шёл домой со Старого Кадыкчана. Ему хотелось пройтись после трудного дня, и он не вызвал машину. На дороге показалась грузовая машина с прицепом. Вираж. Прицеп со всего маху ударил следователя так, что он упал. Не сбавляя хода, грузовик промчался по дороге. Однако когда грузовик разгонялся, на поворот свернула машина. Это Игорь Запасный возвращался домой. «Что он делает, сукин сын?» Игорь видел, как огромный грузовик пошёл юзом и прицепом ударил человека, идущего по дороге. Он прибавил скорость, но не сумел разглядеть номер машины. Преступник свернул к шахте за зэками. Поравнявшись с местом преступления, он остановился, спрыгнул на дорогу. То, что он увидел, потрясло его. Удар был сделан умело. Сергей был сильно искалечен, голова разбита вдребезги. «Догнать! Догнать гада! Сергею я уже не помогу». Игорь быстро сел за руль и помчался к шахте.
Охрана загружала заключенных в машину. Он подбежал к старшему.
– Немедленно задержите шофёра! Он только что сбил насмерть прицепом человека. Задержите, иначе он уйдёт.
Шофёр уже заводил машину и готов был угнать недогруженный прицеп. Но два охранника успели. Ему хорошо поддали, и он свалился на землю. Нашлись наручники, его увели. Зэков увёз другой шофёр.
Игорь поехал за телом Сергея. Похороны были многолюдны. Красавица жена стояла у открытой могилы бледная, с сухими отчаявшимися глазами. Рядом стояли двое детей Сергея. Это очередное преступление отозвалось ненавистью к спецпереселенцам у вольного населения посёлка и окрестностей.
Это невероятное событие напомнило мне, что война продолжается, что фашисты не уничтожены, они только забились в разные щели у нас здесь. А в таких странах, как Испания, Португалия, живут свободно. И даже на Украине только чуть перекрасились. Особенно на Западной.
* * *
У меня было ночное дежурство. К больнице подъехала машина. Через окно приёмного покоя я узнал Игоря. Поспешил навстречу.
– Что случилось?
– Вот, принимай.
Ввели мужчину. Он стонал и матерно ругался.
– Пошли вы все к… матери.
– Он очень сильно обморозил руки. Пальцы отходят. Сам понимаешь, боль ужасная. К тому же изрядно пьян. Это мой сосед, Иван Иванович. Мальчуган прибежал к нам, попросил увезти в больницу. Мне, кажется, он ещё избит. Клади на стол, смотри.
Собрались все служащие больницы. Надо было уложить его на операционный стол. А он не давался. Размахивал обмороженными руками, брыкался, матерился, плакал. В конце концов мы его скрутили, уложили на стол, привязали, и я начал осмотр. Были поломаны два ребра, что-то с печенью, пальцы отморожены напрочь. Сделали укол, он заснул. Что спасать в первую очередь: пальцы или печень? Я решил, что печень, повреждённую поломанным ребром. Сделали операцию. Потребовался не один час. За это время развилась гангрена. Пришлось ампутировать все пальцы. Мальчишка не уехал с Игорем, сидел в коридоре перед операционной. Через пару часов приехал Игорь, привёз Ольгу. Взглянув на спящего мужа, кинулась к сыну.
– Сыночка, тебе не надо здесь быть. Поехали домой.
Она увела сына, усадила мальчика в кабину рядом с собой, обняла его извечным объятием матери-хранительницы, и они уехали.
Подробности мы узнали, когда Иван Иванович проснулся и обнаружил себя привязанным к кровати, со швом на теле после операции и с ампутированными пальцами на обеих руках. Как он плакал и проклинал свое пьянство!
К тому времени он уже не был главным инженером. Пьянство довело его до падения. Карьера рухнула. Его поставили просто старшим инженером на одну из шахт. Но он продолжал пить. Через два месяца его отправили в шахту десятником. Пришлось перед выходом на пенсию стать простым работягой в шахте. Шахтёры выходили на пенсию в пятьдесят лет. Из-за семьи его терпели, несмотря на прогулы и пьянство. Ольгу все жалели. Женщина прошла с ним путь от геологической разведки. У них было четверо детей. Бросить его она не могла. А он пил и бил ее. Это характерно для русских женщин того времени. Тянули свой крест, не жаловались. А она работала очень тяжело, механиком вентиляции. Участок надо было обходить в день несколько раз, проверять состояние вентиляции шахт, контролировать работу вентиляционных установок. Иногда её путь составлял более десяти километров по сопкам, по лесу. Шахты росли, росло расстояние, требующее обхода и проверки состояния техники. Дети уже были взрослые. Поддерживали порядок в доме, готовились к приходу матери с работы. Муж в её отсутствие пил по-чёрному, часто вообще отсутствовал по суткам.
Своего мучителя он встретил в магазине, когда покупал спиртное. Подошёл мужик, тоже купил бутылку. Предложил:
– Пойдём ко мне. Там выпьем. Жена закусон приготовит.
Шли долго. Пришли на конюшню. Она была за два километра от посёлка. Мужик пригласил его раздеться, преподнёс пару стаканов спиртного. Иван Иванович выпил. Естественно, окосел. Никакого закусона не было.
– Ты помнишь меня? Вспомни, я к тебе пришёл в гости в первый же день, когда нас сгрузили около трассы. Я назвался томичом, твоя жена пригласила земляка. Я тебе откровенно рассказывал про расстрел евреев в Бабьем Яру в Киеве. Ты взбесился, отметелил меня тогда, изголодавшегося, слабого, и выкинул вон. Теперь мой черёд.
Избитого Ивана Ивановича он выбросил на мороз. Тот повалялся в снегу, кое-как поднялся и постучался в те же двери. Мужик вышел с верхней одеждой, натянул, как мог, её на Ивана Ивановича. В руках у него было охотничье ружьё.
– Ну, пошли, скотина.
– Ты как меня называешь, фашист?!
– А ну, иди, пока не застрелил. У меня рука не дрогнет.
Он подтолкнул его охотничьим ружьём. Иван Иванович испугался, от холода и страха протрезвел. Пошёл вперёд.
– Стой, – скомандовал его палач. – Ложись на живот, руки в снег. Укоротить их надо, чтобы не распускал зря. Не шевелись, пока не разрешу. Это тебе будет собственный «Бабий Яр». Будешь жить и помнить. Может быть, и сегодня сдохнешь. Но прежде помучаешься.
Он постоял минут десять. Мороз крепчал к ночи. Он повернулся и ушёл. Иван Иванович вытащил бесчувственные руки из снега. Пошарил в карманах. Рукавичек не было. Но была недопитая бутылка. Приложился к горлышку, допил. Прошёл несколько шагов, упал. Потом где на карачках, где ползком двигался по дороге. Обнаружили его на краю посёлка. Кто-то притащил в коридор общежития и бросил. Так хоть не замёрзнет окончательно. Ему повезло. Вышла женщина. Увидела пьяного обмороженного человека, узнала. Решила добежать, сказать семье, пусть заберут. Дома был один мальчуган, жена на работе. Иван Иванович избежал смерти. Игорь привёз его в больницу на Мяундже.
Я долго был под впечатлением от этого рассказа. Иван Иванович не вызывал во мне особого сочувствия. Но Ольга и дети приняли на свои плечи калеку. Я не верил, что он после этого бросит пить. Но то, что фашист торжествовал, выводило меня из себя. Никакого расследования не было. Он же не помнил, кто его
