Я проскочила через кухню и упала на колени в лужу липкой холодной крови. Китти лежала, раскинув руки, белая рубашка и волосы слиплись в единую массу темно-бордового цвета. Я наклонилась над ней, и у меня закружилась голова. Меня затошнило, когда я потрогала ее липкие волосы, а потом потянула нож за рукоятку.
— Китти!
Я насмотрелась достаточно полицейских сериалов и прекрасно знала, что нельзя двигать тело, однако не могла остановить свои руки, схватившие ее худенькие плечи. Музыка взлетела до крещендо, струнные и духовые заполнили неподвижный воздух с запахом меди в момент, когда ее торс выскользнул с тошнотворным звуком рвущейся ткани. Тело с глухим стуком ударилось об пол. Я зажала рот руками, чтобы заглушить свой крик. И чтобы меня не вырвало.
— Мамочка!
Я услышала голос Софи, звучавший словно с другой планеты. Мой собственный голос дрожал, когда я отозвалась.
— Момент, ребятки!
Я поднялась, конвульсивно вытирая руки о штаны, больно ударилась бедром о барную стойку, и это заставило меня остановиться и подумать. Вызывать полицию? Хватать детей? А если тот, кто сделал это с Китти, все еще в доме?
Сначала полиция, решила я. Казалось, целая вечность ушла на то, чтобы залезть в карман, вытащить мобильный и набрать «девять-один-один».
— Здравствуйте, говорит Кейт Кляйн, я нахожусь в доме своей подруги Китти Кавано, дом пять по Фолли-Фарм-уэй, и она… Она мертва. Кто-то убил ее.
— Пожалуйста, адрес, — прозвучал голос в трубке. — Ваше имя?
Я назвала. Потом повторила по буквам. Затем у меня спросили номер страховки и дату рождения.
— Пришлите кого-нибудь! Полицию… «Скорую помощь»… морскую пехоту, если она поблизости… — пробормотала я.
— Мадам?
Я замолчала, увидев рядом с телефоном Китти листок плотной кремовой бумаги. Узрела десять цифр, от которых кровь застыла в жилах.
Код Манхэттена, тот же номер, какой был у него, когда я его знала, тот самый номер, который я набирала все то время, что мы жили напротив, через коридор. Тот самый номер — с тех самых пор я почти каждый день боролась с собой, чтобы не набрать его снова.
«Я полагаю, у нас есть общий приятель…»
Не размышляя, я положила трубку, протянула трясущуюся руку и схватила записку. Скомкала ее и запихала поглубже в карман. Потом подставила руки под кран в кухне, высушила их о посудное полотенце с жизнерадостным рисунком осенних листьев и выбежала в холл на подгибающихся ногах.
— Мамулечка?
Узкое личико Софи было бледным, широко распахнутые большие карие глаза смотрели серьезно. Сэм и Джек держали ее за руки, большой палец Сэм засунул себе в рот. Софи увидела кровь на моих брюках.
— Ты поранилась?
— Нет, мое золотце. Мамочка в порядке.
Я нашарила в сумке гигиеническую салфетку и поспешно потерла пятна.
— Пошли, Софи, — сказала я, подхватила мальчишек на руки и понесла их к дороге, ощущая, как бешено работают моторчики детских сердечек. И мы уселись там, ожидая помощи.
Глава 2
— Его? — воскликнула я, пытаясь перекричать треск сканера, звуки радио, настроенного на волну консервативной станции, и тихий разговор полицейских, столпившихся у кофеварки.
— Стэн?
Стэнли Берджерон, шеф полиции Апчерча, рассеянно кивнул. Он усадил меня на металлическое кресло с колесиками, перед пустым столом с потертым дисковым телефоном, под пожелтевшим листком с призывом «Худейте на работе», что не наполняло мое сердце уверенностью. Не помогал и вид секретарши-диспетчера, почесывавшей голову кончиком карандаша и притворявшейся, будто печатает, ловя каждое произнесенное нами слово.
«Спокойно, Кейт, — сказала я себе. — Не веди себя как преступница, иначе они именно так и подумают». Но это было нелегко. Кто-то сжимает пальцы, когда нервничает. Я начинаю валять дурака. Я глубоко вздохнула и постаралась, чтобы в моем голосе звучало безразличие.
— Скажите мне, я что, под арестом? Потому что — не хочу показаться непочтительной — если я сяду в тюрьму, то подведу тех, с кем мы по очереди возим детей.
— Вы не арестованы, Кейт, — произнес Стэнли.
Он был небольшого роста, с бочкообразной грудной клеткой и двойным подбородком, с карими влажными глазами бассета и висячими усами мышиного цвета. До терактов 2001 года служил в полицейском управлении Нью-Йорка, но потом променял высокий уровень преступности и угрозу терроризма на сонный маленький Апчерч, где за день, насыщенный событиями, можно было выписать пару штрафов за превышение скорости, шугануть молодняк с местной поляны любви и заняться поисками одного из принадлежащих Луи Кеннелли корги-чемпионов, склонного к бродяжничеству. Я познакомилась с ним во время моих первых шести недель жизни в Апчерче, когда из-за моей полной неспособности овладеть дорогущей и очень чувствительной системой безопасности он почти каждый день наведывался в мой дом на Либерти-лейн.
— Нам просто нужно задать вам еще пару вопросов, — продолжил Стэн.
— Что еще? — поинтересовалась я, стараясь, чтобы мой голос звучал так, будто сердце не билось у меня в горле, я уже не дрожала, не чувствовала, что скомканная записка с телефоном моего бывшего знакомца набухает и пульсирует, как раковая опухоль, в кармане. Я подумала: а не сходить ли в туалет и смыть бумажку в унитаз? А вдруг она застрянет? Потом я решила, что надо разорвать ее на полосочки и съесть. А если меня стошнит? Лучше просто переждать. Я поерзала на сиденье, воображая, будто слышу, как бумажка зашуршала в кармане.
За те три часа с момента, когда, пошатываясь, я вышла из дома Китти Кавано, я позвонила приходящей няне Грейси и попросила забрать детей домой в моем минивэне. Затем меня отвезли в полицейский участок, где я написала заявление, и у меня сняли отпечатки пальцев. Три раза трем разным людям по отдельности я объясняла, каким образом мои отпечатки оказались на рукоятке ножа. Среди детективов был один, который проворчал с раздражением: «Фу, дамочка, вы что, не смотрите „Место преступления“?» Я посмотрела на него широко раскрытыми глазами и спросила: «А по детскому кабельному его показывают? Если нет, то вряд ли».
Я покрепче застегнула заколки с бусинками, удерживающие челку. Мистер Стивенс уговорил меня на градуированную стрижку, но, поскольку он отклонил предложение переехать ко мне и укладывать мне волосы каждое утро, у меня всегда свисали на глаза по меньшей мере сантиметров пять модной «рваной» челки. Затем я поинтересовалась, не нужен ли мне адвокат.
— Зачем вам адвокат? Вы свидетель, а не подозреваемая. Вам нечего скрывать, — пожал плечами Стэн.
— А вдруг есть?
Он уставился на меня.
— Шучу, шучу, — пробормотала я.
Лицо Стэна вытянулось.
— Как будто у меня есть время заниматься своими делами и при этом замышлять убийства. Мой муж уже неделю в Калифорнии. Да у меня еле-еле хватает времени на то, чтобы вытащить посуду из посудомойки.
Я посмотрела на часы, нажала кнопку повторного вызова на мобильнике и дала отбой, не оставив сообщения, когда услышала ответ голосовой почты Бена. Я уже послала ему много сообщений — ни на одно из них он не ответил — где, с разными вариациями, писала одно и то же: «Я зашла в дом Китти Кавано и нашла ее мертвой на полу кухни, с ножом в спине. Сейчас пишу объяснение в полиции. Пожалуйста, позвони. Пожалуйста, приезжай домой. Пожалуйста, позвони мне и приезжай как можно скорее».
Мой муж находился в Лос-Анджелесе на большом сборище демократов, вербуя новых клиентов для своей фирмы, занимавшейся политическим консалтингом. Если вы в течение трех избирательных циклов обитали где-нибудь на Северо-Западе и смотрели рекламу, где один из кандидатов медленно покачивается на черно-белом фото и выглядит так, словно у него в холодильнике лежат расчлененные тела маленьких мальчиков, то вы видели работу Бена. Среди его удовлетворенных клиентов два сенатора, три члена палаты представителей, губернатор Массачусетса и главный прокурор штата Нью-Йорк. Когда речь заходит о моем муже, всегда звучат слова «важная птица». Он зарабатывает более чем достаточно для содержания нас пятерых надежно и уютно устроенными в нашем спальном поселке, в сорока пяти минутах от Манхэттена, где самые дешевые дома стоят больше миллиона долларов, где все машины — с полным приводом, и где я не нашла себе ни единого друга.
Я вновь поерзала на сиденье, пока регулировщик на переходе у начальной школы консультировался с коллегой в голубом полиэстере, по моему мнению, типичным почтальоном, и задалась вопросом — все ли в городе, кто носит униформу, уже явились сюда по этому случаю.
Записку я запихала поглубже в карман. Я уже два раза мыла руки, но кончики пальцев были все еще черными от полицейских чернил. Тем временем Стэн бормотал что-то по телефону. Секретарша положила карандаш и достала из ящика стола зеркальце и тушь для ресниц. Она наклонила зеркальце, притворяясь, будто красит ресницы, а сама глазела на то, что происходит в углу. Вскоре Стэн повесил трубку, обменялся парой слов с уличным регулировщиком, кивнул почтальону, подтянул брюки на животе и неторопливо направился к моему столу.
