Так что сегодня я спокойна.
– Спокойна, даже помня сейчас о Тоне? – уточняет Роман.
Смугляна, вздохнув, смотрит куда-то вниз.
– Нет, я говорю вообще, теоретически, можно сказать. Когда я сказала «другая», то даже не
подумала конкретно о ней. Зря ты это уточнил. Только настроение испортил.
– Испортил настроение, напомнив о Тоне? Значит, не мучаться у тебя не выходит… Как же
сделать, чтобы ты не мучилась?
– Ты сам знаешь как.
– Как?
– Вернуться в начало наших отношений, – отвечает она и, столкнувшись с его недоумённым
взглядом, добавляет. – Нет, нет я этого не требую. Ведь тогда будет мучиться она. Её тоже жалко. А
я постараюсь не переживать. Я иду на всё это лишь потому, что вижу: у тебя это не баловство. Но
вот что именно – не понимаю. Простым плотским влечением это тоже не назовёшь…
На следующий день, когда после работы они снова едут на берег, дует холодный ветер. Тальник
шумит и серебристо колышется. Вода серая, с рябью на поверхности, у берега – тёмная пена с
мелочью мусора. Большого желания лезть в такую воду нет. Но Тоне и Роману надо помыться и
переодеться в чистое. Окунувшись, Тоня надевает платье поверх мокрого купальника.
– Пойди за кусты, отожмись, – советует ей Роман. – Так и простудиться недолго.
– Я отжалась, – отмахиваясь говорит Кармен.
– Зачем ты обманываешь?! Сейчас поедем – тебя продует.
– Я отжалась, – настойчиво повторяет она.
– Мне что, проверить или как? – рассерженно говорит Роман и осекается, заметив, что
отвернувшаяся Нина отрешённо смотрит в сторону качающегося тальника.
Всем становится неловко: всё-таки и в их свободных отношениях обнаруживаются границы.
Возвращаются молча.
393
– Ничего не скажешь, милая семейная сценка у вас получилась, – усмехнувшись, произносит
Смугляна уже дома наедине. – Оказывается, ты заботливый. Ты так мило раздражаешься на неё.
Что же ты не влез ей под подол и не проверил купальник?
– Извини, – говорит Роман, – зря я себя так повёл.
– Зря так повёл при мне, – уточняет жена. – Без меня веди себя как хочешь.
Получается, что всё совместить нельзя, увы…
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
Тёщина подмога
Гуляндам Салиховна – тёща родная – сваливается в самую жаркую погоду, как ком снега за
шиворот. А тут ещё такое совпадение, что за три дня до её приезда Нина вместе с детьми,
загрипповавшими несмотря на лето, оказывается в больнице.
Усталые после стрижки и расслабленные от купания в тёплом, желтоватом Ононе, Роман со
Штефаном сидят на крыльце и в четыре руки чистят картошку на ужин, невольно соревнуясь и
здесь. Только здесь – в том, у кого получится тоньше и длиннее картофельная кожура. Рейсовый
автобус, проходящий невдалеке, вдруг тормозит, накрывшись хвостом собственной пыли, и
останавливается. У Романа едва ножик не вываливается из рук – столько ждал, чтобы автобус
когда-нибудь остановился именно тут. . Только Серёге-то никогда уже из него не выпрыгнуть… Не
дождавшись, пока пыль обгонит автобус и уйдёт дальше, какая-то женщина уже выгружается из
него с большим, серьёзным и неудобным чемоданом.
– Опа-па! – восклицает Роман. – Ничего себе – тёща прикатила!
Для Штефана его «опа-па!», как сигнал тревоги – он тут же, даже не сполоснув, закрывает свой
перочинник.
– Ну, тогда я пошёл.
– Да сиди ты! Ты же голодный. И не бойся её! Не все они такие, как у тебя, – успокаивает Роман,
успев, правда, подумать, что это ещё неизвестно, чья из их тёщ похлеще.
Что ж, приходится, изобразив на лице безмерное счастье и приветливость, идти навстречу.
Чемодан оказывается тяжеленным. Тёща измучена и утомлена. Причём, измучена, кажется, как
раз на величину показной приветливости зятя. Чем большую приветливость изображает он, тем
громче охает она. А охая, тёща так обвинительно жалуется на необъятные знойные просторы, на
плоскую степь, на длиннющую дорогу, как будто именно зять-то всё это тут расширил, вытянул и
распалил.
– Сейчас в автобусе я разговаривала с одним мужчиной, – вдруг ни к селу ни к городу,
хвастается она, пока они идут до ограды, – так он даже не поверил, что я еду к внукам, что я уже
бабушка…
– Конечно, как тут поверишь? Вы же так молодо выглядите, – подхватывает Роман, отметив про
себя, что в жажде комплиментов мать и дочь как близнецы и, наверное, надо будет ей как раз
побольше всего этого и впаривать.
Он предостерегающе сообщает о том, кто это там сидит на крыльце, и о том, что Нина с
ребятишками в больнице, откуда их вот-вот выпишут. Ничего страшного у них уже нет, всего лишь
простуда.
– Что ж вы так, – назидательно выговаривает Гуляндам Салиховна, – ведь за детьми нужен глаз
да глаз.
– Конечно-конечно, глаз да глаз, – тут же соглашается Роман, решив, что в этот раз он ни за что
не поссорится с ней: пусть учит, пусть говорит всё, что в голову взбредёт.
Но тёща, несмотря на всю его предупредительность, всё равно как перетянутая сердитая
струна. Роман одет в брюки и просторную майку, под которой, блестя, бугрятся мышцы,
подсушенные физической работой. И тёща, кажется, воспринимает его как продолжение всех
здешних неудобств: знойного солнца, немереных просторов и утомительных дорог. Все это ей
сегодня так надоело и наскучило… Неуютно, просто даже как-то душно становится ей уже от
одного вида своего здорового, молодого зятя. Тем более что прибыла она сюда для выполнения,
можно сказать, секретной миссии. Дочь написала ей тайное письмо с просьбой о помощи. Письмо,
как и полагается в таком случае, было туманным, но главное Гуляндам Салиховна уловила –
Роман завёл любовницу. Помощь же, по мнению Нины, требуется простая, но умная. Маме надо
всего лишь приехать в гости и немного, как ни в чём не бывало, пожить у них. И тогда все
похождения мужа прекратятся сами собой. То есть, нужно лишь потянуть время. Все эти события,
необычные для приличной женщины, не то чтобы возмутили или удивили Гуляндам Салиховну, а
как-то остро заинтересовали и даже увлекли. Слишком уж непривычными оказываются они для их
тихой, порядочной семьи. Наразмышлявшись обо всём этом по дороге, Гуляндам Салиховна
394
решает, что, пожалуй, её задача здесь будет состоять не в простом пассивном проживании, а в
какой-то другой, более активной позиции. А вот какой – это уж прояснится по ходу пьесы.
Пожарив картошку, Роман и Штефан кормят гостью. Сразу после ужина Штефан будто покурить
выходит на крыльцо и растворяется в сумерках. Роман раскидывает тёще на диване чистую
простынь, вдёргивает одеяло в свежий пододеяльник. Гуляндам Салиховна всё это время стоит,
наблюдая за ним с такой придирчивостью, словно уже в этом деле может отыскаться какой-то
порок,
