Сонька собралась достойно ответить, но я больно ущипнула ее за ногу. Она обиделась, стала потирать больное место и потеряла интерес к разговору.
— Поможешь? — со слезой спросила я.
— Помогу, — вздохнула Людка. — Пиши: кто, что.
— А писать-то, в сущности, нечего. Илья Большаков, возраст от 27 до 32 лет.
— И ты еще говорить будешь, что это для тебя? — укоризненно покачала головой Людка. — Не из тех ты женщин, Маргарита Петровна, что связываются с мужиком, ничего о нем не зная…
Я испугалась, что Людка взгромоздится на любимого конька и начнет метать молнии в падших женщин. Падшая Сонька долго этого не выдержит. Зачем я ее с собой притащила? Но Людка бушевать не пожелала. На клочке бумаги записала имя и нас покинула. Вернулась через полчаса.
— Лет ему 29, отчество Сергеевич. Адрес вот здесь.
— Людок, — голосом Красной Шапочки начала я, — по этому адресу нет его вовсе, нам бы родственников.
— Да вы с ума сошли. — Я грустно опустила ресницы. — Скажи конкретно, что надо?
— Мать, отец, брат, адреса. В общем, все, что можно.
— Не хило, — сказала Людка. — Я вам что… Приди к обеду. У меня вообще-то работа.
К обеду мы вновь пожаловали к Людке.
Она выложила на стол лист бумаги.
— Илья Большаков не один на свет появился. Близнецы у его мамы родились.
— Брат? — обрадовалась я.
— Нет. Сестра. Умерла через три месяца.
Я застонала от разочарования.
— Но брат у него есть. Младший. Родился через два года. Большаков Вениамин Сергеевич. Отец скончался двадцать лет назад. Через два года умерла мать.
— Что за хвороба в семействе? — удивилась Сонька.
— Не знаю. Говорю, что есть. Братьев разделили: опекуном Ильи стала бабка по матери, Вениамина — бабка по отцу. Бабка Ильи — Сергеева Прасковья Ивановна, проживает в поселке Левине.
— Я знаю, где это, — обрадовалась Сонька, — там у Славки дача… была.
— Далеко?
— На колесах минут двадцать.
Заверив Людку в вечной признательности, мы вышли на улицу.
— К бабке поедем? — спросила Сонька.
— Поедем.
— Зачем? И так все ясно: есть брат. Зовут Вениамин. Рыжий мент.
— Ничего не ясно. Давай в больницу звонить, на Гошином «мерее» за час обернемся.
Наталью искали долго, наконец ее голос в трубке послышался, интонация сулила взбучку.
— И где твой Гоша? — сурово спросила она.
— Должен быть в больнице.
— Нет его со вчерашнего дня. Что делать прикажешь?
— Молодежь, — заныла я, — никакого понимания. К вечеру верну.
— Глаза б мои тебя не видели, — заключила Наталья и трубку повесила. Я вздохнула.
— Где его носит? Ведь обещал с утра в больнице быть.
— Звони домой.
Ни Гоши, ни Веры Сергеевны дома не оказалось. Я начала злиться: терпеть не могу, когда что-то не получается.
— Ну? — спросила Сонька. — Гошу будем искать или с Рыжим разбираться?
— Едем в Левино.
Первый же «москвичок» притормозил возле нас, и мы отправились в поселок Левино в обществе усатого болтливого дядьки.
В поселке он помог отыскать нам улицу Советскую и денег с нас не взял, чем вызвал у Соньки приступ жизнерадостности. В самом деле, после таких встреч поневоле становишься оптимисткой.
— А что мы ей скажем? — вдруг спросила Сонька. — Бабки такой народ, очень может быть, что мы с тобой зря прокатились.
— Так ведь бесплатно.
— Думаю, надо потратиться. Нормальная бабка любит чай с конфетами, скажем, внучек прислал.
— До чего ж ты головастая. А все скромничаешь, говоришь, ума у тебя нет.
— Это ты говоришь.
Дом был старый, разделенный на две половины. Мы позвонили в обшарпанную дверь и прислушались: шаркающие шаги, скрип половиц, дверь открылась, и мы увидели маленькую старушку. Она подслеповато моргала и улыбалась.
— Здравствуйте, мы из собеса, — брякнула я. Старушка посторонилась, и мы вошли в прихожую, я продолжала нагло врать:
— Гуманитарная помощь пришла, ветеранам подарки по домам разносим.
— А вы не пройдете? Чего ж в дверях? — ласково предложила старушка, и я поняла: нуждалась она не в подарках, а в общении.
Я оказалась права. Прасковья Ивановна была так слаба зрением, что почти не выходила из дома. Продукты приносили ей соседи. Через пятнадцать минут мы сидели в крохотной чистенькой кухне и пили чай с вишневым вареньем. Выспрашивать хозяйку было ни к чему: она сама все охотно рассказывала.
— Что же вы, совсем одна? — закинула удочку Сонька.
— Внуки у меня, двое: Илюша и Веня.
Хорошие. Веню я, правда, лет семь не видела, он у другой бабушки живет, в Саратове, а Илюша одиннадцати годков со мной. Как мне не хотелось братьев-то разлучать, грех это, да Мария Ивановна настояла. Хотя ее понять можно: единственного сына лишилась, во всем свете одна как перст. Вся радость — внуки. Вот и поделили: мне Илюшу — старшего, а Венечка с ней.
— Внук с вами живет?
— Илюша? Нет. У него квартира в городе. Хорошая. Возил он меня туда зимой.
— Часто к вам приезжает?
— Каждую неделю. Он хороший, заботливый. Соседям наказал за мной присматривать.
— И на этой неделе был?
— На этой не был. С апреля, с 25 числа, не был. Видно, дела, работа. Работа у него ответственная, он начальником в гараже.
Еще перед армией шоферские курсы закончил, потом техникум. Вот будет у него выходной, приедет. Я жду.
— Он что, не женат?
— Нет. Была у него девушка, да что-то не сладилось. Я ему: Илюшенька, годов-то уж тебе много, пора бы жениться, а он смеется, говорит: «Василису Прекрасную дожидаюсь».
— А другой внук?
— Веня тоже не женат. Он в Саратове.
Был у меня перед армией, и как из армии вернулся, заезжал. На каждый праздник открытку присылает и письма. Вот они все, в шкафу.
Я посмотрела в сторону шкафа и увидела фотографию в рамке.
— Внук? — спросила.
— Да. Это Веня. Они с Илюшей очень похожи, точно близнецы. Это Веня два года назад фотографировался, его как раз из больницы выписали, аппендицит вырезали.
Илюша к нему ездил, вот карточку мне и прислал с ним.
— Значит, братья видятся?
— Конечно. Илюша часто в Саратов ездит.
У него машина. И меня бы отвез, только вот ноги больные, сводит, не усижу я в машине.
— А Веня тоже шофером? — влезла Сонька, ее распирало от желания внести лепту в общее дело.
— Нет. Веня в охране работал, на заводе, а потом в кооператив ушел. Там заработки больше. Внуки у меня хорошие: не пьют, не курят, дурного слова от Илюши не слышала.
Дочка покойная была бы довольна.
— А что с родителями случилось?
— Сергей в аварию попал, на заводе авария… вот и… А Верочка его на два года пережила, рак желудка. И остались деточки, одному одиннадцать, другому девять годков.
Сидели мы часа два. Уходить не хотелось.
Беспомощную, почти слепую старушку было нестерпимо жалко. Вышли на улицу с тяжелым чувством.
— Бабку-то жалко до слез, — вздохнула Сонька. — Внука ждет, любимого Илюшу, а он у нас возле амбара зарыт. И почто я с тобой поехала? Отрицательные эмоции мне вредны. Куда теперь? В Саратов махнем?
— Зачем? И так все ясно. Рыжий мент — брат Вениамин.
— Как же он об убийстве узнал? — почесала за ухом Сонька.
— А это он нам сам расскажет, — ответила я. — Нам либо договор с ним заключать надо о дружбе и сотрудничестве, либо Витьке сдавать к чертовой матери.
— Гретхен, хоть ты и фашистских кровей, а бабку сиротой оставить не можешь.
— Не могу. Сама осиротею, лишившись верного друга, то есть тебя.
— Почему это сразу меня? — обиделась Сонька.
— Хорошие люди гибнут первыми.
Рыжий мент, который был брюнетом и, строго говоря, не был ментом, молча смотрел на нас с порога своей квартиры.
— Здесь общаться будем, или можно войти? — спросила я.
— Можно, — кивнул он. Спокойно, но взгляд его затравленно метнулся. Надо полагать, за нашей спиной ему мерещился кто-то еще. Мы прошли в кухню и сели на древних расшатанных табуретках.
— Как предпочитаете, чтобы вас называли? Гражданином Тарасовым или исконным именем? — поинтересовалась я.
— Что же это за имя?
Отвечать я не собиралась, но тут Сонька влезла:
— Вениамин Сергеевич, вы с нами в эти игры не играйте. Скучно.
Он задумался, кивнул:
— Вижу, кто-то поработал. Вы?
— Мы. Проявили инициативу. Кстати, ваша бабушка беспокоится. Потрудились бы навестить одинокого человека.
— Потружусь. Что дальше?
— Видишь ли, Вениамин, не могу я допустить, чтобы кто-то за моей спиной стоял и неведомые планы строил. Давай-ка пооткровенничаем.
— Это вы звонили? — спросил он. — Конечно, я должен был сообразить… Брат жив?
— Думаю, нет, — ответила я. — Медальон мы нашли на деревенском кладбище. Славка его украл и с ним по кабакам болтался.
Вот кто-то и увидел приметную безделушку.
Рахматулин действительно Сонькин одноклассник. На него надеялись. Да, видно, зря. Как ты узнал, что брат исчез? Косырев сообщил?
