Вот поэтому я отвергла предложение Кайла – потому что я хотела пойти в колледж, научиться самостоятельно обеспечивать себя.
Джереми прав. Я могла попытаться снова поладить с мамой. Даже если мы и жили от зарплаты до зарплаты, вырезали купоны и никогда никуда не летали на самолете, она ни разу не подвела меня. Она всегда со всем справлялась.
Может, и я могу попытаться справиться.
***
Мне невыносима мысль, что я не могу победить Джереми в чем-то.
Поэтому я соглашаюсь позависать с ним после утренней рабочей смены в воскресенье. Ожидая его на парковке у закусочной, я нюхаю свою футболку. Ну да, я пахну луком.
Он приезжает вовремя, одетый в шорты для бега и мятую серую футболку. Я улыбаюсь, когда он идет ко мне, и тогда замечаю большой рубец рядом с его левым глазом.
– Боже мой, – говорю я, вставая на цыпочки, чтобы лучше видеть. Не раздумая, я мягко отбрасываю его светло-коричневые волосы, чтобы проверить зеленоватую припухлость. Синяк выглядит так, словно он получил его несколько дней назад. – Что случилось?
– Во время сплава по бурной реке с парнями. Мы разбились.
Я думала, он отказался от экстремальных видов спорта. Разве сплав по бурной реке не считается таким?
– Насколько большие пороги были?
– Только четвертой категории. Довольно умеренные. Поэтому я прикинул, что все будет в порядке, понимаешь? – Он выглядит смущенным.
– Что ты сказал маме?
– Она не видела… Я оставался в доме братства, пока опухоль не спала. Не хочу, чтобы Дженнифер и Лэйси увидели и испугались.
– Джереми, – тихо говорю я, – пожалуйста, будь осторожен.
– Я всегда осторожен.
Я в это вообще не верю. Имею в виду, он бегал с поврежденной лодыжкой, и менее чем через две недели у него очередная травма. Взволнованная, я касаюсь шрама на его руке.
Он наклоняется и хрипло шепчет мне на ухо:
– Осторожней. Когда ты в последний раз прикоснулась к моему шраму, мы оказались на берегу Литтл Дак.
Я отдергиваю свои пальцы.
– Это плохая идея.
Вытаскиваю ключи из кармана и уверенно шагаю к машине, чувствуя, как дрожь поднимается по позвоночнику.
– Энни! Подожди. – Он бежит и блокирует дверь с водительской стороны, не позволяя мне открыть ее. – Я идиот. Я не хотел причинять тебе дискомфорт, или обидеть, или еще что-то.
– Тогда зачем ты сказал это?
– Потому что я парень. Иногда парни говорят пошлости. Потому что парни думают своим ч…
– Джер, – позвякивая ключами, я делаю глубокий вдох. – Слушай, мне нравится зависать с тобой, но все, что мне нужно – это дружба. И все.
Он умоляюще складывает руки, заглядывая мне в глаза:
– Мой друг простит меня за сказанную глупость?
Я медленно возвращаю ключи в карман и жестом показываю ему двигаться к его джипу:
– Чем хотел заняться сегодня?
– Сегодня день игры в шаффлборд.
– Шаффлборд? Правда? – спрашиваю я, когда он открывает для меня дверцу.
– Мне просто хотелось, чтобы вид спорта начинался с той же буквы, что и воскресенье, знаешь?
Я взбираюсь, и он закрывает за мной дверцу и трусцой бежит к водительской стороне.
– И тебе на ум пришел только шаффлборд?
Он посылает мне широкую улыбку:
– Я решил, что ты предпочтешь его прыжку с парашютом и воскресному сумо.
– Что такое воскресное сумо?
– Мы бы надели костюмы сумоистов, в которых выглядели бы реально толстыми. А затем боролись.
– Боже милостивый, – бормочу я. – Воскресный шаффлборд звучит просто прекрасно.
– Хорошо. Я совершенно не представлял, где взять костюмы сумоистов.
Я бегло смотрю на него.
– Мы всегда можем сделать воскресенье синхронного плаванья, если хочешь, но не знаю, как бы мы определили победителя.
– Ты можешь просто вести машину, Джереми? – резко говорю я, стараясь подавить смех.
Он фыркает, поворачивает ключ зажигания и выезжает на шоссе. Обжигающее летнее солнце ярко светит сквозь окно его джипа, мои ляжки прилипают к сиденью. Мы поем вместе с радио, поднимаясь и опускаясь по холмам близ Спринг Хилл. Он привез меня – и я не шучу – в дом престарелых своих бабушки с дедушкой.
– Почему мы здесь? – восклицаю я.
– Это единственное место из известных мне, где есть корт для шаффлборда.
Я нечаянно фыркаю и стоит мне лишь начать смеяться, как уже не могу остановиться. А затем и он тоже начинает хохотать. Я так смеюсь, что у меня болит живот. Пожилые люди, бродящие по внутреннему двору, поглядывают на нас в замешательстве.
Мы смеялись, пока возле нас не появился пожилой человек с ходунками, помогающими ему ходить. На нем серая кепка, а морщин даже больше, чем у шарпея.
– Джереми Браун.
– Привет, дедуль.
Дедушка тянется похлопать внука по лицу и осторожно прикасается к зеленоватому синяку.
– Ты прикладывал к этому лёд, молодой человек?
– Да, сэр.
Вроде бы удовлетворившись этим ответом, его дедушка переносит свое внимание на меня.
– Ты не навещал нас две недели, а теперь заявляешься для свидания?
– Это не свидание. Это соревнование. Я решил победить Энни в шаффлборд.
– Используешь дедушку за членство в клубе? – бросает на внука хитрый взгляд.
– Он думает, что это эксклюзивный клуб, – шепчет мне Джереми. – Но это дом престарелых.
Дедушка хватает внука за ухо и треплет его.
– Ау! Хватит! – говорит Джереми.
– Зачем ты терпишь этого клоуна? – Дедушка хватает мой локоть. – Пойдем со мной.
Джереми высвобождает меня из хватки дедушки:
– Нет, нет. Не хватай так Энни.
– Если ты не встречаешься с ней, тогда я буду.
– Лучше бы, чтобы бабушка не слышала, что ты говоришь такое, – предостерегает Джереми. – Кстати, где она?
– Она пошла в церковь поиграть в бинго.
– Значит, ты не смог пойти, а? Грешник вроде тебя может самовозгореться в ту же минуту, как войдет внутрь, – говорит Джереми, и дедушка вновь хватает его за ухо.
– Я вышвырну тебя из своего пансионата, – говорит дедушка.
– Это дом престарелых!
– Дедуль, вы не могли бы следить за нашим счетом? – вмешиваюсь я из боязни, что они намереваются спорить весь день. И следующее, что я обнаруживаю – я побеждаю Джереми в шаффлборде, потому что его дедушка постоянно присуждает мне высший балл.
– Ты получаешь десять баллов только за то, что ты хорошенькая, – говорит он.
– Ессссть, – говорю я, сотрясая кулаком.
Джереми закатывает глаза:
– Перестань клеиться к ней, дедуль. Ты не в ее вкусе.
– А кто в ее вкусе?
– Кто-то, кому нет семидесяти.
