души». Стендаль имеет дело с психологией «целых чисел». Он прослеживает
главные, сознательные, творческие линии психической жизни. Чехов
сосредоточен на «дифференциалах» сознания, его меньших, подсознательных,
невольных, разрушительных и растворяющих силах.
Как искусство чеховский метод активен, – более активен, чем, например,
прустовский, потому что основан на более четком и сознательном отборе
материала и на более сложном и тщательном его расположении.
Но как «мировоззрение», как «философия», этот метод глубоко пассивен и
«лишен сопротивляемости», поскольку представляет собой полную сдачу на
милость «микроорганизмов» души, ее разрушительных микробов.
58
Отсюда общее впечатление, производимое творчеством Чехова, –
впечатление, будто бы у него был культ слабости и бездействия. На самом деле
у Чехова не было другого способа проявить сочувствие своим персонажам,
кроме как показать подробно процесс их подчинения своим микробам .
Сильный человек, который не терпит поражения в этой борьбе или вообще ее
не пережил, всегда вызывает у Чехова меньше сочувствия и играет у него в
произведениях роль «злодея», – насколько слово «злодей» вообще применимо к
чеховскому миру.
Сильный человек в этом мире просто бесчувственное животное, с
толстой кожей, не чувствующей «уколов», которые являются единственно
важным в жизни.
Рассказы Чехова построены так, что конструкция у них не
повествовательная – ее скорее можно назвать музыкальной, только не в том
смысле, что его проза мелодична – она не мелодична, Чеховский метод
построения рассказа сходен с методами музыкального построения. Рассказы его
одновременно текучи и точны. Чехов строит свои рассказы по чрезвычайно
сложным кривым, но эти кривые точно рассчитаны.
Рассказ Чехова – серия точек, через которые можно точно провести
кривые, которые он разглядел в запутанной паутине сознания. Чехов
замечательно прослеживает первые стадии эмоционального процесса,
указывает первые симптомы отклонения – еще не различимые для постороннего
взгляда и даже для того, в ком идет процесс, – первые симптомы, когда
нарождающаяся кривая, кажется, еще совпадает с прямой. Легчайшее
прикосновение – сначала почти не привлекающее внимания читателя – дает
намек на направление, в котором пойдет рассказ. Потом оно повторяется как
лейтмотив, и при каждом повторении становится яснее отклонение кривой,
которая заканчивается совсем в другом направлении, чем начальная прямая.
Такие рассказы как Учитель словесности, Ионыч, Дама с собачкой –
превосходные примеры этих эмоциональных кривых. В Ионыче прямая линия –
это любовь доктора к мадмуазель Туркиной, а кривая – его погружение в
эгоистическое самодовольство успешной провинциальной карьеры.
В Учителе словесности прямая – опять любовь героя; кривая – дремлющее
в нем недовольство эгоистическим счастьем и умственные запросы.
В Даме с собачкой прямая линия – отношение героя к своему роману с
«дамой» как к банальной и преходящей интрижке, кривая – его непреодолимая
и всепоглощающая любовь к ней.
В большинстве рассказов Чехова эти конструкции осложнены богатой и
мягкой атмосферой, созданной изобилием эмоционально-значительных деталей.
Таким образом достигается поэтический, даже лирический эффект: как и в
лирике, интерес читателя сосредоточен не на развитии событий, а на
«заражении» настроением автора. Чеховские рассказы – лирические
монолиты, их нельзя разъединить на эпизоды, потому что каждый эпизод четко
обусловлен целым и без целого лишен смысла. В архитектурном единстве
Чехов превосходит всех русских писателей реалистической эпохи. Только у
Пушкина и Лермонтова мы находим равный или даже больший дар построения.
Чехов считал Тамань Лермонтова лучшим из всех рассказов, когда-либо
написанных, – и это мнение не лишено оснований. Тамань предварила
чеховский метод лирической конструкции. Только воздух Тамани яснее и
холоднее, чем мягкая, «сочно-осенняя» атмосфера чеховского мира.
Несколько в стороне от остального зрелого творчества Чехова стоят
повести Моя жизнь и В овраге. Моя жизнь – история толстовца, и нельзя не
заметить, что Чехов старался приблизиться здесь к более ясному и
59
рациональному стилю Толстого. В рассказе есть прямота повествования и
разреженность атмосферы, редкие у Чехова. Несмотря на сравнительное
отсутствие атмосферы, это, возможно, самый поэтически наполненный его
рассказ. История убедительно символична. Герой, его отец, его сестра,
Ажогины, Анюта Благово выделяются с четкостью персонажей «моралите».
Общий и неопределенный характер самого названия помогает сделать рассказ
«жизнью каждого человека».
По поэтической мощи и значительности Моя жизнь может считаться
шедевром Чехова – пожалуй, превосходит ее только В овраге. В овраге – один
из последних рассказов Чехова – удивительное произведение. Место действия –
промышленный район недалеко от Москвы; сюжет – история семьи лавочника.
Рассказ поразительно свободен от лишних деталей, его атмосфера создается с
помощью нескольких описательных мазков, самим движением повествования.
Рассказ бесконечно богат эмоциональным и символиче ским значением. В обеих
повестях ( Моя жизнь и В овраге) есть редкие для Чехова убежденность и
острота нравственной оценки, которые ставят их выше его остального
творчества. Все произведения символичны, но в большинстве их символика
выражена не так конкретно, завораживающе туманно. Они близки к
Метерлинку, при всем огромном стилистическом различии между русским
реалистом и бельгийским мистиком. Палата № 6 – самый темный и жуткий из
чеховских рассказов – особенно примечателен этим завораживающим
символизмом именно в силу своей реалистичности. ( Черный монах –
единственный случай, когда Чехов отступил от чистого реализма, – полная
неудача). Но наибольшего развития чеховский символизм достиг в его пьесах,
начиная с Чайки.
Первая чеховская попытка использовать драматическую форму – На
большой дороге (1885). Это переделка его раннего рассказа. Пьеса не увидела
сцены: цензура сочла ее слишком «мрачной и грязной». Она была напечатана
только после его смерти.
В 1886 г. Чехов написал свою первую настоящую пьесу – Иванов. Иванов,
как и рассказ Именины, да и другие произведения этого периода – пьеса
промежуточная, в ней чувствуется, что рука еще не владеет материалом.
Иванов имел сценический успех и, вдохновленный этим успехом, Чехов почти
немедленно начал следующую пьесу – Леший. Но друзья, которым Чехов
показал Лешего, отнеслись к этой пьесе так холодно, что Чехов отложил ее и
забросил серьезную драматургию.
Он написал ряд одноактных комедий ( Медведь, Свадьба и т. д.) в стиле,
близком к его ранним юмористическим рассказам. Эти комедии были хорошо
приняты поклонниками чеховского комического таланта и стали пользоваться
широкой популярностью. Их по-прежнему часто ставят в провинции и особенно
в любительских театрах.
В 1896 г. Чехов вернулся к серьезной драматургии и написал Чайку. Я уже
рассказывал историю первоначального провала и после дующего успеха этой
пьесы. Потом Чехов вернулся к Лешему, который превратился в Дядю Ваню, за
ним последовали Три сестры и Вишневый сад. Это четыре знаменитые пьесы
