― Я думаю, что вы напрасно себя мучаете, ― уверенно произнесла Лючия. ― Я вижу, у вас болит шея. Я могу вам сделать массаж. Я вас вылечу, ― последние слова она почти промурлыкала.
Альфред даже не успел кивнуть, а Лючия уже плавно перетекла на его край дивана. Нежные, но сильные руки коснулись его шеи, пальцы надавили на нужные точки, и Альфред почувствовал, что уплывает. Смесь алкоголя в крови, хорошей музыки и успокаивающих прикосновений уносила прочь сомнения, а потом Лючия мягко развернула его к себе.
― Вам надо расслабиться. ― Её горячее дыхание обжигало, а лицо было так близко, что немного расплывалось. ― Я помогу вам. ― Она снова отвернула его от себя, продолжая неспешный массаж.
Альфред тихо, чтобы не услышала Лючия, выдохнул. Он просто не знал, что делать дальше. Так далеко с посторонней женщиной у него давно не заходило.
***
Сердце гулко стучало в груди, щёки горели, но Анну как будто морозило, потряхивая. Это была их первая настоящая ссора с Альфредом, и она оказалась к ней не готова. У них и раньше возникали разногласия, в основном из-за одного: нежелания или невозможности Альфреда иметь детей. Конечно, он и раньше её огорчал своими всплесками высокомерия и почти что одержимости в связке с делом, но никогда не вёл себя так вызывающе и глупо, как в этот вечер. На мгновение Анне даже показалось, что перед ней не её муж, каким она его любила и знала, а совершенно чужой и злой человек.
Одержимый ― это слово отлично характеризовало то состояние Альфреда, в котором он находился сегодня за ужином.
― Ты бы меня ещё отшлёпал и оставил без сладкого, ― буркнула, обращаясь к оставшемуся в спальне мужу, Анна. ― Можно подумать, что я для него неразумный ребёнок. Или щенок, которого надо учить и дрессировать.
От собственных слов, в которые она облекла давно мучившие её мысли, Анне стало как-то обидно и горько. Получалось, что семь лет своей жизни она потратила на того, кому она и не была интересна?..
«Это не мои мысли! ― Анна, чувствуя, как голова наливается тяжестью, сжала пальцами виски. ― Я никогда так не думала про Ала… Как будто я тоже…»
― Анна! ― Голос Хавьера вмиг разрушил только начавшие оформляться в мысли предчувствия, мучившие Анну с того самого момента, как сеньор Гарсия перешагнул порог Бюро. ― Что вы тут делаете? ― Он выглядел обеспокоенно. ― Да ещё одна?
― Я искала вас. ― Анна постаралась взять себя в руки. Этот малознакомый молодой человек, умевший развеселить, не должен огорчаться из-за того, что Альфред словно с цепи сорвался. ― Я хотела продолжить начатый разговор. Вы упомянули, что занимаетесь изучением птиц, ― она улыбнулась и у неё почти получилось.
― Ну как занимаюсь: я ― орнитолог-любитель. Больше всего меня интересуют представители семейства врановых. ― Хавьер подошёл к ней. ― Я слышал голоса наверху и подумал, что вы уже не придёте. У вас всё в порядке?
― Да, ― кивнула Анна. ― Не берите в голову. Удивительно всё это, ― добавила она, желая не допустить обсуждения Альфреда, которое вот-вот могло начаться. Хавьер, как и его сестра, был удивительно разговорчив. ― Я о том, что вы с детства любите врановых птиц, а они как раз-таки сейчас пророчат вам беду.
― Вы тоже интересуетесь птицами?
― Только как частью магических практик Ала, ― пожала плечами Анна. ― А дикую природу я вообще не очень люблю.
― А я всю жизнь старался выбраться подальше из каменных джунглей, ― засмеялся Хавьер. ― Santa María! ― Этим возгласом он удивительно напомнил свою сестру. ― Что же мы стоим здесь и разговариваем посреди коридора! ― Он легко подхватил Анну под локоть и мягко направил в сторону освещённого бра коридора. ― В большой гостиной сейчас отдыхает Лючия, ― пояснил он, шагая рядом, ― она, скорее всего, сейчас включит какой-нибудь сентиментальный фильм и выпьет джину. Не стоит её тревожить, ― Хавьер улыбнулся, как бы прося извинить его сестру.
― Куда мы идём? ― В рассеянном приглушённом свете светильников резьба на стенах играла полутенями, создавая на мгновения причудливые картины, которые тут же рассыпались, стоило моргнуть или пройти мимо.
― В маленькую гостиную. Лючия туда не ходит, а значит, нам не придётся слушать рецепт очередного пирога или воспоминания о том, какой её покойный муж был элегантный idiota¹, ― последнее слово Хавьер произнёс с итальянским акцентом, ловко пародируя сестру.
Анна рассмеялась и почувствовала, как холод ссоры с Альфредом начинает потихоньку отступать. Хавьер стал её спасителем.
― Бокал вина? ― Она вдруг поняла, что они уже дошли до маленькой уютной гостиной, широкий диван в центре которой, казалось, состоял из одних только мягких подушек.
― Нет, спасибо, ― улыбнулась Анна. Ей вдруг вспомнилось, как морщился и неодобрительно пожимал губы Альфред, когда в первое время после замужества она ещё выбиралась с подругами в клубы и бары.
― Сеньор Дрелих против? ― понимающе осведомился Хавьер, вынимая из дубового мини-бара чёрную бутылку с белой этикеткой.
― Нет, ― быстро ответила Анна. Ей вдруг стало неловко: она взрослая женщина и не может себе позволить бокал вина в приятной компании? Это было так несправедливо, что ей на мгновение показалось, что она сейчас заплачет.
― Значит, да. ― Хавьер присел на другой край дивана. ― Попробуйте. Я привёз это вино из Италии.
Пробка тихо хлопнула в ловких руках Хавьера, и по всей гостиной разлился тягучий аромат лакрицы и табака.
Анна только читала об этом вине, видела фотографии бутылок, но не думала, что когда-то хотя бы подержит, а тем более попробует такой напиток.
― Господи! ― Она вдруг поймала себя на мысли, что не вспоминала Бога много лет. ― Так ведь это же Бароло ― вино высшей категории! Из винограда неббиоло. А если ещё из коммуны…
― …Монфорте д’Альба, ― закончил за неё с улыбкой Хавьер, разливая по высоким тонким бокалам кроваво-красное, почти кирпичного цвета вино. ― Разбираетесь в винах?
― Я работала барменом два года, ― улыбнулась Анна, принимая из рук Хавьера бокал. На тягучее и какое-то слишком долгое мгновение их руки соприкоснулись. ― Да и вообще, интересовалась винами. Теперь, с моим обострённым обонянием, мне было бы ещё интереснее с ними работать. ― Ей вдруг стало немного грустно. Сколько всего она могла сделать, не пойди за Альфредом, как будто он был единственным мужчиной на свете?..
― Почему ушли? ― Хавьер сделал глоток и внимательно посмотрел на Анну. ― Вы могли сделать карьеру сомелье.
― Альфред был против, ― пожала плечами Анна, рассеянно покрутив в руке бокал. Все названия посуды она, кажется, давно позабыла. ― Да и я сама не смогла больше вернуться в ресторан.
― Из-за того, что там работал тот, кто заразил вас ликантропией? ― понимающе произнёс Хавьер. ― Думаю, что я вас понимаю: после всего того, что происходит в этом доме, я, наверное, выставлю его на продажу.
― То, что со мной происходит, понять невозможно, если не прочувствовать это на себе. ― Анна никогда и ни с кем не делилась этими чувствами, но сейчас ей хотелось выговориться. А малознакомый, но такой приятный и добрый Хавьер располагал для таких разговоров. ― Семь лет я уже как будто не принадлежу больше себе. Как будто я делю своё тело с волчицей, которая сидит на цепи глубоко внутри и пытается выть сквозь железный намордник на полную луну. Я ношу все эти амулеты, ― она поднесла к лицу Хавьера унизанные серебром пальцы, ― но чувствую, что я сама убиваю часть себя. В полнолуние, как сейчас, мне хочется бежать в чистое поле и кричать, выть, хотя в обычном состоянии я природу не очень люблю. Я читала в книгах Альфреда, что раз в семь-девять лет оборотням всё же стоит обращаться, иначе могут возникнуть проблемы. Постоянное сдерживание обращений аконитовой настойкой или серебром значительно сокращает жизнь, отравляя и без того отравленный вирусом ликантропии организм.
― Это грустно. ― Хавьер слушал её очень внимательно, не перебивая, не говоря, что всё это глупо, и Анна была ему благодарна. ― Но что же вы не пьёте? ― Он указал на бокал, который Анна всё ещё держала в руке.
