она могла бы удовлетворить потребности колоний?
Кружева из Лилля и Арраса, голландские ткани, гобелены из Брюсселя и парча из Флоренции, венецианский хрусталь, оружие из Милана, вина и холсты из Франции заполоняли испанский рынок за счет местного производства, чтобы удовлетворить жажду роскоши и растущие потребности богатых паразитов, которые становились все более многочисленными и влиятельными в стране, все больше погружавшейся в бедность [26]. Промышленность умирала в зародыше, и Габсбурги сделали все возможное, чтобы ускорить ее уничтожение. К середине XVI века они дошли до того, что разрешили ввоз иностранных тканей, одновременно с запретом на экспорт кастильских тканей куда-либо, кроме Америки [27]. С другой стороны, как отмечает аргентинский историк и общественный деятель Хорхе Абелардо Рамос, Генрих VIII и Елизавета I в Англии проводили совсем другую политику: в этой стране, переживавшей подъем, запрещали вывоз золота и серебра, монополизировали векселя, препятствовали вывозу шерсти и изгоняли из британских портов торговцев Ганзейского союза Северного моря. Тем временем итальянские республики защищали свою внешнюю торговлю и промышленность с помощью тарифов, привилегий и строгих запретов: ремесленникам запрещалось покидать страну под страхом смертной казни.
Повсюду наступил упадок. Из 16 000 ткацких станков, которые существовали в Севилье в 1558 году, когда умер Карл V, 40 лет спустя, к моменту смерти Филиппа II, осталось только 400. Андалузское стадо поголовьем семь миллионов овец сократилось до двух миллионов. Общество той эпохи отобразил Сервантес в «Хитроумном идальго Дон Кихоте Ламанчском» – романе, получившем широкое распространение в Америке. Указ середины XVI века сделал невозможным импорт иностранных книг и запретил студентам обучаться за пределами Испании; за несколько десятилетий количество студентов в Саламанке сократилось вдвое. В стране насчитывалось 9000 монастырей, а духовенство множилось почти так же стремительно, как дворянство плаща и кинжала; 160 000 иностранцев монополизировали внешнюю торговлю, расточительство аристократии обрекало Испанию на экономическое бессилие. К 1630 году чуть более полутора сотен герцогов, маркизов, графов и виконтов собирали пять миллионов дукатов ежегодного дохода, который обильно подпитывал блеск их пышных титулов. У герцога Мединасели было 700 слуг, а у великого герцога Осуны – 300 слуг, которых он в насмешку над русским царем одевал в шубы [28].
XVII век был веком разбойников, голода и эпидемий[27]. Нищих в Испании было бесчисленное множество, но это не мешало прибытию в страну попрошаек со всех уголков Европы. К 1700 году в Испании насчитывалось уже 625 000 идальго – военных дворян, хотя страна пустела: ее население сократилось наполовину за два века и стало равно населению Англии, которое за тот же период удвоилось. 1700 год ознаменовал конец правления Габсбургов. Крах был во всем. Хроническая безработица, огромные пустующие латифундии, хаос в денежной системе, разрушенная промышленность, проигранные войны и опустевшие сокровищницы, а также отсутствие центральной власти в провинциях – Испания, доставшаяся Филиппу V, была «почти столь же мертва, как ее умерший правитель» [29].
Бурбоны придали стране более современный облик, но к концу XVIII века в испанском духовенстве насчитывалось ни много ни мало 200 000 человек, а остальная непроизводительная часть населения продолжала стремительно увеличиваться за счет деградации страны.
В то время в Испании оставалось еще более 10 000 городов, находившихся под юрисдикцией дворянства и, следовательно, вне прямого контроля короля. Латифундии и институт майората оставались нетронутыми.
Мракобесие и фатализм продолжали процветать. Эпоха Филиппа IV еще не миновала: в его время теологическая комиссия собралась, чтобы обсудить проект строительства канала между реками Мансанарес и Тахо, и в итоге постановила, что, если бы Бог хотел, чтобы реки были судоходными, Он сам бы сделал их таковыми.
Распределение ролей между лошадью и всадником
В первом томе «Капитала» Карл Маркс писал: «Открытие золотых и серебряных месторождений Америки, крестовый поход по истреблению, порабощению и захоронению в рудниках туземного населения, начало завоевания и разграбления Ост-Индии, превращение Африканского континента в место охоты на черных рабов: все это факты, знаменующие рассвет эры капиталистического производства. Эти идиллические процессы представляют собой фундаментальные факторы в движении первоначального накопления капитала».
Грабеж, как внутренний, так и внешний, стал основным средством первоначального накопления капитала, которое, начиная со Средних веков, обеспечило появление нового исторического этапа в мировом экономическом развитии. С расширением денежной экономики неравный обмен охватывал все больше социальных слоев и регионов планеты. Бельгийский экономист, марксистский теоретик Эрнест Мандель подсчитал стоимость золота и серебра, собранных в Америке к 1660 году, добычу, полученную в Индонезии Голландской Ост-Индской компанией с 1650 по 1780 год, прибыль французского капитала от работорговли в XVIII веке, доходы от рабского труда на Британских Антильских островах и грабеж Индии Англией за полвека. Итоговая сумма превышает стоимость всего капитала, инвестированного во все европейские индустрии к 1800 году [30]. Мандель отмечает, что эта гигантская масса капитала создала в Европе благоприятный инвестиционный климат, стимулировала «дух предпринимательства» и непосредственно финансировала создание мануфактур, давших мощный толчок промышленной революции. Однако одновременно с этим колоссальная международная концентрация богатства в пользу Европы препятствовала в ограбленных регионах переходу к накоплению промышленного капитала. «Двойная трагедия развивающихся стран заключается в том, что они не только стали жертвами этого процесса международной концентрации, но и впоследствии были вынуждены компенсировать свое промышленное отставание, то есть осуществлять первоначальное накопление промышленного капитала в мире, уже насыщенном товарами, произведенными зрелой западной промышленностью» [31].
Американские земли были открыты, завоеваны и колонизированы в процессе расширения коммерческого капитала. Европа протягивала руки, чтобы охватить весь мир. Ни Испания, ни Португалия не получили выгод от стремительного подъема капиталистического меркантилизма, хотя именно их колонии в значительной степени обеспечили золотом и серебром эту экспансию. Как мы уже видели, пусть драгоценные металлы Америки и озарили обманчивую удачу испанской знати, которая продолжала жить в эпоху позднего Средневековья вразрез с ходом истории, они одновременно предопределили упадок Испании в последующие века. В других регионах Европы современный капитализм смог зародиться во многом благодаря экспроприации первобытных народов Америки. После грабежа накопленных сокровищ последовала систематическая эксплуатация принудительного труда коренных жителей и африканских рабов, которых торговцы вывозили из Африки.
Европа нуждалась в золоте и серебре. Средства обращения множились без остановки, и нужно было подпитывать капиталистическое движение в момент его рождения: буржуазия захватывала города, основывала банки, производила и обменивала товары, завоевывала новые рынки. Золото, серебро, сахар: колониальная экономика, скорее поставщик, чем потребитель, была построена в соответствии с потребностями европейского рынка и находилась у него на службе. Стоимость экспорта драгоценных металлов из Латинской Америки в течение длительных периодов XVI века была в четыре раза выше стоимости импорта, состоявшего преимущественно из рабов, соли, вина и
