«Что же ты скажешь астролог…»
Что же ты скажешь астрологБитва ль меня ожидаетгде же набат поутрухолод на росном юрупорох просыпленный с полокплащ мой намок и набряксиверко в горах у пряхстает – как руку протянетмечик о мечик бряцаетславной туманностью ив зеленявсё расползаются в доскрипу блёсткой картинегде же астролог в пространство прокинешь менятам мужику – пахотинаа рыбаку – путинастанет – как руку протянет
Афина
Чудесный акушер, кузнец хромойну что ты сделал, что ты сделалты одарил меня надзвездной немотойзапорошил глаза мне снегом белым
сквозь бормотание мое провел живую нитьчудовища под блещущей эгидойс неженской грудью с женскою обидойи ни обнять ее ни заменить
не оболгать на площади в квартирене выслужиться знаньем иль числомно с жестким сердцем двигая весломвсе по миру идти все в этом мире.
«Лёгок налёт откровенья…»
Лёгок налёт откровеньялёгок стакан у разлукидивною славой овеянполк напрягающий луки
руки сующий в Каялужрущий орущий летящийнас претворивший для вящейславы земного металла
Желтые очи набряклируки по локоть усохлитак ли или не так липлакали мокли и дохли.
«Я жил. спеши и ты…»
Я жил. спеши и тысвязать себя чугунным дароми над Фаросом на Байдарахруками небо закрутить
среди очерченных пустоти синеватого разбояоно вихляя над тобоюсвой круг осенний повернет.
«Пусть там мы встретимся где небо белой грудью…»
1. Пусть там мы встретимся где небо белой грудьюна горах льет тумана молокогде сердцу дышится легкогде влажной нежностью опутаные люди
так не спешат, как будто им не вечностьа шаг и шаг и два и – бесконечность.
2. Я на груди у Бога. Море дышита губы воздухом пронзенны, солоныи море-демиург в сердцах у смертных пишетчто в небо и в тебя мы смертно влюблены
и смущены мы были в одночасьекак будто трепетное близилось к нам счастье.
3. Погибельных своих достоинствпавлинье смятое перонесу за стойку за бюрокак будто гном благопристойный
а тут и пальцев пять и столько же догадокдвижений чувств и как назвать их надо
4. Все тянется все очаровано крылатовсе вносит в даль и вот зачем их пятьи я опять не знаю как назватьвсе чем мы здесь безудержно богаты
что в наших душах превратилось в шагчто в горний шум окутала душа
5. Укутаны среди людских угодиймы в нашем сердце так безудержно крылатыкакою силой стали мы богатыв какой ладони дышат наши годы
кто нам ответит в этой влажной смутеи ведом ли ответ какой-нибудь минуте.
«Мне мыть посуду за собой…»
Мне мыть посуду за собойтебе зачитываться Белыми падать ягодой незрелойобиженою злой судьбой
Что ж оттого что за столоммы ласково глядим друг в другаведь невеселая подругатвердит-твердит: пора на слом
Какими чудесами здесьмы оказались и – так близко.Итаки нет? Итака есть?И что за честьприбиться к берегам где сиверко и слизко
Но вот ведь путь – нальем в стаканы чайпоговорим о дебрях очевидцаи как дороженьке не витьсяты старшая сестра встречай
«Такая малая комната, прибранная наскоро…»
Такая малая комната, прибранная наскорона стенках светлых холода печатьлечь и мечтать – вот путь по рекам в Басруразноязычные матросы, суета
Над головой все беготня пустаявот одиноко выйти. На ветрухолодная душа растает и устанетна три ключа держать свою нору
Я растворяюсь в воздухе и сини. Мне надоиз-под низкого неба на судапо рекам вниз до Басры из Багдадаидущие. Туда.
«Мне хорошо. Как густо день заполнен…»
Мне хорошо. Как густо день заполненбездельем и тоскойпокойкачает будто волны
Я одинок. Не я умру, не ямне новое так одиноко снитсязмея линяя и маняклубками пестрыми ложится
вот вдаль я за тот утес простерти вот я в порошок растерти рукава в муке от булок белы.
«Не я не я сгубил этот день это утро…»
Не я не я сгубил этот день это утрото солнце спалило цветы так гневно и мудрото солнце палящее только не я не я
схвати мои руки оставь мои руки – уйдикрути этот шар этот круг без меня
ремней и стремян достаточно в мире – летито лошади мчатся беспутные – только не я не я
«Христова конница три бешенные „Волги“…»
Христова конница три бешенные «Волги»без тормозов без славы на урадавно безумные и как еще надолгопо городу свирепствуют с утра
давя и руша, выворотив фарыорущий радиатор смяв:«невидящие, начались пожарызолото-рыж ты занялся, Исав.
Тридцатый век придет, косматый заняткозлами, спорами и старинойиспепелю Едом и серым станеттвой купол над твоей страной».
«Изблевал меня круг мой и страна…»
Изблевал меня круг мой и странадруг мой руку за спину спряталкто теперь назовет меня братомглаз мой рана и пелена
глаз мой пламя и соль на немя руками воздух ловлюи хожу как в потемках днемднем, когда мною блюют
За стеной моей враг и мраквсё меня догоняют вплавьТы прости мне гордость и страхтолько Ты меня не оставь
«Голос Твой звучит не смолкая…»
Голос Твой звучит не смолкаяжилы мои пронизави как струна отзовется алкаярыжий и глупый Исав
Если Твой Голос пеной кровавойгубы Свои запятнавбьет и орет, Отче, Аве!я Твой рыжий Исав
я Твой не знающий мира иногожрущий галдящий яне расчленивший Голос и Словолыко в строку не шья
Как кровь из пор мешается с потомжелтая вязь естестваи прорастает на коже зиготас миром Твоим родства
черной земли и леса звенящеготемную кровь впитавя не устану жрущий галдящийв службе Тебе Исав.
«Пьяный лев и золотая башня…»
Пьяный лев и золотая башнявольная тоска и леньесли бы не страшный день вчерашнийэтот показался б дребедень
но за мной вчера, и завтрапританцовывает впередихлопая в ладоши: автор, авторрыжий автор выходи.
Одинокое мое наследствоалчный родственник не тянет руки на злое девственное детствоопускается любимый друг
три горы огней и неприязнизанят, забронирован и вотхлеб печет, египетские казнион печет и хлеб печет.
«Ах, конь, немая слава всадника…»
Ах, конь, немая слава всадника,он фыркает, ступая, белый,и мир, как театральный задник,изодранный и неумелый,
и мир, как шар, и конь из плиток,а я смотрю – и вот на немстальной разнообразный слиток,звучащий тихо водоем.
Святому Мартину помолимся растеряно,святому рыцарю, пусть, совесть и сверчок,он повернул на Запад и Восток —мне прошлое как полглотка доверено.
__________
Мне полглотка доверено – на пей —доверено, а я не сделал шага,от брюк моих не отошел репей,а на губах уже благая влага.
Здесь ведь не то, чтоб встать и сесть —не продохнуть, а возлеуже бежит благая весть —за что? – всё после
расплатимся иль никогда,если ты выберешься – вот моя награда,И где беда? Когда беда,Я – Мать, и мне беды не надо.
И легкой девочкой ломая на ходупередо мной кусты, она исколотая мчится,сиделка, утешительница, чтица,учительница – только бы беду
отвесть. Бред, мука и печаль,лишь две руки ее и дальшеголубоглазо небо.
«Благодарю Тебя, Господь, за то, что я не лев, не пес …»
Благодарю Тебя, Господь, за то, что я не лев, не пес,благодарю, за то, что я труха земная,что жизнь моя, как стая ос,метущаяся, отдыха не зная,
что вижу луч и слышу шагтой дрожи воздуха и запоздалой ланинемыслимо свободное желанье,когда она спешит, кусты круша.
Сухую кость кустаи поцелуи ног ее ломают,и мечется она немая,от жестких солнца и песка пуста.
Но Ты – Господь, и ненавистный снег,сливаясь, гонит в одиноком крике:«Благодарю Тебя за Твой великий,за неустанный Твой, за мерный в сердце бег».
«На мглистом асфальте закружится странник ненастный…»
