словно его возвели на эшафот. Хотелось поскорее сбросить тяжелый груз с плеч.
Вздохнув, он ровным тоном, медлительно растягивая слова, стал говорить — Вот и в море … Теперь все от тебя будет зависеть. Надо посмотреть в рубке, на сколько дней еда будет нам.
Графиня. Приоткрыв рот, насторожилась, её взгляд стал просто въедаться в его лицо.
— Зачем еда, что значит «на сколько дней»?
— Лиза. Я слукавил. Ты мне не чужая. И сойдешь ты с этого судна тогда, когда сможешь прожить хотя бы сутки без наркотиков. Я все знаю.
Она попыталась приподняться. Лицо выразило изумление, но почему-то назад плюхнулась на скамеечку возле рубки. Изо рта что-то вырвалось, похожее на а— а— а.
— Когда тебе необходимо будет новая доза? — спросил он.
Ее удивление тут же превратилось в гнев и как огненной стрелой, она с вызовом испепелила его глазами.
— Ты не медик! Разворачивайся сейчас же!
Войцеховский только спокойно качнул головой.
— Ты не представляешь — как это!? Я не смогу собой управлять. Разворачивай, ты не понимаешь, тебе же никто не объяснил! Я настолько могу себя не контролировать, что не знаю, но …я не знаю, что могу сделать — и она в гневе сжала руки в кулачки. И подняв их к лицу, тут же обреченно опустила назад.
— Тебя придется связывать, Лиза? — спросил Артур. Он действительно, не знал, как это бывает.
Она вскочила и снова села на место и видно, её сильно напугала возникшая ситуация. А все было так непредвиденно. Она почувствовала себя зверем, запертым в клетке, а мозг все не хотел принять действительность.
— Расскажи, что происходит, чтобы я был готов — попросил он. Его спокойный тон просто изводил её.
У неё на глазах набрякли слезы.
— Ты, мучитель, — протянула она к нему руку, потом стала вытирать глаза — проклятье мое! Что ты надумал! Это не лечиться за несколько дней! Что мне? Мне все равно! Денег предостаточно! Ты еще мучить меня приехал?!
— Лиза. Так безобидно все не получиться. Ты отравишь печень, кишечник, потом откажут почки. В море ты переживешь кризис, потом я увезу тебя назад в Будапешт и там ты будешь лечиться, но не в больнице.
— А где?
— Ну …ты это место не знаешь.
— Я не переживу кризис. У меня уже сердце не выдержит. Ты смерти моей хочешь?
— Нет. Я хочу прежнюю Элизабет.
— Тебе зачем? — уже с мольбой произнесла она.
— Я плачу добром за добро.
— Добром за добро?! — вспыхнула она. — Это все, что ты сделал с моей жизнью называешь «добром за добро?» — и она в негодовании вскочила на ноги.
Войцеховский отвел взгляд. Яхта слегка накренилась на правый борт. Он стал выправлять веслом направление.
— Ну, Лиза. В жизни всякое бывает. Ты любишь, я тоже полюбил. Так судьба распорядилась. Сейчас я не могу тебя бросить. Чтобы это прошло безболезненнее, помоги мне сама. Я знаю, ты замечательный человек!
— Ой, ой — чуть не завыла она. — Ты все затеял зря. Это…ты такого не знаешь! Я тебе не помогу. Я не смогу собой владеть! Я уже не я! И какие это муки, ну ты же ничего не знаешь! Давай вернемся! Все же бесполезно! Ты только с трупом сойдешь на берег. Мне уже не вернуться в прежнюю жизнь, я сильно зависима. Ты, думаешь, я сама не хотела избавиться! Здесь доктора помочь не могут, а ты …эта яхта…все глупости! — потоком слов наполнилось пространство вокруг неё.
— Ну, попробовать стоит, раз уж все равно конец — произнес он.
Она ошарашенно и отупело уставилась на него.
Он сам усмехнулся своим словам.
— Да, ладно. Лиза. Мы тут одни, к чему эти вежливости? Если ты решила угробить свою жизнь таким способом, то не все равно ли уже!
Кулачки её снова сжались и она забила нервно ими по коленкам.
— Нет. Не все равно. Это страшно — ломка. Час. Два, без героина, это невыносимо! Мурашки под кожей, суставы выкручивает — такой ужас, мне зачем переживать, героин всегда есть, денег полно…
— Как, расскажи, чтобы я знал, что делать.
— Ну нет! Ну все бесполезно! Здесь не поможет ничего не изнутри ни извне! И я не хочу, не хочу, чтобы ты меня такой помнил! Отпусти ты меня. Умоляю, давай вернемся! Ты — мой мучитель, да, это просто издевательство! — в движениях царил сумбур, напряженность и видно было, контроль себя ей дается с трудом.
Войцеховский нервно дернул плечами и отвернулся к ней спиной. Он почувствовал, что разговоры с ней бесполезны и в её глазах все эмоции гнева и испуга уходили на задний план, уступая отчаянной мольбе — это было тяжело. Кризис приближался состоянием вялости и сонливости, потерей энергии. На злость тоже нужна внутренняя сила, а у неё она закончилась в один момент. Как затравленный зверек она смотрела на него.
Но он, действительно не знал, что все будет серьезно до такой степени! Потом, уже в Америке, он будет вспоминать несколько дней, проведенных с графиней на яхте как страшный сон. Он все произошедшее во время гибели корабля посчитает чем-то приключенческим, по сравнению с теми эмоциями, которые ему пришлось пережить на яхте. Он всегда считал, что имеет стальную силу волю, а после борьбы с героиновым кризисом графини Газейштард стал подвергать свою уверенность сомнению. Нет ничего в этой жизни постоянного, истинного, стабильного. В один день все может измениться, полететь в «тар-тара-ра-ры», как убеждения, так и вся твоя жизнь.
Еще в течении двух часов на яхте царило затишье. Он предложил ей поесть, на что она ответила отказом. Но чуть позже, ему стало казаться, что графиня все время мерзнет, но солнце припекало нещадно, и, если бы у него был помощник, он насладился бы купанием в море.
Она ушла в рубку и забилась в угол. Он понял, что появились первые симптомы наркотического голода. Укутав её одеялом, что в такую жару, под палящим солнцем выглядело нелепо, ушел на носовую часть яхты для контролирования хода. Чайки то и дело
