Птицелов
Трудно дело птицелова:Заучи повадки птичьи,Помни время перелетов,Разным посвистом свисти.
Но, шатаясь по дорогам,Под заборами ночуя,Дидель весел, Дидель можетПесни петь и птиц ловить.
В бузине, сырой и круглой,Соловей ударил дудкой,На сосне звенят синицы,На березе зяблик бьет.
И вытаскивает ДидельИз котомки заповеднойТри манка — и каждой птицеПосвящает он манок.
Дунет он в манок бузинный,И звенит манок бузинный, —Из бузинного прикрытьяОтвечает соловей.
Дунет он в манок сосновый,И свистит манок сосновый, —На сосне в ответ синицыРассыпают бубенцы.
И вытаскивает ДидельИз котомки заповеднойСамый легкий, самый звонкийСвой березовый манок.
Он лады проверит нежно,Щель певучую продует, —Громким голосом березаПод дыханьем запоет.
И, заслышав этот голос,Голос дерева и птицы,На березе придорожнойЗяблик загремит в ответ.
За проселочной дорогой,Где затих тележный грохот,Над прудом, покрытым ряской,Дидель сети разложил.
И пред ним, зеленый снизу,Голубой и синий сверху,Мир встает огромной птицей,Свищет, щелкает, звенит.
Так идет веселый ДидельС палкой, птицей и котомкойЧерез Гарц, поросший лесом,Вдоль по рейнским берегам.
По Тюринии дубовой,По Саксонии сосновой,По Вестфалии бузинной,По Баварии хмельной.
Марта, Марта, надо ль плакать,Если Дидель ходит в поле,Если Дидель свищет птицамИ смеется невзначай?
1918, 1926 Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва, «Детская Литература», 1968.
Папиросный коробок
Раскуренный дочиста коробок,Окурки под лампою шаткой…Он гость — я хозяин. Плывет в уголокСтуденая лодка-кроватка..
— Довольно! Пред нами другие пути,Другая повадка и хватка!.. —Но гость не встает. Он не хочет уйти;Он пальцами, чище слоновой кости,Терзает и вертит перчатку…
Столетняя палка застыла в углу,Столетний цилиндр вверх дном на полу,Вихры над веснушками взреяли…Из гроба, с обложки ли от папирос —Он в кресла влетел и к пружинам прирос,Перчатку терзая, — Рылеев…
— Ты наш навсегда! Мы повсюду с тобой,Взгляни!.. —И рукой на окно:ГолубойСад ерзал костями пустыми.
Сад в ночь подымал допотопный костяк,Вдыхая луну, от бронхита свистя,Шепча непонятное имя…
— Содружество наше навек заодно! —
Из пруда, прижатого к иве,Из круглой смородины лезет в окноПромокший Каховского кивер…
Поручик! Он рвет каблуками траву,Он бредит убийством и родиной;Приклеилась к рыжему рукавуЛягушечья лапка смородины…
Вы — тени от лампы!Вы — мокрая дрожьДеревьев под звездами робкими…Меня разговорами не проведешь,Портрет с папиросной коробки!..
Я выключил свет — и видения прочь!На стекла с предательской леньюВ гербах и султанах надвинулась ночь —Ночь Третьего отделенья…
Пять сосен тогда выступают вперед,Пять виселиц, скрытых вначале,И сизая плесень блестит и течетПо мокрой и мыльной мочале…
В калитку врывается ветер шальной,Отчаянный и бесприютный, —И ветви над крышей и надо мнойЗаносятся, как шпицрутены…
Крылатые ставни колотятся в дом,Скрежещут зубами шарниров.Как выкрик:— Четвертая рота, кругом! —Упрятанных в ночь командиров…И я пробегаю сквозь строй без конца —В поляны, в леса, в бездорожья……И каждая палка хочет мясца,И каждая палка пляшет по коже…
В ослиную шкуру стучит кантонист(Иль ставни хрипят в отдаленьи?)…А ночь за окном, как шпицрутенов свист,Как Третье отделенье,Как сосен качанье, как флюгера вой…И вдруг поворачивается ключ световой.
Безвредною синькой покрылось окно,Окурки под лампою шаткой.В пустой уголок, где от печки темно,Как лодка, вплывает кроватка…
И я подхожу к ней под гомон и лайСобак, зараженных бессонницей:— Вставай же, Всеволод, и всем володай,Вставай под осеннее солнце!Я знаю: ты с чистою кровью рожден,Ты встал на пороге веселых времен!Прими ж завещанье:Когда я уйдуОт песен, от ветра, от родины, —Ты начисто выруби сосны в саду,Ты выкорчуй куст смородины!..
Э. Г. Багрицкий. Стихотворения. Ленинград, «Советский Писатель», 1956.
Смерть пионерки
Грозою освеженный,Подрагивает лист.Ах, пеночки зеленойДвухоборотный свист!
Валя, Валентина,Что с тобой теперь?Белая палата,Крашеная дверь.Тоньше паутиныИз-под кожи щекТлеет скарлатиныСмертный огонек.
Говорить не можешь —Губы горячи.Над тобой колдуютУмные врачи.Гладят бедный ежикСтриженых волос.Валя, Валентина,Что с тобой стряслось?Воздух воспаленный,Черная трава.Почему от знояНоет голова?Почему теснитсяВ подъязычье стон?Почему ресницыОбдувает сон?
Двери отворяются.(Спать. Спать. Спать.)Над тобой склоняетсяПлачущая мать:
Валенька, Валюша!Тягостно в избе.Я крестильный крестикПринесла тебе.Все хозяйство брошено,Не поправишь враз,Грязь не по-хорошемуВ горницах у нас.Куры не закрыты,Свиньи без корыта;И мычит короваС голоду сердито.Не противься ж, Валенька,Он тебя не съест,Золоченый, маленький,Твой крестильный крест.
На щеке помятойДлинная слеза…А в больничных окнахДвижется гроза.
Открывает ВаляСмутные глаза.
От морей ревучихПасмурной страныНаплывают тучи,Ливнями полны.
Над больничным садом,Вытянувшись в ряд,За густым отрядомДвижется отряд.Молнии, как галстуки,По ветру летят.
В дождевом сияньеОблачных слоевСловно очертаньеТысячи голов.
Рухнула плотина —И выходят в бойБлузы из сатинаВ синьке грозовой.
Трубы. Трубы. ТрубыПодымают вой.Над больничным садом,Над водой озер,Движутся отрядыНа вечерний сбор.
Заслоняют свет они(Даль черным-черна),Пионеры Кунцева,Пионеры Сетуни,Пионеры фабрики Ногина.
А внизу, склоненнаяИзнывает мать:Детские ладониЕй не целовать.Духотой спаленныхГуб не освежить —Валентине большеНе придется жить.
— Я ль не собиралаДля тебя добро?Шелковые платья,Мех да серебро,Я ли не копила,Ночи не спала,Все коров доила,Птицу стерегла, —Чтоб было приданое,Крепкое, недраное,Чтоб фата к лицу —Как пойдешь к венцу!Не противься ж, Валенька!Он тебя не съест,Золоченый, маленький,Твой крестильный крест.
Пусть звучат постылые,Скудные слова —Не погибла молодость,Молодость жива!
Нас водила молодостьВ сабельный поход,Нас бросала молодостьНа кронштадтский лед.
Боевые лошадиУносили нас,На широкой площадиУбивали нас.
Но в крови горячечнойПодымались мы,Но глаза незрячиеОткрывали мы.
Возникай содружествоВорона с бойцом —Укрепляйся, мужество,Сталью и свинцом.
Чтоб земля суроваяКровью истекла,Чтобы юность новаяИз костей взошла.
Чтобы в этом крохотномТеле — навсегдаПела наша молодость,Как весной вода.
Валя, Валентина,Видишь — на юруБазовое знамяВьется по шнуру.
Красное полотнищеВьется над бугром.«Валя, будь готова!» —Восклицает гром.
В прозелень лужайкиКапли как польют!Валя в синей майкеОтдает салют.
Тихо подымается,Призрачно-легка,Над больничной койкойДетская рука.
«Я всегда готова!» —Слышится окрест.На плетеный коврикУпадает крест.И потом бессильнаяВалится рукаВ пухлые подушки,В мякоть тюфяка.
А в больничных окнахСинее тепло,От большого солнцаВ комнате светло.
И, припав к постели.Изнывает мать.
За оградой пеночкамНынче благодать.
Вот и все!
Но песняНе согласна ждать.
Возникает песняВ болтовне ребят.
Подымает песнюНа голос отряд.
И выходит песняС топотом шагов
В мир, открытый настежьБешенству ветров.
1932 Русская советская поэзия. Под ред. Л. П. Кременцова. Ленинград: Просвещение, 1988.
Арбуз
