мои навыки… Мне, поначалу, хотя бы медсестрой, какое-то время и потом, женщин — докторов почти нет. Я на своем выпуске была первой и единственной и в вашей клинике не увидела ни одного врача-женщину.
— Да, Ани. Вначале вы будете просто моей помощницей. Сложные операции не так просто доверяются даже тем хирургам в моей клинике, которые проработали бок о бок со мной несколько лет. Вы, думаете, я в вашем возрасте сразу все умел и знал. Да… признаться, я и сейчас уверен в том, что о человеке не знаю ничего!
— Как так? — удивилась она.
— Да. И с каждым годом я в этом убеждаюсь все больше. Меня это и огорчает, и веселит одновременно. — и увидев на лице женщины легкое недоумение, добавил. — огорчает, потому что так мало мы знаем и так много людей из-за этого уходят из жизни раньше, чем это могло бы быть, а веселит, потому что жизнь — вечный драйв. Представьте себе. Если бы в ней уже не чему было учиться, расти некуда и что-то познавать? Это же такая скука!!! Как смерть.
Она была согласна с каждым его словом. Они медленно направились к его автомобилю. И перед тем, как пригласить её сеть в него, он неожиданно задал ей такой вопрос.
— Что движет вами, Ани, почему вы избрали профессию врача? Кровь. Грязь. Напряжение каждый день и колоссальная ответственность?
Она не стала задумываться.
— Я где-то в тринадцать лет уже определилась с выбором. У меня на глазах умирала мама, потом отец. У меня была такая хорошая семья! Понимаете, у кого как, а у меня хорошая. Отец очень любил мать, и сам был красивым, трудолюбивым, очень веселым, добрым. Когда они уходят из жизни, это такая потеря! Потом я жила и все время боялась, что … Не дай Бог, заболеет моя тетушка и я останусь совершенно одна. Вот я, почему-то, не боялась за свою жизнь, заболею, умру, не думалось вообще. А за тетушку опасалась. А крови, как таковой, никогда не боялась. Мне самой это диковинно, но не брезговала никогда. Нас в университете в морг водили, неоднократно. Многие теряли сознание, их тошнило от запаха смерти, ну или по крайней мере, они, как вы говорите, мобилизовали себя, чтобы пройти это поскорее и на свежий воздух. А у меня в голове всегда присутствовала только одна мысль — так надо, мне это надо и все это про человека. Я лечила в детстве хромых собак, коней. А однажды, уже в юношеском возрасте, все-таки моя тетушка заболела… …сильно, бронхитом. Я ничего еще тогда не знала, и как и что делать. Я делала то, что приходило мне в голову. Мне что-то внутри подсказывало, и я делала. В то время, денег не было на врача, мы с ней еле за дом расплатились. И я её выходила.
У лорда Тернера в глазах запрыгали хитроватые зайчики, но, и появилось некое почтение, ей это не показалось. Она хорошо видела, его лицо было так близко все время. Он прицокнул, напоминая ей доктора Цобика и воскликнул — Да, у вас, милая моя, интуиция получше остальных. Вы правильно сделали, что стали на этот путь! В процессе вашей жизни в медицине, вы ни раз вспомните мои слова и поймете, что чем старше я становлюсь, тем увереннее в том, что мы ничего не знаем о человеке. И в ходе операции, мне зачастую приходилось напрочь выключать логику и слушать внутренний голос, который многие сочли бы за сумасшествие, а только в этом случае больной оставался жив и исцелен. Уже потом, сидя в кабинете после операции я прокручивал неоднократно всю цепочку хода операции, мое спонтанное решение и недоумевал, как оно вообще могло прийти в голову — это абсурд, но пациент оставался исцелен. Значит пришло озарение, и ты перестраивался, начинал копать уже в этом направлении, чтобы понять закономерности и приходил к выводу, что весь фундамент наработанного опыта предыдущих учителей летит к черту. Тар- тара-ры!
— Так может только так и приходят открытия? — спросила она.
— Не всегда. Не всегда. По-разному. Иногда просто идея, брошенная где-то в журнале твоим коллегой, покажется тебе интересной, и логичной. Вот тут она должна обязательно показаться тебе логичной, но только не отработанной до конца, и ты как навозный жук погружаешься в эти исследования, опыты, ищешь все эти же самые закономерности и …находишь.
— О, лорд Тернер, — наконец вымолвила она. — С вами безумно интересно!
— Так поехали, у нас еще столько общих тем для разговора, Ани. Я знаю такие шикарные заведения, с прекрасной кухней!
Она запротестовала.
— О, нет. Нет, дорогой Иден. Я буду не верно понята дома.
У Тернера-младшего, даже выдох получился грудной, когда он произнес этот вопрос.
— Кем, Артуром Войцеховским? Вы же даже не помолвлены.
Она могла бы обидеться, но, уже зная напористость и прямоту в их общении с этим человеком, даже не возникло и желания — это делать.
— Ну, это совершенно не важно. Но я считаю себя его женой, ношу его ребенка и очень люблю.
Тернер — младший опустил глаза и резко развернулся, чтобы открыть ей дверцу автомобиля.
— Ну, тогда мне вас жаль, вы очень многое теряете для себя.
— В каком смысле? — не поняла Ани.
— Такой кухни вы еще не пробовали и место замечательное, яркие впечатления я вам гарантировал бы. Чего вам все вкладывать в уши своему возлюбленному. Вы же сейчас дома, свободны, ничем не обременены. Появиться малыш, больше обязанностей, вы перестанете быть предоставленной самой себе, так пользовались бы сейчас этим временем.
На протяжении всего последующего месяца, Ани тренировалась быстро и ровно шить кожу курей. Бетти по её просьбе покупала их по две на день, и они стали питаться в итоге этим мясом каждый день. Ани распаривала стежки и шила снова и снова распаривала, пока кожа у курицы не становилась абсолютно рванной, тогда она принималась за другую, а эта сразу попадала в руки повара. Бетти была умна. Она понимала, что при еще больше затянувшемся таком времени, от куриного мяса их начнет мутить, но, рациональность и экономия даже при их достатке, диктовала распоряжаться такими обстоятельствами для приготовления курей, а не их выкидыванием.
