на своем пути многое: войны, голод, эпидемии, депрессии, и это закалило меня. Миша же только родилась, да еще и во времена демократии, свободы мысли и слова, и, что было самым главным, – свободы выбора. Поэтому она не могла понять, что такое быть серьезной и молча держать в себе то, что думаешь, даже если твои мысли причиняют душевную боль и невозможно отогнать их. Сейчас, в относительно свободном современном мире, нам, вампирам, не нужно было думать о том, как решить главную нашу задачу – скрывать свое существование, ведь у нас есть все: власть, кровь, свобода, маскировка, и еще раз власть, безграничная, охватывающая весь мир и все сферы жизни человечества. Как все эти обстоятельства могла понять эта юная восемнадцатилетняя вампирша, если она росла как цветок в теплице? В ее голове гулял ветер.
Так мы дошли до парка: я – молча, Миша – пиная камешек. Прохожие с улыбкой смотрели на нее, и в их глазах читалось восхищение: перед ними было воплощение идеальной красоты, еще настоящей, истинной и ослепительной.
Солнце ушло, оставив на память о себе оранжевые облака, призванные еще недолго напоминать о нем. Закат был великолепен: я шел, глядя на небо, и невольно вспоминал нас с Вайпер, стоящих на Нусельском мосту и провожающих солнце на отдых в его покои. С первой нашей встречи закат стал нашим символом, но сейчас Вайпер не могла так же любоваться им, ведь там, в Бразилии, на данный момент было еще утро. Мое солнце уже умерло, ее же – только родилось.
– Ну и где же обещанная экскурсия? Ты словно воды в рот набрал! Я что, зря пропускаю охоту, чтобы послушать твое молчанье? – услышал я недовольный голос Миши, грубо разорвавший картину, нарисованную моим воображением: две темные фигуры на фоне огромного заходящего солнца, как на рисунке Вайпер.
Экскурсия. Да, я обещал Мише, что буду ее личным гидом, но в этот момент не имел желания разговаривать и, тем более, проводить ей экскурсию – меня взяли в плен мысли, и я не мог найти в себе силы прогнать их для того, чтобы бросать слова на ветер.
– Ты же обещал мне! – воскликнула девушка.
– У меня нет настроения разговаривать, – отрезал я, не обращая внимания на ее недовольное лицо. – Просто рассматривай город и наслаждайся его архитектурой самостоятельно.
– И чего я не видела? – усмехнулась она. – В Варшаве такие здания стоят на каждом углу.
– Тогда просто помолчи, хорошо? – не выдержал я и повысил на нее голос, после чего сразу пожалел об этом.
– Как скажешь! Какой же ты нудный! – обиделась Миша и, молча, с гордо поднятой головой, пошла вперед, обогнав меня, но я схватил ее за руку, боясь, что эта капризная девица куда-нибудь удерет, а бегать за ней по городу я не собирался. – Отпусти меня! Совсем ненормальный? – вскрикнула она, пытаясь высвободиться от моей хватки, но ее усилия были тщетны.
– Думаешь, что, если обиделась, то имеешь право убегать? – спокойно ответил я, проигнорировав ее оскорбление.
– Да я и не собиралась! Ты псих какой-то!
– В данную минуту, единственный псих среди нас – это ты. Поэтому перестань истерить и веди себя как взрослая. Ты ведь усердно утверждаешь, что являешься именно ею! – отпуская ее, сказал я. – Но, если ты попытаешься убежать, имей в виду – я догоню тебя в два счета и тогда точно посажу в склеп. Ясно?
– Еще как! Я прекрасно запомнила все твои дурацкие угрозы! – отойдя от меня на некоторое расстояние, огрызнулась Миша.
Итак, Миша обиделась на меня и делала вид, будто меня не существует, но это было мне на руку – теперь она не приставала ко мне с вопросами.
Мы зашли в парк, и яркая летняя зелень тут же зарябила в глазах, хоть ее тона и были приглушены отсутствием их естественной подсветки – солнца. Но уход светила стал моей свободой. Над Мишей же солнце пока не имело никакой власти: ее юность была естественной и для него, и оно не могло компрометировать ее. Так было и со мной, пока я не переступил рубеж двадцатипятилетия, которое на все оставшиеся столетия прослужит моей внешней обманчивой оболочкой.
Молча добредя до одной из парковых скамей, мы сели на нее, совершенно не договариваясь. Это удивило меня: я считал, что Миша не захочет сидеть рядом со мной.
Бродя взглядом по красотам парка, я краем глаза увидел, что Миша беспокойно теребила свою тунику и явно не скучала: казалось, вместо крови в ней текла жидкая энергия, и мимика ее лица постоянно менялась, как меняется у всех, чей разум подвергается бурному потоку мыслей. Я усмехнулся, поняв причину ее неусидчивости: девица хотела заговорить со мной, но в последний момент сдерживалась, видимо, чтобы не развенчать в моих глазах образ обиженной дамы, и мне пришлось ждать, когда желание поболтать возьмет верх над ее гордостью.
– А знаешь, все-таки, интересно все это! – наконец, сказала она, не поворачивая ко мне голову, а будто обращаясь к самой себе.
– О чем ты? – спросил я, удивленный ее словами.
– О моей сестре и твоем брате, – ответила Миша. – Я ведь помню, как она раньше вообще на мужчин не смотрела. Ну, в смысле, только как на друзей или гостей. А сейчас? Поженились! И это странно.
– Почему странно? Они любят друг друга, и свадьба – совершенно естественный ход событий, – сказал я, хотя мне было неловко говорить об этом и затрагивать чужие отношения.
Я вообще терпеть не мог разговаривать о любви и доверял свои мысли лишь Вайпер и Маркусу. Миша же была еще ребенком и не могла разбираться в такой деликатной теме как любовь, поэтому ее рассуждения навели меня на мысль, что у нее была скучная жизнь, и что она слишком близка к человеческим взглядам на мир. И это было крайне странно.
– Да, любят, но как они так быстро друг друга полюбили? Это же абсурд! Они ведь и раньше знали друг друга, и вдруг, после стольких лет знакомства поженились!
– Ты еще слишком юна, чтобы понять такие вещи. Вот, когда ты полюбишь, тогда все поймешь, – ответил я Мише словами Маркуса, вспомнив именно эти слова, которые всего год назад так разозлили меня.
И все же, мой брат – мудрец.
– А ты?
– Что я?
– Ты любишь кого-нибудь?
Я совсем не ожидал этого вопроса, поэтому хмуро взглянул на Мишу, но она ответила мне спокойным пристальным взглядом.
– Думаешь, я ничего не замечаю? Знаешь, женские интуиция и наблюдательность – великие вещи, – сказала она. – Ты влюблен – это факт, и не нужно этого отрицать.
– Я и не отрицаю, – вдруг вырвалось у меня, так как солгать о самом святом, что было в моей жизни, было бы преступлением.
Миша смотрела
