особого доверия у своего народа. Свержение диктатуры большевиков приведет к хаосу, восстанию крестьян по всей стране, уничтожению коммунистов, возвращению эмигрантов с их бесплодной политикой и в конечном итоге – к установлению очередной диктатуры, но на этот раз антипролетарской. Однако Серж поклялся, что не возьмется за оружие, чтобы бороться с голодными матросами и рабочими[133].
Оружием, конечно, воспользовались, чтобы подавить мятеж, но действительно ли нужна была сила? Насколько серьезно большевики пытались достигнуть мирного урегулирования, прежде чем пустить в ход оружие? По их мнению, было сделано все возможное, чтобы избежать кровопролития, но на самом деле они могли сделать намного больше. В первую неделю восстания к мятежникам действительно неоднократно обращались с призывами прислушаться к голосу рассудка. Как вы помните, 1 марта в Кронштадт в качестве миротворцев приехали Калинин и Кузьмин. Они выступали на Якорной площади, а на следующий день Кузьмин выступил на делегатском собрании в Морском инженерном училище. Они не пошли на уступки, такие, например, как предоставление гарантий бастующим рабочим Петрограда. Хотя ситуация явно требовала тактичных, примирительных интонаций, таковые отсутствовали в выступлениях Калинина и Кузьмина. Их поведение было вызывающим, а говорили они в столь угрожающем тоне, что невольно провоцировали моряков на ответную грубость. Власти не были расположены к ведению серьезных переговоров – они начали с ультиматума: или вы приходите в чувство, или ответите за содеянное.
Начало было явно неудачным. Мятежники отозвались бы на более сочувственный тон, и у большевиков появились бы шансы закончить дело мирным путем, но они столкнулись с одним из наиболее серьезных кризисов в своей истории, и им было не до компромиссов. Нервы были напряжены. Большевики боялись поляков, эмигрантов, Антанты, а кронштадтские события могли положить начало новой интервенции. Восстание в Кронштадте могло распространиться на материк, бурлящий от недовольства. Они боялись потерять политическую власть, понимая, что следом наступит анархия, а затем к власти придут белые. В таких условиях было опасно начинать переговоры с мятежниками. Любые сомнения, проявления слабости могли ускорить крушение их режима. После захвата власти, пройдя через трехлетний кровавый кошмар Гражданской войны, они должны были пожертвовать всем в угоду горячим, независимым морякам? Могли ли они вести честную игру, выжидая и надеясь, что восстание без посторонней помощи потерпит неудачу? Время играло против них. Из «Известий ВРК» от 15 марта мы узнали, что снег на улицах города начал таять, превращаясь в слякоть[134]. Значит, через несколько недель на Финском заливе растает лед, и ни о какой пехотной атаке не может быть речи. Стоящие в кронштадтской гавани корабли освободятся ото льда. И даже если Финляндия будет упорствовать в своем решении в отношении блокирования границ, поставки и подкрепление смогут поступать в Кронштадт морским путем. Большевики поняли, что действовать надо быстро и решительно. Какое правительство будет долго терпеть мятежный флот на важнейшей стратегической базе, которую враги стремятся использовать в качестве плацдарма для вторжения в страну? «Мы ждали долго, но, опасаясь, что скоро растает лед, были вынуждены перейти… в наступление», – объяснил Троцкий после подавления мятежа[135].
У властей было два основных повода для беспокойства: восстание может распространиться на материк и привести к мятежам в армии и на флоте. События в Ораниенбауме 2 марта только усилили их опасения. Днем 2 марта группа кронштадтских матросов перешла по льду в Ораниенбаум. Матросы должны были распространить листовки с резолюцией «Петропавловска» в Петрограде и в нескольких расположенных по соседству городах. В Ораниенбауме рядовые Морского воздушного дивизиона провели митинг, единодушно поддержав резолюцию кронштадтцев, и по их примеру решили избрать свой Революционный комитет. Несколько позже они выбрали трех человек, которые должны были по льду перейти в Кронштадт и установить прямой контакт с мятежниками. В полночь, вероятно, после того, как из Ораниенбаума прибыла делегация с предложением примкнуть к мятежникам, Временный революционный комитет Кронштадта отправил в Ораниенбаум отряд, состоявший из 250 человек. Встреченные пулеметным огнем, они были вынуждены отступить. ЧК арестовала троих делегатов из Морского воздушного дивизиона при попытке вернуться на базу в Ораниенбаум. Комиссар гарнизона в Ораниенбауме, узнав о зарождающемся мятеже, позвонил в Петроградский комитет обороны с просьбой срочно прислать подкрепление. Всем коммунистам выдали оружие и дополнительный паек. В 5 часов утра из Петрограда прибыл бронепоезд с курсантами и пехотной бригадой. Дивизионные бараки окружили и арестовали находившихся там мятежников. Арестованных допрашивали в течение нескольких часов. Сорок пять человек расстреляли, и среди них начальника дивизиона, председателя и секретаря Революционного комитета.
Подавление ораниенбаумского мятежа стало первой серьезной неудачей лидеров кронштадтцев. В полной уверенности, что их восстание распространится на материк, они отказались от наступления, направив небольшой отряд в Ораниенбаум; результат оказался плачевным. (Ораниенбаумские мятежники проявили такую же наивность, не предприняв никаких усилий, чтобы вооружиться и захватить власть на базе.) По мнению Козловского, Ораниенбаум можно было захватить без особого сопротивления. В этом случае мятежники могли двинуться на Петроград, жители которого поддержали бы восстание против правительства, но все советы Козловского упорно отклонялись. Моряки чувствовали себя в большей безопасности на укрепленном острове, чем на материке в непривычной для себя роли пехотинцев. Опасаясь, что их слишком мало, чтобы перейти в наступление, они предпочли укрыться в неприступной крепости и сидеть там до тех пор, пока правительство не согласится с их требованиями.
С этого момента они оставались глухи ко всем призывам перехватить инициативу. Когда военспецы предложили расстрелять лед вокруг Котлина, чтобы пехота не смогла подойти к острову, Революционный комитет заявил, что нет смысла впустую растрачивать снаряды, поскольку вода опять замерзнет.
Таким образом, мятежники не предпринимали никаких попыток, чтобы защитить остров; они отказались взорвать лед, не обнесли крепость рвом, хотя на материке были уверены, что они поступят именно таким образом.
Когда военспецы предложили возвести баррикады в восточной части города (как выяснилось, очень разумное предложение), Революционный комитет опять воспротивился, ссылаясь на нехватку людских и материальных ресурсов, хотя и того и другого было в избытке. Позже Козловский объяснял, что моряки отказывались сотрудничать из-за врожденного недоверия к офицерам и к любым вышестоящим властям. Презирая их за упрямство и недисциплинированность, Козловский объяснял, что восстание не следует начинать до тех пор, пока не растает лед на Финском заливе. Стремясь скорее сбросить коммунистическое иго, моряки поспешили начать мятеж.
Тем временем на материке не спешили последовать примеру кронштадтцев. Только в нескольких городах, таких как Ораниенбаум, Петергоф и Петроград, наблюдались движения, стремившиеся продолжить дело восставшего Кронштадта. Однако коммунисты не теряли бдительности и при первых признаках зарождающихся волнений принимали экстренные меры. В Петрограде, например, группа матросов из Кронштадта пыталась уговорить команду
