обрели смысл. Может быть, так Эми раскрыла мне свою тайну? Тогда она была простым подростком без музыкальных контрактов, папарацци и взглядов публики, но, как и большинство молодых девушек, сильно беспокоилась о своей внешности. Хотя я всегда считала ее красавицей.
Еще я вспомнила простенький автопортрет, который она нарисовала в восемь лет. Меня поразило, как плохо Эми думает о своей внешности. Был ли рисунок признаком чего-то серьезного?
Я стала вспоминать похожие ситуации, стараясь собрать пазл воедино. Мне хотелось понять происходящее и объяснить его себе.
Очевидно, Эми смотрела на себя критично, а с выходом Frank и постоянными фотосессиями она стала еще более требовательной. «Господи боже, я певица, а не модель», – часто повторяла она. Но какую женщину, к сожалению, оценивают лишь по ее таланту? Эми все сильнее понимала, какой образ привлечет к ней внимание публики. На мой взгляд, после выхода Back To Black облик Эми превратился в защитную маску, скрывающую ее истинную суть.
В 2003 году, после выхода Frank, Эми появилась на обложке еженедельника Time Out, и Ричард вспоминает, как попросил у нее копию.
«Сменишь имя, раз уж теперь стала большой звездой?» – подшучивал он.
«Нет! – ответила она, оторопев. – Я Эми Уайнхаус, ею и останусь».
Но спустя несколько лет она будет делать все, чтобы скрыть знакомую мне Эми Уайнхаус. Ей становилось все сложнее контролировать свои разрушительные привычки, они буквально въелись в нее. Думаю, она убедила себя, что ее зависимости нормальны. Но Эми перебарщивала и с травкой, и с алкоголем. Я считала, что это ее способ контролировать тревожность – особенно после смерти Синтии, – но также замечала, что вещества дарят ей чувство комфорта. Они становились ее визитной карточкой.
Я уже знала о пьянстве, курении и об отсутствии у Эми месячных. Последнее я сваливала на булимию. При каждой попытке обсудить это с ней я слышала только: «Все нормально, не волнуйся обо мне». «Мам, она не говорит мне правду», – частенько жаловался Алекс. Но что было правдой? Эми всегда увиливала от ответов. Было трудно понять масштаб ее проблем – из-за вранья близким они становились все запущеннее. Что еще хуже, она врала сама себе.
Летом 2006 года подводка, которую Эми так любила, начала жить своей жизнью, а волосы она стала подбивать наверх. Преображение пришлось мне не по вкусу. Но оно определенно выделяло ее из толпы, хоть мне иногда и казалось, что передо мной сидит незнакомый человек. Верите или нет, но Эми, которую я знала, была настоящей пацанкой – теперь же она наряжалась в яркие платья. Узнавала ли она сама себя? С ее новым суматошным образом жизни – даже не знаю. Я оказалась одним из зрителей, которые пытались узнать ее на экране. А после появления Эми на нескольких ТВ-шоу в том году это ощущение лишь усилилось, превратившись в публичную казнь.
Тем летом Эми вносила последние правки в свой альбом Back To Black в Powerhouse Studios на западе Лондона, и ближе к выпуску пластинки она появилась на шоу Шарлотты Черч, выступив дуэтом с ведущей. В финале они исполнили песню Майкла Джексона «Beat It». Эми часто пела ее в детстве. Выступление сняли лишь с третьего дубля, потому что Эми весь день пила и к нужному времени почти не могла передвигаться. Группа играла в тональности, которая подходила Шарлотте Черч, но была слишком высокой для Эми, о чем она потом мне сказала. Именно поэтому всю песню Эми мямлила и почти кричала.
Поверьте, без черного юмора я бы уже давно сошла с ума. Сейчас я могу над этим посмеяться, но тогда я еле на ногах держалась. Выступление напоминало мне знаменитую сцену из ужастика Мэла Брукса «Молодой Франкенштейн», где Монстр, сыгранный Питером Бойлом, выступает дуэтом со своим создателем – доктором Виктором Франкенштейном, сыгранным Джином Уайлдером. Во время исполнения классической композиции Ирвинга Берлина 1929 года «Puttin’ On The Ritz» («Одеваясь по последней моде») перед пораженными зрителями онемевший Монстр завывает и выкрикивает заглавную строчку.
В отличие от «Молодого Франкенштейна» – фильма, что всегда смешил меня до слез, – выступление Эми я смотрела с ужасом. До этого мне было плевать, что она посылала весь мир на три буквы – это было частью ее нрава, который я любила. Но под конец той песни ощущение было иным. «Пожалуйста, Эми, не делай этого, – говорила я про себя. – Ты не представляешь, как мне больно». Я смотрела на нее, как смотрят на автокатастрофу. Я и не представляла, что ее будущие публичные появления будут еще хуже.
Эми не всегда была такой на ТВ. Ее первым шоу была телевизионная игра Never Mind The Buzzcocks на BBC2 в 2004 году, сразу после выхода дебютного альбома. Она была в команде комика Филла Джупитуса, и я ею наслаждалась. Она казалась умной и забавной, а ее смех звучал на протяжении всего выпуска. Но в ноябре 2006 года, когда ее вновь пригласили на шоу, она вышла из-под контроля. Ее блестящие каштановые волосы исчезли – их заменило огромное птичье гнездо, сбитое в криво сидящую прическу. В этот раз Эми оказалась в команде Билла Бейли, а ведущим был ее знакомый комик Саймон Амстелл. Шоу подразумевало полную анархию, так что язвительный юмор Эми отлично туда вписывался. Но спустя полчаса Эми начала демонстративно шуметь и капризничать. Сомневаюсь, что ей было хоть немного стыдно. Не могу вспомнить, чтобы ей было стыдно за свои публичные высказывания или поступки – она их даже не помнила. Амстелл пытался скрасить ее поведение позитивом, но заметно волновался о ее состоянии и даже сказал: «Это больше не игра в угадайку, это захват шоу, Эми».
Один из их диалогов удивил меня, потому что показался очень глубоким. Оказалось, он был настоящим предзнаменованием грядущих бед.
«Мы были так близки», – в шутку сказал Амстелл, наклоняясь к Эми.
«Да, были, но она умерла», – парировала Эми.
«А можно вернуть старую Уайнхаус? – взмолился он. – Трезвой я любил тебя больше».
«Она мертва», – повторила Эми.
Меня пугали такие серьезные заявления Эми о самой себе. Возможно, тот диалог отзывается во мне, потому что в нем была истина, которую видят лишь близкие Эми. Я давно чувствовала, что потеряла свою дочь, но теперь она официально подтвердила это на национальном телевидении.
Я всегда давала своим детям свободу выбора. Но Эми словно все силы бросила на то, чтобы уничтожить девушку, которую я вырастила. Теперь даже я не могла с ней справиться. Некоторые встречи с Эми напоминали мне выход из тела. Я абстрагировалась от нее, отстранялась от своих чувств. Такое отношение противоречило моим материнским убеждениям, так что после меня мучила совесть. Когда позже я обсуждала это со своим терапевтом Джеки, она объяснила, что моя реакция нормальна и что отключение моего сознания – это защитная реакция психики. Мне становилось физически сложнее видеться с Эми, потому что ее состояние тормошило мои нервы.
Еще больший эмоциональный всплеск вызвал у меня альбом Back To Black, выпущенный в октябре 2006 года. Он был просто потрясающим. За пару месяцев до релиза Эми подарила мне диск с демоверсией песни «Some Unholy War» и других треков с альбома, над которыми только начали работать либо Марк Ронсон, либо Салаам Реми (работу над песнями разделили два продюсера, как и с Frank, над которым работали Салаам и Гордон Уильямс). Так как мелодии на дисках были сырыми, все мое внимание вновь захватил голос Эми. Если Frank
