― Откуда ты всё это знаешь? ― О детях Чумной Доктор узнал от него самого, но вот откуда ему было известно о Лешем и Сирин?
― Мир полнится следами силы, тебе ли об этом не знать. А серебряная цепь, которую носит твоя жена, гулко «фонит», как ты говоришь, магией перьев и Нави. ― Казалось, Чумной Доктор скривился под маской, как бы говоря «ну и дурак!» Альфред почувствовал себя глупым школьником, плохо учившим уроки и завалившимся на экзамене. Вот только цена этого экзамена ― его жизнь. И жизнь Анны. С тошнотворным озарением Альфред понял, что своими руками подвёл под монастырь не только себя, но и Анну.
― Полночь близко. ― Голос Доктора звучал глухо из-за маски, а в окулярах отражалась восходящая над тёмным липовым морем луна. ― Я вырву твоё сердце, когда ты прогоришь дотла. И тогда Гасящий отдаст мне то, что моё по праву, ― жизнь не в тени проклятых лип и звериных костей. Знаешь, каково это: не чувствовать ничего? Ни прикосновений, ни боли, когда по твоим жилам течёт холодная кровь, а сердце бьётся только для того, чтобы поддерживать видимость существования?
Альфред не знал. Сейчас он действительно ничего не знал. Он всегда был жив, теперь он это понял. Гасящий не стал бы возвращать в Явь недочеловека.
А Чумной Доктор был всего лишь уродливым зомби, восставшим из могилы благодаря мести и жуткой средневековой магии, которой тогда баловались чуть ли не все. И доходили до того, что хотели. По-разному, часто с жуткими последствиями, но доходили. И этот безумец в маске тому пример.
А безумец между тем, казалось, потерял к Альфреду интерес. Негромко бормоча ― Альфред с ужасом узнал строчки из «Некрономикона» безумного араба Абдула Альхазреда⁴ ― Чумной Доктор принялся обходить сложенный из валежника костёр по кругу. Из его рук сыпались соль и костяная крошка, а из тёмной земли начала проступать кровь. Много крови. Как будто всё, что за столько лет выкачали из семьи Гарсия, материализовалось сейчас здесь.
― А чего валежник такой сухой? Дымить будет. У меня насморк. ― Альфред лихорадочно соображал. Голова раскалывалась, кожа под засохшей кровью чесалась, а слепой глаз угнетал и дико болел.
― Это должно быть последним, что тебя волнует, ― отрезал Доктор. ― Лучше беспокойся о жене. Она сейчас сидит в подвале и ждёт своей участи. И ты ей ничем не поможешь. Меня не остановить. Я верну себе жизнь так же, как её у меня забрали ― огнём и кровью. Твоя кровь, Дрелих, мне тоже понадобится ― через неё я заберу твою жизнь у Гасящего.
***
Она бы заплакала, но слёзы не шли. Сердце колотилось в груди, как бешеное, а скованные наручниками запястья нестерпимо ныли. Безумно хотелось пить, а вязкая слюна наполняла рот. Анна сидела на холодном полу, пристёгнутая к батарее, и сходила с ума от беспокойства за Альфреда и осознания собственного бессилия.
Хавьер сказал, что Чумной Доктор хочет забрать себе свечу Альфреда. Анна уже перебрала десятки вариантов, один хуже другого, как именно безумный мертвец, подчинивший брата и сестру своей воле, собирается зажечь свою свечу. Но уверена она была только в одном: если Чумной Доктор осуществит задуманное, Альфред умрёт.
Морок, наведённый проклятым призраком, спал, и Анна едва не выла от осознания, что они с Альфредом наговорили друг другу. Это всё были не их мысли, а если и их, то вытащенные на свет из глубин подсознания, в существовании которых они не хотели признаваться даже самим себе.
― Чёрт! ― Анна в бессильной злобе дёрнула наручники, и железная цепочка противно лязгнула по трубе. ― Чёрт. ― Будь она поменьше, то смогла бы протащить руку через «браслет», но широкая длиннопалая ладонь не позволяла этого. Анна огляделась, ища что-то, чем можно было бы разорвать звенья.
В подвале оказалось не так уж и темно. Когда глаза привыкли, Анна смогла разглядеть различный хлам, сваленный за годы до того, как крыло стало нежилым. Всё покрывал толстый слой пыли и земли, а по углам темнела дурно пахнувшая плесень. Сквозь мутное крохотное окошко, находившееся слишком высоко, чтобы Анна смогла до него дотянуться, пробивался холодный свет полной луны.
Альфред всегда говорил, что полнолуние ― лучшее время для совершения обрядов. У Анны кровь стыла в жилах, стоило ей представить, как Чумной Доктор в ужасной маске и кожаном переднике склоняется над распростёртым телом Альфреда. Воображение рисовало настолько реалистичные и жуткие картины, что Анна, уронив голову на скованные руки, сухо всхлипнула от осознания собственной беспомощности.
Что-то тихо прошуршало в подвале. Анна вскинула голову и огляделась. Лунный свет в окне на мгновение загородил тёмный силуэт, а в следующее мгновение Анне показалось, что чья-то ладонь ― маленькая и прохладная ― коснулась её щеки. Она приоткрыла глаза. Над ней склонилась Маргарита. Та самая женщина, что пела таёжной весной песнь о травах и волкодаве и была, по словам Лешего, птицей Сирин во плоти. Её рыжие волосы венцом окружали бледное лицо и напоминали нимб. Так рисовали Сирин художники.
― Помоги ему, ― произнесла Сирин. За её спиной простёрлись огромные чёрные крылья. Казалось, Анна могла разглядеть на них каждое перо. ― Не дай его огню погаснуть снова. Гасящий верит во второй шанс. Но никому не даёт третьего.
― Я же никто, ― прошептала Анна, глядя внизу вверх на Сирин. ― Я совсем одна.
― Ты не одна. ― Перья шуршали по полу, взметая клубы пыли. ― Выпусти волка на свободу.
Миг ― и Сирин исчезла, будто её и не было. Даже пыль на полу осталась нетронутой.
Трясущимися руками Анна стала стягивать с пальцев кольца, которые поддавались плохо. Она сорвала с шеи медальон с цветком аконита. Теперь ей казалось, что серебро проклято: он побывал в руках у Хавьера. Она поднесла медальон к лицу и принюхалась: отчётливо пахло липой. Повинуясь внезапно вспыхнувшей мысли, Анна раскрыла медальон. Вместе с синим цветком аконита ей на ладонь выпало светло-жёлтое соцветие липы.
Хавьер пытался защитить её! Вероятно, Чумной Доктор не всегда держал его разум под контролем, и в один такой проблеск воли Хавьер положил этот цветок в медальон. Анна хотела в это верить, потому что страшно было подумать, что Гарсия всё время находился под влиянием безумного предка. Может быть, были ещё проблески, в которые Хавьер старался помочь. Что он говорил по поводу имени Чумного Доктора?.. Он не назвал его, но сказал… дал подсказку!
Тёзка…
Если Чумной Доктор был отцом малыша Гарсия, выжившего при пожаре, а Хавьер сказал, что она знает имя… Сын ― Хавьер, а отец… Армандо!
От внезапного озарения Анна едва не задохнулась. Всё так просто. Если она права, то они все спасены! Глубоко вздохнув, Анна медленно повернула ладонь. Два цветка неслышно упали во тьму на пыльный пол. Последняя связь с человеческим миром оборвалась. Анна добровольно впустила Луну в себя.
Кости расплавились, связки растянулись, а тело налилось силой. Движения стали гибкими, а вихри смазанных мыслей исчезли. Всё стало предельно просто. Выбраться. Найти врага. Спасти вожака.
По ставшим крепкими мышцам прошлась волна, словно электрический импульс. Анна рванула на себя наручники. Лопнула цепочка, соединявшая «браслеты», и, тихо звякнув, упала на пол. Твёрдые пальцы смяли металл, и остатки наручников полетели в сторону.
Анна легко вскочила на ноги и резким движением отряхнулась от пыли. Лунный свет, проходивший сквозь узкое окно, стал бледным и бесцветным. Подпрыгнув, Анна дотянулась до окна и с сожалением поняла, что при всём желании не протиснется сквозь него.
И тут она увидела его. Чумного Доктора, ходившего кругами вокруг Альфреда и что-то рассыпавшего на земле. Сквозь щели до Анны доносились тысячи ароматов, заглушаемых тяжёлым металлическим запахом крови, наполнявшим всё вокруг. Плесень, пыль, влажный камень, трухлявое дерево ― всё отступило на задний план в тот момент, когда в нос ударил аромат крови.
Анна тихо зарычала, проводя пальцами с острыми ногтями по стеклу. Она должна добраться до Чумного Доктора и освободить Альфреда, привязанного к жертвенному столбу. Она не позволит ему умереть. Не этой ночью. Не сейчас. Она огляделась и увидела дверь. Запертую снаружи, тяжёлую деревянную, но всё же дверь.
