– А ты бы стала портить форму груди? – спрашивает сестра, но тут же извиняется, вспоминая, что у Ханны, возможно, никогда не будет детей.
– Ничего, – говорит Ханна и показывает положительный тест на беременность.
– Это что? – спрашивает сестра. – Это твой?
– Мой, – говорит Ханна. Нарисуй мне радость. Нарисуй мне то, что, казалось, никогда не случится…
Вспышка…
Пневмоповозка, гул двигателей, ребенок на заднем сиденье, лето. Ханна видит, как художник переходит дорогу. У него есть картины. У нее – джакузи и ребенок, который без умолку о чем-то болтает на заднем сиденье.
«Нарисуй мне то, чего никогда не было, – думает она. – Нарисуй мне то, что я никогда не смогу забыть».
Ханна улыбается и машет художнику рукой. Художник тоже улыбается.
Все мы заложники своих ожиданий. Все мы заложники своих несбывшихся надежд.
А ребенок на заднем сиденье что-то лопочет и лопочет…
Вспышка…
Глава пятидесятая
Бирс открывает глаза. Ханна смотрит на него и улыбается так же, как мгновение назад улыбалась художнику в своих воспоминаниях. В кабинке для свиданий тихо. Горят свечи, подчеркивая интимность.
– Ну как? – спрашивает Ханна.
– Что как?
– Как тебе перенос воспоминаний? Мне ты понравился, а я тебе?
– Ты мне нравилась и без переноса.
– Вот как? – она улыбается, перебирается к нему на колени.
Бирс целует ее, вернее, отвечает на ее поцелуи, хочет спросить о клиниках, где стирают воспоминания, но не может подобрать подходящий момент.
– Давай сделаем это прямо здесь, – шепчет Ханна, расстегивая ему ремень. – Обещаю, я больше не буду бояться тебя. Мне теперь незачем бояться. Я видела все твои воспоминания. Я знаю все, что тебе нравится. И я знаю, что это нравится мне.
Ханна снова целует его, не получает ответа, хмурится, спрашивает, что не так.
– Как ты думаешь, тебе когда-нибудь стирали воспоминания? – спрашивает Бирс.
– Не знаю, – Ханна растерянна и возбуждена, но возбуждение уже не волнует, а, скорее, вызывает дискомфорт.
– Твой отец. Почему ты не сказала, что он работает в клинике, где стирают воспоминания?
– Ты не спрашивал, – она сильнее хмурит брови. В ее глазах появляется обида. – Так вот почему ты со мной? – Ханна вспоминает то, что видела во время переноса. – Все дело в твоей статье?
– Я не пишу статью. Пока не пишу.
– Понятно. – Ханна пытается подняться с колен Бирса, но он держит ее, не позволяя это сделать. – Я просто хочу сесть на свое место…
– Нет.
– Я все понимаю. Ты журналист…
– Ничего ты не понимаешь. Я сам ничего не понимаю. – Бирс пытается заглянуть ей в глаза. – Как много моих воспоминаний ты видела?
– Достаточно.
– А внешний город? Кланы вуду? Жизнь Эну, которая была в чужих воспоминаниях?
– Я смотрела только на то, что принадлежит тебе.
– Теперь это тоже принадлежит мне.
– В твоем городе не стирают сознание?
– В моем городе не делают это силой.
– Здесь тоже этого не делают. Мой отец работает в одной из таких клиник. Я бы знала…
– А киберлюди?
– Что?
– Я видел воспоминания тех, кто верил, что мертвецы вуду – это всего лишь киберы.
– Байки внешнего города.
– А если нет?
– Что ты хочешь от меня?
– Ты хорошо знаешь Дюваля?
– Нет.
– Его хорошо знает художник.
– Так тебе нужен художник? Тебе нужна его история?
– Мне просто нужно понять. – Бирс хочет еще что-то сказать, сказать много, но Ханна уже уходит. Он один в боксе для свиданий. И он не знает, куда идти. Брина, Розмари, Унси, Ханна… Нет. Ханна ушла. Он все испортил. Подняться на ноги, покинуть этот чертов бар. Покинуть внутренний город.
Темнота сгущается, становится плотной, почти осязаемой. Унси открывает дверь.
– Хунган у тебя? – спрашивает Бирс. Она качает головой. – Хорошо. – Бирс проходит в дом. Унси спрашивает, почему он вчера не остался у нее. – Я был у твоего соседа.
Бирс садится за стол. Молчание. Спросить о Мейкне, спросить о ее ребенке.
– Я давно не видела их, – говорит Унси.
– Она же твоя сестра.
– Я знаю, но… Я просто Унси. Здесь.
– Айна.
– Что?
– Твое имя. Айна. Я видел воспоминания мужа твоей сестры. Я видел вашу жизнь. Знаю вашу жизнь.
– Ты думаешь, что знаешь, но это не так.
– Скажи мне тогда, где твоя сестра и ее ребенок?
– Я уже сказала, что не знаю.
– Я тебе не верю.
– Сейчас ты похож на Эну.
– Вот как?
– Ты сойдешь с ума и убьешь себя? Я бы не хотела, чтобы ты умер. Ты мне нравишься.
– Почему я должен убить себя?
– Потому что ты задаешь слишком много вопросов. Нельзя задавать так много вопросов.
– Это тебе твой Хунган сказал?
– Это мне сказали духи лоа.
– Я не верю в духов.
– Эну тоже не верил.
– К черту! – Бирс достает синтетическую сигарету, закуривает. Унси подходит к нему, касается его щеки. – Отстань!
– Ты больше не хочешь меня?
– Я уже не знаю, чего я хочу.
– Мы можем поужинать и лечь в кровать.
– Я не хочу есть.
– У тебя есть другая женщина?
– Что это меняет?
– Ничего. У меня тоже есть другой мужчина. Я не обижаюсь.
– Не обижаешься? На что ты должна обижаться?! – Бирс пытается выдавить из себя смех.
Унси молчит, стоит рядом с Бирсом и смотрит на него большими черными глазами. Бирс тоже молчит. В комнате темно и тихо. Лишь где-то далеко бьют барабаны.
– У меня есть немного синтетической водки, – осторожно предлагает Унси. – Иногда это помогает.
– Нет. – Бирс идет к выходу.
– Куда ты?
– Не знаю.
– Ты не сможешь вернуться ночью во внутренний город.
– Переночую на улице.
– Чем плоха моя кровать?
Унси ждет ответа, но ответа нет. Бирс уходит. Дверь закрывается.
Глава пятьдесят первая
Утро. Замок лорда Бондье. Типография.
– Ты что, ночевал на улице? – спрашивает Брина. Бирс встречается с ней взглядом, и она читает ответ в его глазах. – С Ханной поругался?
– Со всеми.
– Почему тогда не пришел ко мне?
– А почему я должен был идти к тебе?
– Мы коллеги по работе. Я считаю себя твоим другом.
– Мы не друзья.
– Это ты так думаешь. Всегда думаешь, – Брина улыбается. – Я видела это в твоих воспоминаниях. Тебе нравится роль одиночки. Даже в твоем родном городе. Поэтому ты пришел сюда.
– Я пришел сюда, потому что меня позвал лорд Бондье.
– Так почему же ты не делаешь то, что требует от тебя Бондье?
– Я делаю.
– Нет. Ты гоняешься за миражами, призраками, мертвецами… Ханна рассказала мне… – Брина взмахивает руками, пытаясь изобразить не то раздражение, не то непонимание. – Зачем тебе это? Клиники, мертвецы, жизни наркоманов внешнего города? – она видит, как Бирс пожимает плечами. – А художником ты почему интересуешься? Он ведь неудачник.
– Ты предлагала этому неудачнику свое тело за то, чтобы он нарисовал тебя маслом.
– И что? – Брина улыбается, но в глазах появляется обида. Бирс поворачивается к ней спиной, закуривает синтетическую сигарету. – Наверное, ты был прав, – говорит Брина. – Тебе не следовало делать переносы. Ты не готов к ним.
– Или же этот город не готов, чтобы его изучал кто-то посторонний. – Бирс подходит к печатному станку и говорит, что самым лучшим сейчас будет продолжить ремонт. Брина не возражает.
Они работают с коротким перерывом на обед до позднего вечера, пока не приходит Ханна.
– Думаю, я вчера немного погорячилась, – говорит она.
– Он ночевал на улице в прошлую ночь, – говорит Брина.
– Тогда точно погорячилась, – Ханна улыбается, протягивает Бирсу картридж с отпечатком сознания. – Кажется, тебя интересовали мертвецы? Думаю, воспоминания местного патологоанатома смогут ответить на многие твои вопросы.
– Патологоанатома? – Бирс берет картридж, крутит его в руках. – Где ты это взяла?
– У отца.
– Понятно…
– Так я прощена?
– Я не был обижен.
– Значит… – Ханна косится на Брину, делает осторожный шаг вперед, обнимает Бирса за шею. – Значит, мы можем попробовать еще раз?
Она говорит, что отправила ребенка к родителям, говорит, что у нее лежит пара настоящих сигарет, а он должен ей пару оргазмов.
– За ту первую ночь, когда я боялась. Помнишь?
– Я лучше пойду! – смеется Брина.
– Я тоже пойду, – Ханна смотрит Бирсу в глаза. – Ты знаешь, где я живу. Когда закончишь с воспоминаниями патологоанатома, придешь. Я буду ждать.
Глава пятьдесят вторая
Бар для свиданий. Отдельный бокс. Машина для переноса отпечатков сознания. Специальные капли для глаз, зажимы для век, зеленые лучи. Воспоминания единственного патологоанатома в этом городе, которого Бирс уже видел в воспоминаниях Эну. Видел, когда умерла старуха Мамбо.
Холодильник открыт. Черный бокор смотрит куда-то в пустоту. Ассистент помогает перенести закоченевшее тело на стол для вскрытия. Процедура едина для всех. Смерть уравнивает в правах лучше любого закона. Скальпель разрезает плоть. Внутри старухи Мамбо кишат крупные черви. Патологоанатом знает, что это нормально. Девяносто процентов вскрытых им трупов кишат крупными червями, простейшими и одноклеточными микроорганизмами.
