всех народов, включая
наш».
У себя дома, в своих границах, Соединенные Штаты не сталкиваются с проблемой демографического взрыва, но проявляют исключительную озабоченность в стремлении распространять и навязывать принципы планирования семьи по всему миру. Не только правительству, но и Рокфеллеру и Фонду Форда снятся кошмары о миллионах детей, которые, как саранча, слетаются с горизонтов третьего мира. Платон и Аристотель занимались этим вопросом еще до Мальтуса и Макнамары, но в наше время это всеобщее наступление имеет четкую функцию: оно призвано оправдать крайне неравномерное распределение доходов между странами и между социальными классами, убедить бедных, что их бедность – результат нежелания избегать рождения детей, и поставить преграду движению и восстанию масс. В Юго-Восточной Азии, во Вьетнаме, внутриматочные спирали соревнуются с бомбами и шрапнелью в попытках остановить рост населения. В Латинской Америке убивать партизан в утробе матери более гигиенично и эффективно, чем в горах или на улицах. В Амазонии американские миссии стерилизовали тысячи женщин, несмотря на то что это самый малонаселенный из обитаемых регионов на планете. В большинстве латиноамериканских стран избытка людей нет – их не хватает. В Бразилии на квадратный километр приходится в 38 раз меньше жителей, чем в Бельгии; в Парагвае – в 49 раз меньше, чем в Англии; в Перу – в 32 раза меньше, чем в Японии. Гаити и Сальвадор, человеческие муравейники Латинской Америки, имеют меньшую плотность населения, чем Италия. Выдвигаемые предлоги оскорбляют разум, реальные намерения вызывают негодование. Ведь не менее половины территорий Боливии, Бразилии, Чили, Эквадора, Парагвая и Венесуэлы не заселены. Ни в одной латиноамериканской стране население не растет медленнее, чем в Уругвае, стране стариков, и при этом ни одно государство в последние годы не пострадало так сильно от кризиса, который, кажется, затягивает его в последний круг ада. Уругвай пуст, а его плодородные земли могли бы прокормить население, бесконечно превышающее то, которое сегодня терпит столь тяжкие лишения на этой земле.
Более века назад канцлер Гватемалы пророчески изрек: «Было бы любопытно, если бы из самых недр Соединенных Штатов, откуда исходит зло, родилось бы также и лекарство». «Союз ради прогресса» умер и похоронен, и теперь империя предлагает, скорее из страха, чем из великодушия, решить проблемы Латинской Америки, предварительно уничтожив латиноамериканцев. В Вашингтоне уже есть основания подозревать, что бедные народы не предпочитают быть бедными. Однако нельзя желать цели, не признавая средств: те, кто отрицает освобождение Латинской Америки, отрицают и наше единственно возможное возрождение, и тем самым оправдывают существующие структуры. Молодые люди множатся, поднимаются, прислушиваются: что может предложить им голос системы? Система говорит с ними на сюрреалистическом языке: она предлагает снизить рождаемость на пустынных землях; считает, что в странах, где капитала предостаточно, но он расточается впустую, не хватает средств; она называет «помощью» уродливую ортопедию займов и отток богатств, вызванный иностранными инвестициями. Она призывает крупных землевладельцев провести аграрную реформу, а олигархию – осуществить социальную справедливость. Классовая борьба, по утверждению системы, существует только по вине иностранных агентов, которые ее раздувают, однако социальные классы существуют и угнетение одних другими называется западным стилем жизни. Карательные экспедиции морской пехоты направлены на восстановление порядка и общественного спокойствия, а диктатуры, подчиненные Вашингтону, строят правовое государство в тюрьмах, запрещают забастовки и распускают профсоюзы во имя защиты свободы труда.
Неужели нам ничего не остается, кроме как сложить руки? Бедность не предначертана звездами; отсталость не плод таинственного божьего замысла. Наступают годы революции, времена искупления. Правящие классы настораживаются и в то же время предрекают всем адские страдания. В каком-то смысле правые правы, когда отождествляют себя с покоем и порядком: это поистине порядок ежедневного унижения большинства, но порядок; это покой, при котором несправедливость остается несправедливостью, а голод – голодом. Если будущее принесет неожиданности, консерватор с полным на то основанием воскликнет: «Меня предали!» И идеологи бессилия, рабы, видящие себя глазами хозяина, не преминут добавить к этому крику свои жалобные вопли. Бронзовый орел «Мэна», сбитый в день победы кубинской революции, теперь лежит брошенный, с перебитыми крыльями, под воротами в старом квартале Гаваны[10]. Все началось с Кубы, а потом и другие страны пошли дорогами перемен, пусть разными способами и средствами: сохранить нынешний порядок вещей – значит увековечить преступление.
В сегодняшней действительности проглядывают призраки всех задушенных или преданных революций мучительной латиноамериканской истории, точно так же как настоящие времена предчувствовались в прошлом и порождены его противоречиями. История – это пророк, оглядывающийся назад: благодаря тому, что было, и вопреки тому, что было, она возвещает о том, что будет. Вот почему в этой книге, цель которой – рассказать историю грабежа и одновременно показать, как действуют нынешние механизмы ограбления, появляются конкистадоры на каравеллах, а рядом технократы на реактивных самолетах, Эрнан Кортес и морские пехотинцы, королевские коррехидоры[11] и эмиссары Международного валютного фонда, дивиденды работорговцев и прибыли General Motors. Здесь также присутствуют бесчестья, поверженные герои и революции наших дней, и мертвые, но воскресшие надежды: жертвы, которые были не напрасны. Когда Александр фон Гумбольдт[12] изучал обычаи древних коренных жителей Боготского нагорья, он узнал, что индейцы называли жертв ритуальных церемоний кихика. Quihica означало «дверь»: смерть каждого избранного открывала новый цикл из 185 лун.
Часть первая. Бедность человека как результат богатства земли
Золотая лихорадка, серебряная лихорадка
Крест на рукоятях мечей
Когда Христофор Колумб отправился пересекать огромные пустые пространства к западу от Ойкумены, он внимал голосу легенд. Страшные штормы играли его кораблями, будто ореховыми скорлупками, и бросали их в пасти чудовищ; великий змей темных морей, жаждущий человеческой плоти, подстерегал их. Люди XV века верили, что до очищающего огня Страшного суда, который разрушит мир, оставалось 1000 лет, а миром тогда считалось Средиземное море с его берегами, терявшимися в туманах Африки и Востока. Португальские мореплаватели утверждали, что западный ветер приносит странные трупы и порой гонит по воде диковинные резные бревна, но никто не подозревал, что границы мира вскоре удивительным образом раздвинутся.
Америке не хватало не только названия. Норвежцы не подозревали, что уже давно открыли ее, а Колумб, вернувшись из плавания, умер в уверенности, что достиг Азии с тыла. В 1492 году, когда испанский сапог впервые ступил на пески Багамских островов, адмирал считал, что эти острова – преддверие Японии. Колумб взял с собой в плавание книгу Марко Поло, испещренную примечаниями на полях страниц. Жители Сипанго, по словам Марко Поло, «обладают золотом в
