И меня даже начинает глючить, что и жена и ребенок — мои. Чувство тревоги и какого-то маленького личного чуда накрывают с головой. Ребенок… У нас в семье будет ребенок?! Он уже есть. Несколько месяцев и всë… Летом вот он будет уже… Она — мама.
Я погружаюсь в странное ощущение, будто реально имею в этой ситуации право решать, требовать и контролировать. Как-будто они мои!
— Я бы посоветовала стационар. Полежит на сохранении, успокоится. Прокапаем еë.
Сгребаю со стола все назначения.
— Благодарю.
— И самое главное, если хотите сохранить ребенка и фертильность — полноценно кушать и не нервничать! — даёт мне напоследок наставления.
— Ага.
Класс. Особенно «не нервничать». Да её трясёт, как только меня видит!
Почему?!
Сажусь за руль.
Уйди в тень, Черкасов, поздно маячить. Теперь надо только ждать, пока все стабилизируется.
Выворачиваю на дорогу в город. Нельзя мне сейчас домой. Все, что я хочу ей дать, должен он сейчас давать.
Регина права.
Только вот он бестолочь! И не пошевелится.
Набираю его номер. И ломая себя:
— Брат? Ты хотел помириться?…
Глава 25. Где в этой истории я?
Разложив на столе в очередной раз все документы, я начинаю свой «пасьянс». Задачек у меня много. Дочерняя фирма открыта, я медленно и аккуратно перевожу на неё все договора. Нет, не все. Я же не вор, и не рейдер. И не собираюсь брать то, что мне не принадлежит. Я перевожу только те договора, что заключил и отработал лично. Меняю счета, по которым идут выплаты. Опять же — не все, а только тот процент, который принадлежит мне по акциям. Это все не быстро. Но своё я заберу.
Угробит ли это наш семейный бизнес? Это откинет его назад лет на пять. Мы потеряем в прибыли — это безусловно. Но, я оставлю им тот бизнес, который полностью перенял из рук отца. И себе заберу тот, что был бы у меня, если бы я вошёл в него с нуля, имея только тот капитал, что оставил мне дед, в виде акций. Это немного. Двадцать процентов мои, двадцать — Родиона, двадцать все еще принадлежат бабушке и сорок — отцу. По договору, эти сорок теперь являются наследством ребенка, которого носит Злата. Я не претендовал на контрольный пакет. В семье он всегда был условностью. Доход же максимально пускался в активы. Но если уж мне стали тыкать, указывая место, то пора выходить из этой связки. Акции я, кстати, тоже делю на два «филиала», в том соотношении, в котором ими владею. Не взять лишнего — это дело принципа для меня. А дальше — каждый сам по себе, все по-честному. По законам рыночной конкуренции. Пусть нанимают управляющего. Но если Злата захочет, чтобы ее ребенка представлял в управлении я, то я… Я предложу ей это сам, как только она перестанет так остро реагировать на мою персону. И поймет что есть такое «Родион».
Только один вопрос остается открытым в этой схеме, как убрать Родиона из статуса опекуна и представителя собственного ребенка. Физически я что-то не готов. Всё-таки брат.
Ложусь щекой на стол. Прямо на бумажки. Я подыхаю…Как только схемы и цифры покидают мою голову, и я возвращаюсь в реал, сразу же начинаю подыхать от удушливого болезненного давления в грудной клетке. Я ранен. Гораздо серьëзней, чем пулей. Рана от пули зажила быстро. Это же кровоточит ежедневно. И я не еду к той, кто мог бы залечить эту рану, боясь ранить еë.
Дни идут… Все, что родилось между нами в самом начале уже давно разрушено. А как выстраивать что-то новое с замужней беременной девочкой я хреново представляю. И я не еду. Но я погряз в фантазиях. Как только я закрываю глаза, я тону в различных вариантах того, как это могло бы быть, если бы не выстрел. А еще я много читаю про беременность. Зачем? Не знаю. Я становлюсь одержим.
— Дэм, котенка привезли, — заглядывает Регина.
— Какого ещё котенка? — не открывая глаз бормочу я.
— В подарок.
— Какой подарок? — устало поднимаю голову.
Регина, поднимая бровь, критично оглядывает меня.
— Возьми пару выходных и выспись.
Нерабочая затея. Одному в квартире ещё хреновое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Так, нужен котенок или вернуть?
На самом деле идея не так уж и хороша, наверное. Но, повод съездить в нашу усадьбу уже как крючок впился в мои внутренности и тянет, не оставляя, выбора. Не захочет котенка Злата, думаю, Тихон будет ему рад.
— Давай его сюда, — хрустнув позвонками, начинаю собирать на столе бумаги.
Регина заносит массивную переноску, с усилием ставит мне на стол.
— А чего взрослый такой? — смотрю в хмурую пушистую морду сквозь решетку.
— Два месяца всего. Порода такая. Мей-Кун. Ты же просил — посерьезнее.
Просовываю палец через решетку. Мокрый нос исследует его внимательно.
— На рысь похож. Есть в Карелии рыси?
— Думаю — да.
Открыв переноску, вытаскиваю его на руки. Лапищи огромные, ушки с кисточками.
— Ну, ты и конь, конечно!
«Барс», — читаю табличку на ошейнике. — Барсик, значит. Громко урча, кусает мои пальцы, толкаясь в ладонь задними лапами. Э, нет, дружище, нельзя! Не надо крови. Тебе ещё пальцы моей Золотинки кусать. И я паранойю на этот счёт. Отправляю его обратно в переноску. Упирается, растопырив лапы.
— Давай… Давай…
Сильный какой! Втрамбовываю кое-как. Закрываю дверцу. Получаю лапой по пальцам.
Пока еду, пытаюсь придумать как его подарить. Чтобы без негатива. Но сколько не настраивайся, стоит ей только взорваться на эмоции, я, теряя голову, вспыхиваю следом. Это была бы шикарная опция в постели! Да что там в постели? Не уверен, что мы бы хоть раз дошли до неë. Как я не взял её тогда у стены? На мгновение во мне выключилось всë, кроме жажды обладать. И если бы не чертов диагноз…А еще она беременна, Черкасов, забыл?
— Ох, ты Господи… Беременная. Жесть! Но опция сногсшибательная, да. Хотя в нашем странном противостоянии, что не имеет никакого внятного основания — это беда.
Чего ты на меня срываешься каждый раз, а? Что там тебе Родион про меня наплёл? Или ты узнала об изменении в брачном договоре? Отец обещал держать это в тайне, пока не выстрелит. Не думаю что в свете последних проблем, Злата сама сунет туда свой носик. Не надо ей знать таких вещей, пока она носит и кормит. Может, мне удастся разрушить всю эту конструкцию с их браком до того, как она узнает о подставе.
Охрана открывает ворота. Паркую машину. Тачки Родиона нет. Двенадцатый час.
— Как отдать то тебя? — вытаскиваю котенка. Отпускаю на снег, под фонарем. К его ошейнику крепится поводок, как для щенка. Фыркает. Трогает свежий снежный настил лапкой. Оставляет на белом полотне лужу. Делает пару прыжков, проваливается в снег, трясет головой. Присаживаюсь. Глажу его, отряхивая снежинки.
— Пойдём знакомиться с хозяйкой, Барс? Замолвишь за меня словечко? Трëтся о брючину, встает передними лапами мне на коленку и, отталкиваясь, прыгает на грудь. Вцепляется в свитер. Закрываю его, пряча под пальто. Теплая голова, высовывается, упираясь мне в подбородок. Урчит…
Поздно, в гостиной никого нет. Медленно поднимаюсь по лестнице. Из крыла Родиона тихо играет музыка. Подхожу к их комнате. Дверь приоткрыта. Давлю ладонью, приоткрывая её ещё шире. На широкой кровати спит Злата. Поверх покрывала. В короткой футболке и пижамных атласных шортиках. Мой взгляд скользит по длинным ногам… Рассыпавшейся роскоши густых волос… Тоненькая как фея! Еще чуть-чуть и будет страшно, что переломится. Пухлые губы приоткрыты. И ключицы как на фарфоровой статуэтке. Ссаживаю на пол котенка, отстегивая его с поводка. Обнюхивая ковёр, он прокрадывается под кровать и исчезает там. Вот и вручил. Всë, иди. Не получается. Не могу оторвать взгляд. Минуту ещё…Ложусь плечом на косяк, разглядывая расслабленные черты. Улетаю опять куда-то, вслушиваясь в красивый женский вокал из ее колонок. Это какой-то романс..
— «Я хочу, чтобы это был сон… Но по-моему я не сплю. Я болею тобой… Я дышу тобой… Жаль! Но я тебя люблю!»
Пальчики Златы неожиданно оживают. Вижу, как по виску бежит слеза. Смахивает её.
