— Егор, ну потерпи, каникулы же через две недели.
Маму, если честно, очень трудно обмануть. У неё как будто детектор лжи в голове. А рассказать ей и папе про мои страхи — значит обречь себя на посещение Виктора Ивановича, нудного типа, которого родители почему-то считают психологом.
И вот тогда я решил: пойти в музей, но просто не смотреть на этого жуткого жреца. В зале ведь есть и другие экспонаты. Саркофаги, стела с этим… с Анубисом. Он мне, кстати, нравится, этот Анубис, что-то в нём есть… Другие боги, например, бог письма Тот с головой сокола, выглядит смешно, а этот, волчара Анубис, очень величественный и грозный. Ещё там есть забавные статуэтки с вытаращенными глазами. А на жреца этого не буду смотреть, вот и всё. Глаза закрою.
Таков был мой план. Но он не сработал, потому что как только мы вошли в Египетский зал, я тут же забыл, где подкарауливает меня коричневый жрец, справа или слева.
Я ткнул Димона в бок, а он почему-то свалился.
— Калинин! — рыкнула Вера Петровна.
Димон встал и возмутился:
— Я же египетскую позу тренировал! Ноги — в профиль, глаз — в фас.
И он снова попытался подражать египтянам. Я попробовал тоже. Мне как раз эта поза очень подходила: глаз в фас, значит — никаких гнилых жрецов в поле зрения.
— Димон, я на него смотреть не буду, — сказал я.
Тут пришла та самая дама в платке и возвестила:
— Сегодня мы с вами подробно поговорим о том, как древние египтяне делали мумии.
Все обрадовались. Я тоже, наверное, обрадовался бы, если бы мумия не повадилась валяться на моём одеяле. Все наши пошли налево, а я — направо, но Вера Петровна поймала меня и водворила прямо перед ящиком, в котором хранился злосчастный Петасе. Сегодня ночью жрец, конечно, начнёт мне рассказывать о том, как его бальзамировали. «Ну, в общем, вынули мне мозг, извините за физиологическую подробность, мой юный друг, через ноздри…». Я стоял с закрытыми глазами и всерьёз подумывал о том, чтобы заткнуть уши… И вот тут-то меня и толкнули.
Итак, план под названием «Не смотреть» провалился.
— Ты чего? — шепнул Димон, пробравшийся ко мне за спиной у Веры Петровны.
— Посмотрел, — вздохнул я.
Димон покачал головой.
— Вымещай его из сознания. Представляй себе кого-то другого.
К счастью, в этот момент экскурсовод повлекла нас от страшного ящика, пардон, стенда к другим, безобидным. А я принялся вымещать. На месте изуродованного временем лица с гнилыми зубами явились вдруг красные щёки Наташки Майской. Я глянул на неё. Она тут же отвела глазищи! Шпионит за мной, что ли? Я отвернулся, мысленно держа её образ перед собой. Но сквозь Наташкины глазищи проступал страшный оскал мумии. Я вызвал к себе в голову образ шпиона из фильма, на который ходил в прошлые выходные. Шпион был очень смелый и в подтяжках, он выдавал себя за другого шпиона, много бегал, собирал рацию под дулом пистолета и вылезал через канализацию… Такое лицо у него было, всё в царапинах… Кровь шла… Потом кровь у него в жилах застыла, и вылили её в колбочку, и промыли всё внутри пальмовым вином, и положили в ванну… тьфу… жрец опять пролез… Наташка Майская. Наташка Майская.
И снова — зелёный Наташкин взгляд… Шпионка, ну точно шпионка. Однако Наташкино лицо всё-таки лучше держалось в голове, чем лицо того киногероя.
Наташка в прошлой четверти три раза давала мне списать. Один раз поделилась шоколадкой. На физкультуре она здорово прыгает в длину, хорошо играет в футбол… Смеётся редко… На рюкзаке — наклеечки с какими-то девицами в стиле «анимэ». Пожалуй, нормальная девчонка. Хотя слишком тихая. И в какие-то кружки постоянно ходит. Как уроки кончились, сразу бежит в свои кружки. Нет, чтобы пообщаться, потусоваться. Я вот только на английский хожу, и то со скрипом. И после занятий мы ещё с парнями мяч гоняем в школьном дворе, или в игрушки на смартфонах рубимся.
Не помню, как я провёл остаток экскурсии. Ходил, как робот, и думал о Наташке. А Наташка всё на меня смотрела. Я видел, что смотрела, потому что сам иногда на неё посматривал. И чем больше смотрел, тем больше удивлялся. Потому что проучился с ней уже полгода, а ничего про неё не знаю. Вот так люди умудряются существовать рядом, и вовсе друг друга не замечать.
По пути домой я зашёл в аптеку за аскорбинкой. И тут мне на глаза попалась коробочка с чудной надписью «мумиё». Эх, мумиЁ моё… Жрец улыбнулся мне из окошечка кассы и протянул усохшую руку за деньгами.
Вечером я тянул время, чтобы не ложиться спать. Уроки делал с удовольствием, можно сказать, смаковал… Подбадривал себя, подбадривал. Почитал в журнале для юных техников (мама думает, что я такой) про космическую станцию, как там устроено всё. Постирал носки. Помыл посуду. Начистил ботинки. Вытер пыль с лампы и с компьютера. Старался всё время думать о Наташке. И думал, в общем-то, довольно много. Уже во время чистки ботинок мне пришла мысль поговорить с Наташкой о чём-нибудь. Только вот о чём?
Я включил комп и стал искать Наташкину страничку. Нашёл я её довольно быстро. Лицо на аватарке было узнаваемое, только с какой-то несусветной причёской. В интересах значились скучные девичьи темы, английский, сериал про анимэшных космических воинов, Миядзаки и… Древний Египет.
У меня аж экран потемнел перед глазами. И ты туда же, Майская! Ах, предательница. О чём же мне теперь думать?
— Пора бы тебе в постель, — в комнату зашла мама, — молока хочешь?
— Мама, — выпалил я, — мне снится мумия из Эрмитажа.
— Вот это да! Как интересно. Почему я во сне вижу только, как опаздываю на работу, и начальница швыряет в меня степлер?
Я улыбнулся. Мама погладила меня по голове.
— Давай-ка тебе вместо молока травяного чая с пустырником заварю.
И она заварила мне этот спасительный чай, и пришла почитать мне перед сном книгу про нанотехнологии, которую я одолжил у Димона. Мама читала, кажется, не особенно понимая, о чём идёт речь. А я лежал, затаив дыхание, как будто превратившись в себя маленького, того, который ждёт — не дождётся, чтобы узнать, что там дальше произошло с Буратино. Ведь мама уже давным-давно не читала мне на ночь. Я слушал её голос, и он опять, как в дошкольную старину, убаюкивал меня, размывал узоры на обоях, гасил свет, окружал мягким, ласковым покоем…
На следующий день перед первым уроком ко мне подошла Наташка.
— Вера Петровна сказала, что мы с тобой должны делать «Практику — Гид» вместе, — сказала она. В её глазищах почему-то светилась радость.
— И как мы будем это делать?
— Ну… Я могу слайды подобрать. А ты — текст. Я тебе пришлю ссылку на один сайт…
— Ладно. А презентацию потом кто будет ваять?
— Вместе будем. У информатички можно попроситься.
Я заметил вдруг, что у неё совсем белые брови, как будто выгоревшие на солнце. А может, она — альбинос?
— Не, давай у меня, — ляпнул я, и покраснел, прямо как Наташка тогда, в Египетском зале.
Накануне нашего выступления Наташка пришла ко мне домой. Открыл ей папа. Он очень галантно повесил Наташкино пальто на вешалку и предложил ей чаю. Я в этот момент пытался сделать так, чтобы мои руки не тряслись, касаясь клавиатуры. Но они немножко всё-таки тряслись, и оставляли на кнопках предательские влажные следы. Я жутко нервничал, но вовсе не из-за погребальных обрядов древних египтян. А из-за Наташки.
— Привет! Ну, как? Нашел всё? — спросила Наташка. Её брови почти светились на красном лице, и белобрысые виски немного блестели.
— Ага, — кивнул я, — садись.
И она села рядом со мной. Это было по-настоящему странно. Мы с Наташкой вдвоём в моей комнате! Она была совсем не такая, как в школе, может быть, потому, что свет здесь падал по-другому, а может, потому, что никто не маячил рядом, не швырялся рюкзаками, не орал «Буга-га!» и не говорил гнусавым голосом: «Ну ты и придурок!» Свободная от привычного школьного фона, Наташка показалась мне гораздо симпатичней. Видимо, поэтому я и не находил себе места, кружил по комнате и нёс какую-то ахинею.
Папа приготовил нам чай и спросил, не нужно ли ещё что-нибудь. Наташка ответила: «Спасибо большое, нет» и стала искать разъём для флэшки. Искала она его совершенно не с той стороны, и я подошёл, чтобы помочь ей. Она открыла папку с надписью «Презентация», и на экране материализовался не кто иной, как старина Петасе.
Однако моё сердце не ёкнуло, и коленки не подогнулись. Наверное, потому, что у меня было только одно сердце, один комплект коленок, и они уже успели наёкаться и наподгибаться в тот момент, когда Наташка позвонила в дверь.
— Как это всё-таки противно, — вдруг сказала Наташка, перетаскивая на страницу картинку с другой, незнакомой мне, мумией.
Я закрыл глаза и прошептал:
— А он мне снится…
— Что? — Наташка придвинулась поближе, и опять её бросило в красный цвет.
— Он мне снится, — ответил я.
