двух недель, потому что он затратил пять дней своего времени на своем заводе.
Прибыв на место, он обнаружил, что жители окружных деревень стали возводить каменную стену, защищающую их от разрушающих сил солевых потоков и саму местность успели переименовать в Кемер (пояс).
Их небольшой двухэтажный особнячок, который они в былые времена так и не собрались расстроить побольше, с бордовой черепичной крышей совсем затерялся в высоких кронах деревьев и устремившихся ввысь таких же соседских особняков, решивших увеличить площадь территории для своих семей надстройкой этажей из-за ограниченности земельных площадей. Местечко старое, полугреческого населения, давно ассимилировавшегося с турками, всегда солнечное, имеющее прекрасное галечное побережье моря. Недалеко от Кемера расположились совсем древние города Фазелис и Олимпос. До самого Кемера Артур добирался на яхте, сухопутной дороги сюда не было.
Перед ним встала задача, над которой он вынужден был задуматься. В данный момент соблюдать ему законы гостеприимства или нет, а проще, доложить графине о своем визите, или проигнорировать, потому что он сомневался, что она даст свое согласие принять его в этом доме, в котором несколько лет прожили они вместе, но целиком это была её собственность.
Он не знал, что будет делать в дальнейшем. Плана не было, ему необходимо было увидеть женщину, чтобы для себя понять, насколько все в её жизни стало плачевно.
По звонку, массивную калитку открыл лакей и его глаза округлились от искреннего изумления и радости. Он долго здесь служил, но в Венгрию графиня его с собой не забрала, поэтому Артура Войцеховского он не видел на протяжении четырнадцати лет и помнил еще совсем молодым мужчиной, не имеющего еще складок от неустанной работы над чертежами в уголках глаз и у рта.
— Марек — спокойно обратился Артур. — не нужно докладывать хозяйке, я сам… не беспокойся, для тебя это не будет чревато ничем. Где графиня?
— О, её и нет, хозяин! Она ушла гулять на побережье. Всегда так делает.
— Скажи, это только между нами. Она совсем плоха? Ты знаешь, о чем я!
Потупившись, уже поседевший на висках, черноволосый грек, стал колебаться с ответом.
Войцеховский пристально всмотревшись в его простое лицо, отвернулся в сторону и его взгляд стал блуждать равнодушно по выступам горы, но он процедил сквозь зубы.
— Понятно. Одна ушла? То есть, я имею в виду, без гостей или кто навещает?
— Нет. Одна. Вы пройдите хозяин. Я вам чаю с мятой, как вы любили всегда.
— Нет, Марек, дорогой. Не буду лукавить. Мне написали о ваших проблемах, вот я и приехал их решать. Но, решать буду по-своему, как диктуют обстоятельства. Очень хорошо, что она ушла гулять. Мне нужно быстро, твоя помощь. Ищи в доме эфир, это обязательно, теплые одеяла, фонари, еду, питье и неси на яхту, что возле Билдиби, белая, с черной полоской по бокам. Сегодня хозяйка домой не вернется, тревогу не поднимай. Так надо. Не знаю, как скоро, но я верну её без этой пагубной привычки. Верь мне.
И развернувшись, он стал удаляться, спускаясь по наклонной местности к морю. Снимая на ходу куртку, в полдень становилось невыносимо жарко. Все время хотелось пить и такой возможности не было.
Еще на обрыве, он стал вглядываться вдаль. Глаз искал фигуру женщины. У берега стояло несколько лодок. Туристы купались. Уже в те времена, знающие толк в отдыхе у моря, устремлялись именно в эту местность, где морской воздух смешался с горным, делая его лечебным для астматиков, больных туберкулезом. Богатые люди приобретали если не особняки, то маленькие домишки, как дачи для своих семей и устремлялись сюда для оздоровления и комфортного отдыха. Зонтики, как поплавки, плыли по воздуху и под ними с трудом можно было разглядеть его обладателя. Ему понадобилось около получаса, чтобы с уверенностью для себя узнать графиню фон Газейштард. Тогда он стал спускаться по узкой тропинке с обрыва к пляжу.
Некоторое время он видел перед собой только её спину и нагонял её. Но, вероятно, её чувствительность остановила и она обернулась. Он шел прямо к ней, и от неожиданности, она чуть не выронила зонтик из рук. Когда до её затуманенного сознания дошла действительность всего происходившего, она так засуетилась и самое интересное было в том, что он явно уловил её колебания между желанием пуститься наутек от него или, наоборот, пойти навстречу.
Она осталась стоять и её тонкие губы растянулись в неловкой улыбке, а в глазах появился испуг и это так противоречило одно другому, что казалось даже комичным со стороны.
И ему было трудно начать разговор. Растерянность, не свойственное качество для Войцеховского, но и оно его посещало в некоторых ситуациях.
Наконец, остановившись перед ней, он от неловкости наклонил вниз голову, исподлобья взглянул ей в лицо и произнес:
— Лиза… здравствуй.
Эффект от слов был потрясающий. И это ввело его в ступор. Элизабет фон Газейштард безудержно разрыдалась. Такие слезы были в тот последний день в гостинице и потом они стали частым явлением для неё, только он уже это не видел.
Это нужно пережить. Словами глубину чувств и палитру возможных человеческих эмоций трудно описать. Все это время она не испытала ни одного дня покоя и радости. Она засыпала с мыслями о Войцеховском и просыпалась с мыслями о Войцеховском. Она его ненавидела и рисовала в своем воображении всевозможные варианты его казней, самых лютых. И тут же признавалась себе, что отдала бы почти всю жизнь, чтобы он находился рядом и у неё, как прежде была бы возможность запустить свою ладонь в его волнистые жгучие как смоль волосы, провести по атлетическим плечам, коснуться щеки. Хотя бы это! Она и ненавидела и прощала Ани, понимая, что любовь той к этому мужчине сильнее всех условностей.
Что ему оставалось. Раньше бы, при такой истерике, он обнял бы её и попробовал бы утешить. Сейчас это была чужая женщина. Но испытывая сильное чувство стыда и неловкости, он опустил глаза и просто ждал, когда её эмоции слегка утихнут.
Она не заставила ждать, еще сквозь слезы, спросила:
Ты зачем здесь?!
Он молчал.
— А …дай попробую догадаться — с кривой усмешкой продолжила она. — По миру стали расползаться слухи
