изуродовал. И доказать, что дело было именно так, не было никакой возможности.
Война продолжалась. Я видел её. Я был одним из воинов мира.
Я пошёл к Поповиченко.
– Виктор Александрович, тут такое дело. Вчера я оперировал Ивана Ивановича. Он по пьяни потерял все пальцы на руках, его избил один фашист. Поломал рёбра. Руки засунул в снег и ждал, пока обморозятся. А потом бросил. Причём он настолько уверен в своей безнаказанности, что у меня чешутся руки. Судить его безнадёжно, отопрётся. Свидетелей нет. Он вооружён. Я знаю, где его найти. Как его наказать?
– Да почему ты у меня спрашиваешь? Я тебе что, палочка-выручалочка? Решай сам. Возьми с собой Филимона Бутылкина. А я ничего не знаю.
Я ушёл. А ведь он прав. Разве не с такими подонками я дрался в Берлине? Конечно, мы взрывали железнодорожное полотно, похищали языка, но ведь и подонков отправили на тот свет немало. А этот… Скольких он в Бабьем Яру расстрелял? И живёт, гнида, до сих пор.
Филимон Бутылкин мне помог. Мы отвели подонка в лес. Заставили лечь на живот и воткнуть руки в снег. Перед этим влили ему в рот бутылку водки. Он скулил.
– Это тебе за Ивана Ивановича. Понял? – объяснил ему Филимон.
– Отпустите меня! Я вам расскажу кое-что. Я знаю, как убили девушку. Я помогу вам взять убийцу.
Я посмотрел на Филимона.
– Если это правда, то стоит оставить ему жизнь. Подними его. Засунуть в снег мы его всегда успеем. Ну, говори!
– А ты прежде дай слово, что оставишь мне жизнь и руки. Я достаточно видел смертей на своём веку, всяких смертей. Больше не хочу. Даю слово, что Иван Иванович был последним, кому я причинил зло. Можете мне верить.
По его лицу бежали слёзы. И я вдруг понял, что не могу убить даже такого негодяя. Война – это одно, а мирная жизнь – совсем другое. Но убийство девушки должно быть раскрыто.
– Говори. Я оставлю тебе жизнь и руки. Но ты должен быть свидетелем, когда будут судить преступника. Иначе…
Филимон меня перебил:
– Иначе ты будешь иметь дело со мной.
– Убил девицу мой напарник. Она была его любовницей, а потом изменила и сказала ему, что выходит замуж. Никакой активной комсомолкой она не была, скорее всего, проституткой. Он хотел на ней жениться, чтобы изменить фамилию. Так многие спецпереселенцы делают. Записываются на фамилию жены. Фамилия другая, и ты чистенький. Он силой привёл её сюда. Меня не было. Я пришёл, когда он резал её на куски. Во мне всё перевернулось, я вышел на улицу. Меня вырвало. Он пригрозил мне, чтобы я молчал. Я ему сказал, что мне плевать, я никогда не обращусь к легавым. На этом мы разошлись. Он придёт меня сменять через час.
Так было раскрыто это дело. Убийца был осуждён. Его напарника по конюшне мы больше никогда не видели.
* * *
День шахтёра горняки-работяги решили отметить по-своему. Какой-то бывший зэк организовал всеобщую пьянку. Закупили бочку спирта и выставили её на дорогу посреди посёлка. Поставили стол и железные кружки, черпак. Кто идёт – пей. Не пьёшь с нами, значит, не уважаешь. Не уважаешь – получай в морду. Желающих нашлось немало. На свою беду были отпущены в увольнение солдаты охраны. Они тоже приложились. Кто-то кинул клич: «Бей легавых!» Началась групповая потасовка. Солдаты сняли ремни и применили их в дело. Кто-то побежал к Поповиченко. Что ему оставалось? Вызвал военных. Всех, кто ещё был на ногах, загрузили в машину и отправили приходить в себя. Всех покалеченных отправили в больницу, к медикам.
Концерт Вадима Козина
В центре Кадыкчана на площади около правления появилась афиша: КОНЦЕРТ ВАДИМА КОЗИНА.
Мелкими буквами было написано, что Вадим Козин – знаменитый российский тенор, в настоящее время осуждён, отбывает свой срок в Магадане, поёт для жителей Колымы, шахтёров, старателей.
Клуб был небольшой. Билеты расхватали мгновенно. Клубный кассир принесла Валентине два билета.
Приезд Вадима Козина к шахтёрам на Кадыкчан был событием незаурядным. Козина знали и любили его песни, романсы.
Зал ломился от народа. Клуб был окружён теми, кому не посчастливилось с билетами. Мы еле протиснулись на свои места.
Певец был включён в бригаду, которая полностью состояла из артистов-зэков. Руководил ею заключённый Леонид Варпаховский – в прошлом главный режиссёр МХАТа. Крепостные артисты ездили по лагерям, приискам, шахтам.
Во время войны Вадима Козина однажды внезапно отозвали из фронтовой бригады и доставили на военный аэродром. Только в воздухе Вадим Алексеевич узнал, что летит в Тегеран, где проходила встреча глав правительств СССР, США и Великобритании.
В дни работы конференции у Черчилля был день рождения – ему исполнилось 69 лет. Поздравить его прибыли мировые «звезды»: в Тегеран приехали Морис Шевалье, Марлен Дитрих, для Сталина пригласили Изу Кремер. От Союза британский премьер пожелал видеть Козина. За певцом Черчилль выслал правительственный самолет.
А через год Вадим Козин пел, будучи уже колымским зэком.
Разговор с Берия обернулся для певца Колымой. Певца арестовали в 1945-м. Вначале Козина принял лично Берия. В его кабинете сидел секретарь ЦК Щербаков. Певец рассказывал друзьям: «Берия показал на портрет Сталина и говорит: “Вадим! Почему у тебя нет песни о Сталине? ” Я говорю: “Что вы, Лаврентий Павлович, я тенор, исполнитель романсов и лирических песен, а тут – Сталин. Я не могу”. Щербаков мне тут же напоминает: “Но ты же пел о Ленине”. Я возражаю: “Там только три слова: “На Волге Ленин родился…” “Не будешь петь о Сталине? ” – спросил Берия. Я ответил: “Это невозможно”. Лаврентий Павлович процедил: “Ну ладно, иди”».
Суд длился несколько минут. «Тройка» НКВД приговорила певца к восьми годам лишения свободы. Прибывшего по этапу певца сразу расконвоировали и привезли в театр. На выступления собирались и зэки, и охранники.
Лагерное начальство выделило Козину отдельную комнату. В зоне он написал свои знаменитые песни: «Магаданский ветерок», «Магаданский романс», «Магаданские бульвары»… Посвятил их тем, кто долбил кирками мерзлую землю, мыл на приисках золото.
А в 1950 году Вадима Козина досрочно освободили. В справке, которую выдали певцу в Управлении лагерей, запись в графе «по какой статье осужден» отсутствовала. Певец стал свободен, но… в пределах Магадана. Маэстро оставили в зоне на вечное поселение. То было очень тяжелое для Вадима Алексеевича время. Друзья прятали от него пластинки с его записями. Отличавшийся повышенной ранимостью и эмоциональностью, маэстро их частенько разбивал. Хотел перечеркнуть свое прошлое раз и навсегда.
Свои знаменитые романсы он исполнял лишь для друзей. А когда «горел» план и в театре не было выручки, в сборный концерт приглашали Козина, и зал ломился от народа.
Когда Вадима Алексеевича освободили, он решил остаться в Магадане навсегда. И продолжал петь для сотен тысяч людей, отбывавших сроки на Колыме[7].
И вот концерт начался. На сцену
