Глава 28
Дом оказался последним на этой улице, если, конечно, можно назвать улицей бесконечные стены и заборы. Я остановился у ворот. Ни таблички, ни звонка. Присматривавший позади дома за двумя привязанными козами ребенок уставился на меня, а потом убежал. У дома росла небольшая рощица, наполовину скрывающая большой серый бетонный блок: неразрушимый вклад вермахта в европейскую архитектуру.
Проворная маленькая женщина торопливо подошла к воротам и открыла. Дом оказался высоким и узким, и не сказать, чтобы красивым, но умело расположенным на примерно двадцати акрах. Справа огород заканчивался двумя теплицами. За домом виднелся небольшой парк, где статуи прятались за деревьями, как играющие в пятнашки серые каменные дети, а в середине тянулись ровные ряды фруктовых деревьев, огораживая место, где едва виднелось хлопавшее на легком ветерке развешанное белье.
Я медленно проехал мимо грязного бассейна, где качались на воде пляжный мяч и несколько оберток от мороженого. У самой поверхности мельтешили мошки. Вокруг бассейна стояла садовая мебель: кресла, скамейки и стол с порванным зонтом. Женщина, пыхтя, шла рядом с моей машиной. Я ее узнал: та самая, что вкатила мне укол. Я остановил машину на вымощенном дворике, женщина распахнула боковую дверь в дом и провела меня через просторную кухню. По пути она закрыла газовый кран, выдвинула ящик, достала оттуда белый передник и повязала на талии, не замедляя шага. Полы центрального входа были выложены каменными плитами, стены выбелены, а на них висели мечи, щиты и древние знамена. Мебели мало: дубовый сундук, несколько старых стульев, столы с большими вазами со свежесрезанными цветами. В конце холла оказалась бильярдная. Там горел свет, и блестящие разноцветные шары лежали на зеленом сукне, как на картине в стиле поп-арт.
Маленькая женщина поспешала впереди меня, открывая двери и пропуская меня, каждый раз перебирая большую связку ключей, запирала каждую дверь, потом обгоняла меня и снова поспешала впереди. Наконец она привела меня в гостиную. Та оказалась уютной и изысканной в отличие от мрачной суровости остальной части дома. Четыре роскошных дивана с цветочной обивкой, растения, безделушки, античные ларцы, полные античной посуды. Фотографии в серебряных рамках, пара странных современных полотен, выполненных в первичной цветовой гамме, изогнутый бар, отделанный позолоченной жестью и пластиком. На полках за баром стояли бутылки, а на стойке рядком стояла всякая необходимая утварь: шейкеры, фильтры, ведерки для льда.
— Счастлив видеть вас, — произнес месье Датт.
— Это хорошо.
Он поощрительно улыбнулся:
— Как вы меня нашли?
— Одна птичка напела.
— Чертовы птички, — все так же улыбаясь, сказал Датт. — Но это не важно. Скоро ведь открытие охотничьего сезона, не так ли?
— Возможно, вы и правы.
— Почему бы вам не присесть? Позвольте угостить вас выпивкой. Сегодня чертовски жарко, даже не припоминаю такого.
— Не вздумайте ничего затевать, — сказал я. — Сюда явятся мои парни, если я задержусь тут слишком долго.
— Ну что у вас за грубые мысли. Все же полагаю, что ваш ум в основе своей весьма гибок. Но не бойтесь, вас тут не собираются кормить отравленной пищей или что-то в этом роде. Наоборот, я надеюсь доказать вам, насколько ошибочна ваша оценка моей скромной персоны. — Он потянулся к хрустальным графинам. — Как насчет скотча?
— Ничего, — отказался я. — Совсем ничего.
— Вы правы.
Датт подошел к окну. Я последовал за ним.
— Ничего, — повторил он. — Совсем ничего. Мы оба с вами аскеты.
— Говорите за себя. Лично я люблю периодически слегка потакать своим желаниям.
Окна выходили во внутренний двор. Заросшие плющом стены подчеркивали четкую геометрию белых ставней. Там стояла голубятня, и белые голуби вышагивали туда-сюда по булыжникам.
У ворот раздался гудок, и во внутренний двор въехала большая машина «скорой помощи» марки «Ситроен». На боку под красным крестом шла надпись «Клиника „Паради“». Машина была вся в пыли, как после долгой поездки. Из-за руля выбрался Жан-Поль и надавил на клаксон.
— Это моя «скорая», — сообщил Датт.
— Да, и за рулем Жан-Поль.
— Он хороший мальчик.
— Давайте я вам скажу, что мне надо, — настаивал я.
Датт отмахнулся.
— Я знаю, зачем вы приехали. Не надо ничего объяснять.
Он снова расположился в кресле.
— Откуда вы знаете, что я не приехал вас убить? — поинтересовался я.
— Дорогой мой! Вопрос о насилии даже не стоит, и по многим причинам.
— Например?
— Во-первых, вы не из тех людей, которые легко прибегают к насилию. Вы прибегаете к жестким мерам лишь тогда, когда можете просчитать все последствия и точно знаете, какую пользу это вам принесет. Во-вторых, мы с вами примерно в равных весовых категориях, вы и я.
— Угу, примерно как рыба-меч и рыбак. Только один сидит, прикрепленный к стулу, а второго тащат по океану за крючок во рту.
— И который из них я?
— За этим я и приехал, чтобы выяснить.
— Так приступайте, сэр.
— Позовите Квана.
— О чем это вы?
— О том самом. Позовите Квана. К.В.А.Н.А. Позовите его сюда.
Датт передумал насчет выпивки. Он плеснул себе вина и принялся медленно потягивать.
— Не стану отрицать, что он здесь, — изрек Датт наконец.
— Так почему бы его не позвать?
Он нажал на звонок, и появилась горничная.
— Позовите месье Квана, — приказал Датт.
Старуха неспешно удалилась и вернулась уже с Кваном. На китайце были серые фланелевые штаны, рубашка с открытой шеей и пара грязных белых теннисных тапочек. Он налил себе в баре большой стакан «перье» и плюхнулся в кресло, свесив одну ногу через подлокотник.
— Ну? — обратился он ко мне.
— Я привез вам на беседу одного американского эксперта по водородной бомбе.
Кван нисколько не удивился.
— Петти, Барнс, Бертрам или Хадсон?
— Хадсон.
— Прекрасно, он лучший.
— Мне это не нравится, — заявил Датт.
— А это и необязательно, — сказал я. — Если Кван с Хадсоном хотят немного поболтать, к вам это никакого отношения не имеет. — И обратился к Квану: — Сколько вам нужно времени на разговор?
— Два часа. Максимум три. А если у него с собой бумаги, то даже меньше.
— Думаю, бумаги у него с собой, — сообщил я. — Он хорошо подготовился.
— Мне это не нравится, — пожаловался Датт.
— Успокойтесь! — отрезал Кван и повернулся ко мне. — Вы работаете на американцев?
— Нет, просто выступаю от их имени. Разовая операция.
Кван кивнул:
— Логично. Они не захотели светить одного из своих.
Я от злости закусил губу. Понятно, что Хадсон действовал по инструкции, а не по собственной инициативе. И по этому плану подставляли меня, чтобы ЦРУ не пришлось светить своих людей. Хитрые сволочи. Ладно, как говорится, «улыбаемся и машем» — и попытаемся извлечь из всего этого что-нибудь полезное.
— Верно, — подтвердил я.
— Значит, торговаться вы не будете?
— Мне за это не платят, — хмыкнул я, — если вы это имеете в виду.
— Сколько вы хотите? — устало спросил Кван. — Только особо не увлекайтесь.
— Обсудим после того, как вы пообщаетесь с Хадсоном.
— Какое поразительное проявление доверия, — сказал Кван. — Датт расплатился с вами за тот неполный комплект документов, что вы позволили нам забрать?
— Нет.
— Ну, раз уж мы выложили карты на стол, я так понимаю, на самом деле никакая оплата вам не нужна.
— Совершенно верно, — подтвердил я.
— Хорошо. — Кван снял ногу с подлокотника и потянулся к ведерку со льдом. Прежде чем плеснуть себе виски, он придвинул мне телефон.
Мария ждала моего звонка у телефона.
— Приведи сюда Хадсона, — сказал я. — Дорогу ты знаешь.
— Да, — ответила Мария. — Дорогу я знаю.
Глава 29
Кван вышел, чтобы подготовиться к встрече с Хадсоном, а я снова уселся на жесткий стул. Датт заметил, как я скривился.
— У вас боли в позвоночнике?
— Да, — сказал я. — На дискотеке заработал.
— По мне, так эти современные танцы слишком уж энергичны, — заметил Датт.
— Этот танец для меня тоже оказался слишком энергичным, — хмыкнул я. — У партнерши были стальные кулаки.
Датт встал на колени у моих ног, снял с меня ботинок и принялся сильными пальцами щупать пятку. Ощупал лодыжку, цокая языком, словно она как-то неправильно слеплена. А потом неожиданно сильно надавил на пятку.
— Ага, — сказал он, но его слова потонули в моем вопле боли. Кван распахнул дверь и заглянул к нам.
— У вас тут все нормально? — поинтересовался он.
— У него был мышечный спазм, — сказал Датт. И пояснил мне: — Это акупунктура. Я сниму вам боль в спине.
— Уй, не надо, если после этого я останусь калекой на всю жизнь.
