площадку.
– Да не стоит.
– Нет, я настаиваю, Паш, а то нехорошо получается. Как я могу с удовольствием есть мороженое, зная, что ты о нем тоже мечтал и… Простите, а вы куда?
Старушка деловито везла свою тележку прочь из парка.
– Ну дак закончилось все, малышня последнее утащила. Я же говорила, нарасхват! – прокричала она.
Надя повернулась к Паше. Он снова протянул ей свою порцию.
– Все хорошо, хулиганство должно свершиться. Я буду счастлив поспособствовать. Бери, – повторил он, видя Надину нерешительность, – все хорошо.
– Паш, ты рыцарь! – Надя робко улыбнулась и с удовольствием облизнула мороженое.
Назад они шли как-то особенно медленно, плечи их то и дело сталкивались, а пальцы свободно висящих вдоль тела рук на долю секунды касались друг друга.
– Где вас носило? – удивился Дима.
– Да так, – отмахнулся Паша. – Давайте к вопросам. Хочу сегодня с ними закончить, а то время поджимает.
– Тут сядем? – спросил Дима и махнул головой в сторону скамейки.
– Пойдемте к пруду? Там утки… – сказала Надя.
– Утки-утки, – проворчал Дима, ему снова пришлось взять тяжелые Надины книги. И пусть они с Пашей теперь делили ношу, желание бурчать под нос ощутимо давало о себе знать. – Ладно бы лебеди, хоть красивые, но утки! Тебе что, пять лет и тебя ни разу не выпускали на улицу?
Надя молчала, только шла впереди и с довольной улыбкой ела мороженое. Она чувствовала себя какой-то особенно счастливой сегодня. Может, из-за солнца – уже совсем летнего или из-за того, что волосы красиво лежат, – она не понимала. «Как хорошо. Хо-ро-шо», – звучало у нее в голове.
У пруда сели прямо на траву. Надя с интересом разглядывала уточек, спокойно плывущих по тихой водной глади. «И правда, лебеди куда красивее…» – подумала она, но утки почему-то продолжали ее интересовать. Ей, городской жительнице, они казались чем-то диковинным, непривычным, не таким естественным, как чихуа-хуа, например. Уток не увидишь рядом с домом. Она обратила внимание на маленького мальчика, который подбежал к самому краю пруда и кинул мимо проплывающему селезню с изумрудной головкой хлебную мякоть. Селезень совершенно неожиданно для всех приподнялся над водой, замахал крыльями и обрызгал ребенка с ног до головы. Мальчик рассмеялся, и Надя тоже улыбнулась.
– Видишь, – услышала она как издалека Димин голос. Надя посмотрела на него: он тоже наблюдал за забавной сценой, – птица его обрызгала, а он смеется и пытается погладить.
– К чему это ты?
– Принять недостатки, Надежда, принять недостатки! Нет ничего важнее этого в гуманных взаимоотношениях.
– Господи, ну чего ты привязался! Паш, я сяду около тебя, чтобы подальше от Димы. – И Надя встала.
Когда все наконец устроились, Паша покопался в портфеле и вытащил уже изрядно помятые листки с вопросами.
– Давай, Надь, ты первая.
– Хорошо! – Она доела мороженое и прочитала вопрос: – Если бы ты мог, что бы ты изменил в том, как тебя воспитывали?
Дима пожал плечами:
– Вопрос, ставящий в тупик, честное слово.
– А вы подумайте, – сказал Паша.
Молчали долго. Наде даже показалось, что вопрос забыт.
– Ладно, наверное, я хотел бы, чтобы моей финансовой грамотности и моему отношению к деньгам уделяли больше внимания, – наконец произнес Дима. – Я беспечный в этом плане. Могу взять и на радостях просадить весь месячный заработок в ресторане. А потом мучиться.
– А мне… Мне не хватает легкости, я так думаю, – сказала Надя, не глядя на мальчиков. – Меня так воспитывали, чтобы я была серьезной, вдумчивой, упорной. Я громко смеяться не умею, особенно в людном месте, на вечеринках школьных сижу с прямой спиной и даже не танцую. Не потому, что не хочу или стесняюсь, просто не могу себе позволить. Не считаю, что это плохо, но таким сложился мой характер. Надеюсь, я ответила на вопрос.
– На вечеринках не танцуешь? – делано испугался Дима и, быстро вскочив, достал телефон и включил музыку.
– Ты чего? – испугалась Надя, когда он остановился около нее и манерно поклонился, протянув руку.
– Сударыня, не соизволите ли вы… Или лучше так: не соблаговолите ли вы…
– Чего ты удумал?
– Танцы, Надежда, танцы.
– Тут люди кругом.
– Супер! Ты ж балерина, тебе не привыкать танцевать перед публикой.
Надя посмотрела на Пашу:
– Почему для эксперимента ты выбрал его?
Паша улыбнулся, растрепал свои волосы, но ничего не ответил.
– Давай, Надежда, «Битлы» ждут! – Дима сделал музыку громче. Теперь над прудом разносился завораживающий голос Леннона.
– Ты хоть вальс-то танцевать умеешь? – Надя вложила свою маленькую ручку в его большую.
– А зачем уметь? – сказал он, притягивая ее к себе. – Не в этом смысл танца, Надежда, совсем не в этом.
– Да уж, конечно! – Надя фыркнула, но тут же ойкнула, когда Дима закружил ее по берегу во время припева. Танцевать он все-таки не умел, ноги ставил неверно, но Надя скоро поняла, что, раз ее партнер действует не по правилам вальса, значит, и ей не нужно. Нужно только чувствовать тела друг друга: куда его нога, туда и ее.
Надя посмотрела на Димино лицо и не сумела сдержать улыбку, когда он стал подпевать.
– Расслабься! – Он легонько тряхнул ее правую руку.
– Когда я говорила про недостаток легкости, я не просила помощи в ее обретении.
– Я решил: раз карма у меня уже и так в минусе после непрошеной помощи с книгами, то терять мне нечего.
Надя рассмеялась.
Паша наблюдал за двумя фигурами: за прыгающим туда-сюда Димой и Надей, которая пыталась придать их танцу интеллигентный вид, – и улыбался. Всю неделю он не знал, куда деться от обиды. Отношения с отцом легкими не были никогда, но еще ни разу отец не поступал так подло – не поднимал руку. Паша сидел в своей комнате, ел только по ночам, игнорировал родителей и иногда перебрасывался несколькими фразами с Лилей, которая таскала для него булочки и чай. Он написал почти весь доклад за время своего добровольного заточения. Осталось посмотреть только на результаты эксперимента. Пашина ученая натура радовалась, что Надя и Дима,
