили проучить врага. На озере были собраны суда, оснащенные для дальнего плавания.
Они вышли в Варяжское море, обогнав тревогу, поднятую пограничными кордонами. Русские с боя взяли древнюю столицу Швеции — город Сигтуну.
По преданию, Сигтунские ворота были с торжеством привезены в Новгород и прилажены к белым стенам Софийского собора.
Напрасно сержант Щепотев сказал о них — «ворота как ворота». Поистине то было одно из чудес света. Ковка — немецкая, магдебургская. Сбоку от створов — звериные морды, зажавшие в клыках тяжелые поручни. Все огромное поле — в дивном узоре. Трудно поверить, что кузнечным молотом и в литейной форме можно с таким искусством сотворить из металла лики и целые сцены священного писания. Внизу же, то ли кощунственно, то ли прославления ради, выкован портрет простого человека с молотом и клещами в руках. Над головой — надпись: «Мастер Авраам». Скорей всего, новгородский умелец, собравший на месте Сигтунские врата, хотел сказать: такое чудо и нашим рукам доступно запросто.
С тех пор кто ни приедет в Новгород, любуется прекрасными воротами, старинным трофеем российских побед…
— Ведаешь ли, Михайла Иванович, кто показывал мне этот трофей в Новгороде? — спросил Окулов Щепотева. — Полковник Иван Тыртов, покойный друг мой — вот кто. Не знаю в точности, тем ли путем ворота из Сигтуны попали в Новгород, так ли оно все было, как рассказывал полковник Иван. Но древние деды наши говорят — так… Тыртов ведь сам из новгородских. Прошлую зиму мы с ним вместе по детинцу ходили. А нынешним летом я на его шняве знатцом плавал…
Сержант Щепотев, услышав известное по всему Приладожью имя Тыртова, насторожился. Михайла Иванович не сводил глаз с ладожанина, увлеченный его рассказом.
…Было это не века назад, а в позапрошлом месяце. «Плавной караван» полковника Ивана Тыртова первым схватился с врагом, когда еще петровское войско только стягивалось к Ладоге.
На озере разбойничала эскадра адмирала Нумерса. Каждый год ранней весной она приходила из Выборга и уходила поздно осенью. Так было и нынче. «Шведский вице-адмирал Нумерс, — сообщалось по русской армии, — с шнявами и большими ботами, в 5 судах, ходил на Ладожском озере от Кексгольма и от Орешка для разорения по берегам Ладожского озера наших сел и деревень и монастырей».
Во время этого набега нападающим пришлось самим защищаться. Эскадра Нумерса столкнулась с тыртовским «плавным караваном», который насчитывал тридцать ладей.
«И сошлись с оным вице-адмиралом, — говорилось в том же сообщении, — на озере в тишь, и имели бой, на котором бою, хотя оный полковник от неприятеля из пушки картечем и убит, однако ж наши люди из тех шкут шведских 2 сожгли, 1 потопили, 2 взяли».
— Стоял я тогда у кормила, — рассказывал Тимофей сержанту, — полковник упал на мои руки. Картечь пробила ему грудь… Слабым голосом Тыртов попросил поднять его. Двое солдат держали его, не давали упасть. Он командовал абордажем до последней минуты… Увидел, как горят шведские шкуты, увидел лодку, удиравшую на полудюжине весел. Успел прошептать: «Это Нумерс… Уходит, уходит…». Больше мы не слышали ни слова…
— Геройская смерть, — тихо, как будто боясь разбудить спящего, проговорил сержант.
— Теперь наша с тобой забота, — сказал Окулов, — дознаться, куда подевался этот самый Нумерс…
Ночи на озере бывают тихие, с легким береговым ветерком. Тимофей показал Щепотеву, как держать парус, а сам натянул на себя тулуп и улегся
