партийном съезде). Но большевики стали более влиятельны гораздо позже –
только во время мировой войны, и С.-Д. оставались по существу единой
партией. Эсеры, верившие – вслед за народниками – в важность «критически
мыслящего индивидуума», с 1900 по 1906 гг. организовали ряд политических
убийств. Это была романтическая партия, которая привлекала горячие головы –
молодежь, мечтавшую о приключениях.
За несколько лет до 1905 г. русский либерализм, всегда влачивший
жалкое существование, вдруг собрал свои силы и несколько лет
соперничал с социализмом по активному противостоянию правительству .
Была сформирована революционная организация либералов – Союз
освобождения, – и Петр Струве, ценный новобранец, перешедший в либерализм
от марксизма, уехал из России в Штуттгарт, где основал неподцензурную
либеральную газету Освобождение, на время едва не превзошедшую по
популярности выходивший сорок пять лет назад герценовский Колокол.
Неудачная война с Японией (1904–1905) очень помогла росту оппозиции, и три
партии – эсдеки, эсеры и Союз освобождения – объединились против
правительства. В первый период революции все три партии шли рука об руку, и
октябрьской забастовке 1905 г., которая повлекла за собой манифест от 17
октября, материально помогал Союз Союзов – организация представителей
свободных профессий – под руководством либерального лидера Павла
Милюкова.
Но после 17 октября пути либерализма и социализма начали расходиться.
Либералы не приняли участия в вооруженном восстании в декабре 1905 г., а
социалисты бойкотировали выборы в Думу весной 1906 г. Либералы
сформировали партию, получившую название конституционных демократов и
ставшую известной по первым буквам названия – К.-Д. – кадеты.
Самой влиятельной фигурой русского либерализма с девяностых годов до
1917 г. был профессор Павел Милюков (р. 1856), позитивист и убежденный
западник. Он сделал себе имя как историк ( Очерки по истории русской
культуры стали классическим трудом), а после 1905 г. руководил всей
деятельностью кадетской партии, – парламентской и журналистской. Он
действительно обладал организационным гением, но была в нем некая
замедленность реакции, заслужившая ему прозвище «гений бестактности».
Милюков – типичная фигура для традиционного позитивизма и агностицизма
старых русских либералов, но уже перед 1905 г. началось новое движение,
берущее свое начало от Соловьева и стремившееся отождествить либерализм с
христианским идеализмом и по странной, хотя и естественной ассоциации – с
патриотизмом и империализмом. Это движение было наиболее талантливо
представлено работами бывшего марксиста Петра Струве и его
единомышленников, авторов Вех, про которые я подробнее буду говорить в
четвертой главе.
Первая революция была движением, глубоко проникшим и широко
распространившимся. Какое-то время она господствовала над всей русской
общественной мыслью, и даже символисты, которые принципиально держались
в стороне от политики, вдруг стали революционерами и «мистическими
анархистами». Но за минутным возбуждением наступил спад политических –
особенно радикальных – настроений. Годы, последовавшие за подавлением
революции, были временем антиполитического индивидуализма,
66
выразившегося, с одной стороны, в усилении эстетизма и сексуальной свободы,
а с другой стороны, в росте производственных сил капитализма. Наступило
глубокое разочарование в радикализме и во всех традиционных
интеллигентских идеях. Оно усилилось, когда Бурцев разоблачил Азефа
(видного и влиятельного члена партии эсеров, организовавшего несколько
политических убийств) как агента тайной полиции: за этим разоблачением
последовал далеко зашедший распад революционных партий. К 1914 г.
революционные партии потеряли почти весь свой престиж и влияние, и
интеллигенция все больше склонялась к патриотизму и империализму.
Важным результатом революции была относительная (в 1905–
1906 гг. более чем относительная) свобода печати. Исчезла цензура
и, хотя правительство всегда находило средства прижать
оппозиционные газеты, стало возможным обсуждать в печати
политические вопросы. Это естественно укрепило роль ежедневных
газет и ослабило роль журналов – оплота интеллигентского
идеализма. Политика и литература стали расходиться. Политика
стала более практичной, а литература освободилась от
необходимости служить партийным целям.
Самым важным завоеванием революции стало создание парламента с
ограниченными полномочиями – создание Думы. Но Дума к литературе не
имела отношения. В отличие от новых судов, открытие которых произошло на
сорок лет раньше, Дума не возродила ораторского искусства. Про ораторов
Думы с литературной точки зрения много не скажешь. Кадеты были лучшими
из них. Но их самый знаменитый оратор – В. А. Маклаков – до прихода в Думу
уже был адвокатом с установившейся репутацией. А многие из посещавших
заседания Думы утверждали, что лучшим оратором, которого они когда-либо
слыхали, был вовсе не член Думы, а премьер-министр П. А. Столыпин.
67
Глава III
1. Художественная проза после Чехова
Когда Чехов был жив, казалось, что он открыл новый золотой век реализма
и что он является лишь его предтечей. Между 1895 и 1905 гг. один за другим
появлялись молодые писатели (родившиеся между 1868 и 1878 гг.), сразу
выходившие на первый план, завоевавшие всемирную репутацию и
продававшиеся лучше, чем Тургенев и Достоевский. Самыми выдающимися из
них были Горький и Андреев, поэтому движение в целом можно назвать школой
Горького – Андреева – без лишней натяжки, потому что все входившие в него
писатели имели много общих черт, отделяющих их и от старой – дочеховской –
прозаической школы, чьим последним значительным представителем был
Короленко, и от символистов и современного им прозаического движения,
более или менее затронутого символистским влиянием.
Первым по времени и наиболее значительным писателем школы, о которой
мы говорим, был Горький, и следы его влияния можно обнаружить у
большинства остальных членов группы. Причина этого в немалой степени та,
что Горький был первым, кто освободил русский реализм от его прежней
«благовоспитанности» и «пуританства». Русский реализм всегда был морально
деликатным и избегал грубости и откровенности, свойственной французским
романистам. Менее сдержанный внешне, русский реализм по сути был так же
деликатен, как и английский викториан ский роман. Уродство, грязь, а также
физическая сторона сексуальных отношений – все это для старого русского
романиста было табу. Традицию нарушил Толстой, первым заговоривший о
физических ужасах болезни и смерти в Смерти Ивана Ильича и о физической
основе любви в Крейцеровой сонате. Таким образом он внес существенный
вклад в разрушение запретов и условностей девятнадцатого века, и его влияние
на русскую прозу во многом схоже с параллельным влиянием Золя, которого он
ненавидел. Вот одна из «усмешек» истории: «классическое» и «религиозное»
искусство Толстого последних лет было шагом по направлению к Санину.
Начатая Толстым работа по разрушению запретов была продолжена Горьким,
Андреевым и Арцыбашевым. Кроме того, велико было влияние Толстого и как
основателя нового жанра – рассказа с метафизической и нравственной
проблематикой, – который особенно процвел в руках Андреева и Арцыбашева.
