письмом Н. М. Фридмана, хотя оно написано совершенно независимо и, притом, по-видимому, малообразованным человеком. Приведу текст этого письма:
«Ваше Высокопревосходительство, вилькомирский исправник прочел нам, выселенцам города Вилькомира, приказ о разрешении выселенцам из района боевых действий вернуться в родные места под ответственностью заложников. Обрадованные возможностью вернуться в свой очаг, мы в то же время оскорблены в наших патриотических чувствах в требовании заложников от своих верных же подданных, сыновья и братья которых сражаются за честь и славу России. Это требование клеймит предательством целый народ, религия которого сурово осуждает измену своей родине, как тяжкий грех; история коего решительно не знает ни одного примера неверности приютившему его отечеству.
Мы беспредельно опечалены истребованием заложников, косвенное признание усердно распространяемого злоумышленниками огульного обвинения евреев в предательстве, несмотря на то, что, как только оно подвергается должному судебному расследованию, его несостоятельность всегда почти выступала с полной ясностью.
Твердая уверенность в отсутствии еврейской измены не избавляет нас от страха злостной провокации, и ложных доносов лжесвидетельствовавших врагов, могущих ввести скорый полевой суд в заблуждение, когда следствие может оказаться гибельным для заложников. Этот страх заставляет нас всепокорнейше просить Ваше Высокопревосходительство (разрешить) вернуться домой под своей личной ответственностью. Карайте каждого из нас, если окажется виновным со всей строгостью законов военного времени, но не заставляйте нас подвергать ни в чем неповинных единоверцев серьезной опасности, грозящей заложникам со стороны врагов еврейства.
С сокрушением молим об отмене требования, позорящего честь нашего народа и лишающего возможности нас вернуться домой, за отсутствием видных членов нашей общины, годных в заложники.
В поспешности совершенного выселения, не имев времени захватить с собой даже самого необходимого на дорогу, мы, лишенные средств к существованию, измученные беспомощным скитанием, изнуренные продолжительным голодом, валяемся под открытым небом.
Сжальтесь над невинно разоренными, возмутительным наветом брошенными в бездну несчастий и разрешите нам вернуться на родину.
От имени вилькомирских выселенцев (подпись)».[12]
В результате предложения вернуться на столь унизительных условиях, несмотря на то исключительно тяжелое положение, в котором находились выселенцы, ими приняты не были.
* * *
Выше я упомянул о записях А. Н. Яхонтова, опубликованных в Архиве Русской Революции. Как видно из этих записей, возглавляемое Горемыкиным правительство продолжало делать все усилия, чтобы добиться у Главнокомандующего прекращения диких мер в отношении евреев и отмены мер, уже принятых. Оно проявило в этом отношении большую настойчивость. Но ген. Янушкевич, автор всех этих мер, был непреклонен и не остановился перед тем, чтобы сообщить Совету Министров, что он находит «все принятые в отношении евреев меры весьма слабыми и не остановился бы перед усилением их в еще более значительной степени».
В какой мере усилия правительства оказались безуспешными, можно судить по речи министра внутренних дел, князя Щербатова, в заседании Совета Министров 4 августа 1915 г. (стр. 43).
«Наши усилия вразумить Ставку», сказал кн. Щербатов, «остались тщетными. Все доступные нам способы борьбы с предвзятыми тенденциями исчерпаны... Мы все вместе и каждый в отдельности неоднократно и говорили, и писали, и просили, и жаловались. Но всесильный Янушкевич считает для него необязательными общегосударственные соображения; в его планы входит поддерживать в армии предубеждение против всех вообще евреев и выставлять их, как виновников неудач на фронте. Такая политика приносит свои плоды, и в армии растут погромные настроения. Не хочется этому верить, но мы здесь в своей среде, и я не скрою подозрения, что для Янушкевича это едва ли не является одним из тех алиби, о которых в прошлый раз упоминал А. В. Кривошеин» ...
Действительно, чем неуспешнее были операции руководимой Янушкевичем русской армии, тем жесточе становились меры, принимаемые против евреев, тем больше наветов, лишенных всякого основания, военное командование возводило на евреев. Не даром министр земледелия Кривошеин в заседании 12 августа сказал: «дальше нельзя длить создавшуюся неопределенность (с предполагаемой отставкой Вел. кн. Николая Николаевича) хотя бы потому, что с нею длится и господин Янушкевич. Его присутствие в Ставке опаснее немецких корпусов, особенно, если он уже осведомлен о грозящей ему судьбе».
Не следует, однако, думать, что возглавляемое Горемыкиным правительство состояло из либералов и юдофилов. Все министры, за исключением министра народного просвещения Игнатьева и отчасти министра земледелия Кривошеина, были весьма консервативными людьми. Не был ни либералом, ни юдофилом и кн. Щербатов — о последнем свидетельствует то, что в заседании Совета Министров от 9 августа 1915 года, он сказал: «Конечно, С. В. Рухлов совершенно прав в своих указаниях на разрушительное влияние евреев».
Но и эти министры настойчиво боролись с тем, что военные власти проделывали с евреями, справедливо считая, что эти меры в конечном счете приносят вред всему государству и сказываются на ведении войны.
В частности, доходившие до союзных стран сведения об этих бесчинствах ген. Янушкевича вредили престижу России за границей. Это не раз сообщали послы союзных стран министру иностранных дел Сазонову, который чуть ли не в каждом заседании Совета Министров говорил об этом своим коллегам. Особенно настойчиво указывал на вред преследования евреев итальянский посол Карлотти, притом не в частной беседе с Сазоновым, а в официальном представлении по поручению правительства, которое лишь незадолго перед тем вступило в войну на стороне союзников.
В то же время Германия широко использовала меры русского командования против евреев для агитации против России, в особенности в нейтральных странах. Читая уже в эмиграции, эти записи о том, что говорилось в заседаниях возглавляемого Горемыкиным Совета Министров, я не мог не отметить, как близки были взгляды членов Совета Министров к тому, что высказал И. М. Бикерман в собрании у Сологуба приблизительно в то же время.
Массовые выселения евреев из прифронтовых мест создали положение, при котором пересмотр положения о черте оседлости стал неизбежен. О предстоящей отмене черты оседлости пошли настойчивые слухи. Министр внутренних дел кн. Щербатов сказал Г. Б. Слиозбергу о том, что такая мера действительно предполагается. Однако, в результате обсуждения этого вопроса в Совете Министров, к разочарованию евреев, черта оседлости была отменена не целиком. Был издан так называемый щербатовский циркуляр, в котором сохранялось воспрещение евреям селиться в сельских местностях, казачьих областях, столицах и резиденциях царской семьи.
Если даже и правительство было бессильно бороться со ставкой в вопросе о преследовании евреев, то нечего говорить, что сами евреи никакого успеха в этом вопросе иметь не могли.
Евреи-депутаты выступали с речами и предложениями, встречали поддержку у депутатов левых партий и обычно у кадетов, но их предложения и поправки
