«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» — окончательно запутался и расстроился Морев.
Проскуров и Лабинский многозначительно переглянулись.
«Понятно, побегут жаловаться президенту», — устало подумал Рашидов.
— Давайте еще раз тщательно изучим все предложения. Особое внимание прошу обратить на финансовое положение компаний, качество долгов и активов, — подвел итоги Сазонов.
Покидая кабинет, Проскуров дружески подмигнул Рашидову:
— Ну что, расстроились?
— На троих, что ли?
— Ха-ха, хорошая шутка. Расс-трои-лись. Действительно на троих выходит.
— Ничего смешного не вижу. Скорее раздвоились. А это чревато. — Рашидов, не прощаясь, пошел к выходу.
* * *
За несколько месяцев всеобщего кризиса Глеб Владимирович Лабинский превратился из самого успешного в наиболее несчастного и обездоленного российского олигарха. Шутка ли — долгов на двадцать восемь миллиардов долларов. Однако он не терял присутствия духа. Если кому-то должен очень много, то это уже проблема не должника, а кредитора. Никто не захочет потерять большие деньги.
В моменты кризисов и обострений Лабинский обретал второе дыхание. Как правило, это действовало. Он поднимал ставки, рисковал головокружительными суммами и выигрывал, не забывая прикрыться поддержкой своих давних покровителей в Кремле и правительстве.
Но этот метод действовал, когда можно было маневрировать, менять союзников, сталкивать самых нетерпеливых и опасных друг с другом, создавать новые альянсы и снова играть на повышение. А что сейчас? Пустыня. Все примерно в одинаковой ситуации — и в России, и за рубежом. Денег катастрофически не хватает. Сбыт сократился до минимума. Резервы на исходе. Акции обесценились.
Он точно знал: деньги у государства еще есть. Но каналы «отсоса» из бюджета пошли в другие компании, более приближенные к Кремлю и Краснопресненской набережной. А ты вроде как «рудимент эпохи». Пожил в свое удовольствие — дай жить другим.
Однако мирно отправляться в «архив» Лабинский решительно не хотел, а теперь, с такими огромными долгами, и не мог. Все равно найдут. Умело пользуясь паникой кредиторов, он предпринял титанические усилия и собрал международную конференцию банков-кредиторов. Кремль помог все это провернуть, но и он не сидел сложа руки. Такая конференция сама по себе сильнейший анальгетик. Лучшая демонстрация мощи и возможностей корпорации. Значит, с ней лучше договариваться, а не воевать.
На сходку пришел даже помощник президента. Много он не выступал, но дал понять, что государство рассчитывает на конструктивную позицию кредиторов. Им в будущем это зачтется. Солидно получилось. Договорились ввести мораторий на платежи, а многие банки дали понять, что дадут рассрочку по основному долгу.
«Тогда выкарабкаемся!» — с удовольствием подумал Лабинский.
Такого результата еще никто не смог добиться. А говорят, что брать в долг вредно. Очень даже полезно. Правда, Кремль согласился оказать политическую поддержку, но не захотел брать на себя коммерческие обязательства. Оно и понятно. Вопрос деликатный. Потребуется согласование с правительством. Вылезут, как тараканы из щелей, «заклятые доброжелатели», и ситуация может мгновенно измениться. Главное, что решили поддержать компанию без смены основного собственника. За это отдельное спасибо.
Но неожиданно планы Лабинского оказались под угрозой. Он видел по меньшей мере две основные проблемы. Во-первых, конечно, банкир Михаил Гранин. Он по жизни — самый несговорчивый кредитор и прославился безжалостным отношением к должникам и конкурентам. Принципиальный! Дескать, не устраивают его условия отсрочки долгов, которые согласованы с другими банками. Хочет все деньги сразу и в полном объеме.
Запущенные по указанию Гранина судебные иски к компаниям Лабинского посыпались как из рога изобилия. И должен-то ему всего миллиард долларов. Почти в тридцать раз меньше общей суммы долга. А шуму!
Лабинский уже подумывал заткнуть «Мишин фонтан» и расплатиться. Но закладывать практически уже нечего. Сейчас он хорошо понимал, что чувствовали русские помещики, заложившие и перезаложившие свои имения, в ожидании оборотистых молодцов с топорами, которые так и норовят вырубить любимые вишневые посадки.
Подлость заключалась в неустойчивости ситуации. Одно неверное движение — и покатишься в пропасть. Его уже предупредили: если замаячит перспектива банкротства, это вызовет цепную реакцию среди банков, и они начнут отказываться от договоренностей. Для этого будет достаточно одного упорного и настырного кредитора. Так что Гранин вполне может сыграть роль «биржевого убийцы». Да, похоже, он как раз этого хочет.
Еще большую опасность представляло неудачное совещание у Сазонова о создании мегакорпорации. Лабинский мысленно выругал Проскурова.
«Мог бы предупредить! Получилось, что Сазонов, Рашидов и Чекалин оказались заодно. Выходит, что я в компании с Проскуровым выступил против проекта, который одобрил президент!»
«Друзья-соперники» этим, конечно, воспользуются и доведут до Кремля, что Лабинский зазвездил, не ценит хорошего отношения и недостоин политической поддержки. А она сейчас реально стоит миллиарды!
Лабинский дорожил хорошими отношениями с президентом и решил, что с ним договориться проще, чем с премьером. У того, кажется, лимит доверия уже исчерпан, и нужно срочно поменять «крышу». Кремль его в этом плане вполне устроит. И вот — неожиданная подстава со стороны Проскурова. Нужно было подипломатичнее выступить против мега-проекта.
«Надо исправлять положение», — запаниковал Лабинский.
Он судорожно сорвал трубку телефона с государственным гербом на белой коробке и набрал знакомый номер:
— Мне нужна срочная встреча. В любое время!
Глава 20
Покровитель
Он сосал трубку и был спокоен, как в церкви, и только краем глаза зорко следил за своей буйной командой.
Президент тщательно готовился к G-20, конференции двадцати ведущих государств в Лондоне, и получал от этого большое удовольствие. В предстоящей встрече он видел возможность вернуться к нормальному диалогу с Западом, прерванному скоротечной и кровавой войной на Кавказе. Тогда он проявил жесткость, выдержал колоссальный стресс, психологическое давление и не поддался на уговоры и угрозы.
Но роль улыбчивого и умного собеседника, приятно удивляющего западных коллег либеральными идеями и мягким чувством юмора, была ему намного ближе. В конце концов, он был университетским преподавателем и юристом, а не военным. Любил строить логичные схемы, приводить аргументы и убеждать. А какое может быть убеждение во время войны? Только силой и кровью. Юристы приходят потом, чтобы все объяснить и договориться о разделе плодов победы. Или поражения.
Бойкот, которым Запад хотел наказать Кремль, провалился. Никто всерьез и не рассчитывал, что можно прожить без российских потоков нефти и газа. А тут еще глобальный кризис, на фоне которого кавказская война выглядела досадным недоразумением.
Конечно, смелые идеи о «новой архитектуре» мировых финансов могут сразу не принять. Скорее всего так и будет. Вежливо улыбнутся и отложат на потом. Но он, реалист и прагматик, не будет настаивать. Главное — застолбить тему, а потом все время напоминать, как вдалбливают учебный материал в головы самых тупых студентов.
С сожалением президент отложил любимое занятие. Опять встреча. Слишком много посетителей и протокольных мероприятий. Нет времени спокойно все продумать. Даже в это неурочное время, когда рабочий день давно закончился.
В основном приходилось реагировать на возникающие проблемы, следовать за событиями, а не предвосхищать их. Это его угнетало. Но помощник убедил, что необходимо срочно принять Лабинского. Дескать, вокруг его компаний назревает крупный скандал, который может произвести весьма неблагоприятное впечатление на западных инвесторов. Если это случится накануне встречи «двадцатки», придется отвечать на неприятные вопросы вместо того, чтобы предлагать свое видение будущего мира.
Кроме того, банкротство компаний Лабинского стало бы плохим сигналом для рынка. Только начали справляться с кризисом, предотвратили эпидемию банкротств, все еще балансируем на крае пропасти, и вдруг такой «подарок». Не нужно нам таких сигналов!
Президент принял сильно пострадавшего от кризиса олигарха Лабинского с точностью до минуты. Где-то в закоулках сознания таилось подозрение, что своей точностью он не просто следует устоявшейся привычке, но и соперничает с вечно опаздывающим на встречи премьером. Однако президент с этой коварной мыслью не согласился и постарался запрятать ее поглубже. Тем более что внимание, оказываемое Лабинскому, также можно было расценить как попытку выбраться из обременительных рамок «тандема».
