боге, он на самом деле говорит о самом себе.
Счастливым можно считать человека, у которого совпадает его сознание и его бытие.
Никакой религии! – такова моя религия; никакой философии! – такова моя философия.
«Наука не разрешает загадок жизни». Пусть, но что из этого следует? Что ты перейдёшь к вере? Это значило бы попасть из огня да в полымя.
В настоящее время дух должен освободиться от государства, как он некогда освободился от церкви. Одна лишь гражданская смерть может оказаться теперь той ценой, за которую ты имеешь возможность приобрести бессмертие духа.
Вера, по сути, нетерпима… по сути, потому что обязательно связана с верой иллюзия, что чья-то причина – это тоже Божья причина.
Европа – тюрьма, различие между свободным и заключённым чисто количественное, а именно: в том, что первый имеет несколько более просторную тюрьму. Я, по крайней мере, всегда чувствую себя заключённым.
Привычка – вот тайна добродетели.
Расширяя свои знания о хороших книгах, мы сокращаем круг людей, чью компанию мы ценим.
Для религиозного святого есть истина, для философского истина свята.
Макс Штирнер [Иоганн Каспар Шмидт]
1806–1856
Немецкий философ, близкий к левым гегельянцам. Считается основателем философии индивидуалистического анархизма и предшественником нигилизма, экзистенциализма и постмодернизма.
Прозвище «Штирнер», от нем. Stirn – «лоб», Иоганн Каспар Шмидт получил от товарищей в студенчестве, за свой высокий лоб.
Учителем Штирнера был Людвиг Фейербах – философ-материалист и атеист, провозгласивший человека самодовлеющим абсолютом.
Штирнер – ярый противник всякой религии. Для него верующие люди – это одержимые фанатики, которые лишь по нелепой случайности ещё не оказались в сумасшедшем доме. Да и в принципе всякий верящий хотя бы в добродетель или мораль – тоже фанатик.
Штирнер исповедуют крайний индивидуализм, где апофеозом становится рождение символической фигуры «идеального» человека. У Штирнера это «Единственный», у Ницше – «Сверхчеловек».
Не должно считать себя «чем-нибудь особенным», как, например, евреем или христианином. Да я и не считаю себя чем-нибудь особенным, я считаю себя единственным. Я имею, конечно, известное сходство с другими, но это имеет значение только для сравнения или рассуждения; в действительности же я – несравним, я – единственный.
Кроме меня для меня ничего нет.
Если это правильно для меня, это правильно. Возможно, что это неправильно для других: пусть они позаботятся о себе!
Моя сила – моя собственность. Моя сила даёт мне собственность. Моя сила – это я сам, и благодаря этому я – моя собственность.
Преступления проистекают из устоявшихся идей.
Раса альтруистов – это раса рабов. Раса свободных людей – это раса эгоистов.
Скалу, преграждающую мне путь, я обхожу до тех пор, пока у меня не наберётся достаточно пороха, чтобы её взорвать.
Свобода не может быть предоставлена. Она должна быть взята.
«Богатые» – жестоки, но «бедные» – неправы, когда они жалуются на эту жестокость: ибо не богатые создают нищету бедных, а бедные создают богатство богатых.
Все святое – это галстук, оковы.
Меня хотят уговорить пожертвовать своими интересами ради интересов государства. Я, напротив того, объявляю войну не на жизнь, а на смерть всякому государству, даже самому демократическому.
Человеку же «истинно хорошо» только тогда, когда он также и «духовно свободен». Человек – дух, и поэтому все силы враждебные ему, духу, все сверхчеловеческие, небесные, нечеловеческие силы должны быть разрушены и выше всего должен быть поставлен Человек.
Думают, что нельзя быть более, чем человеком. Напротив, меньше, чем человеком, быть нельзя!
Ежедневный опыт подтверждает, что то, от чего рассудок уже давно отказался, заставляет сердце биться ещё много лет.
Нас выгнали из самих себя.
С того момента, как он видит свет мира, человек стремится выяснить себя и вырваться из смятения, в котором он, как и все остальное, швыряется в пёстрой смеси.
Намерение всецело воплотить в себе человечность, стать вполне человеком – именно одно из ведущих к гибели, таковы же намерения стать хорошим, добрым, благоразумным и т. д.
Не утруждай себя преградами других; достаточно, если ты разрушишь свои собственные.
И разве жертвующие собой не своекорыстны, не эгоисты? Имея только одну страсть, они заботятся только о её удовлетворении, но зато с тем большим усердием: они всецело уходят в неё.
Обращайтесь же лучше к себе, чем к своим богам и кумирам. Выявляйте то, что в вас заложено, открывайте себя.
Тот, кто должен тратить свою жизнь, чтобы продлить жизнь, не может наслаждаться этим, а тот, кто все ещё ищет свою жизнь, не имеет этого и может так же мало наслаждаться этим.
Допустим, что искусство наше отвратительно, можно ли, однако, сказать, что мы заслуживаем лучшего искусства и что мы «могли бы» иметь лучшее, если бы захотели? Наше искусство таково, какое мы может иметь. Наше теперешнее искусство – единственно возможное, а потому и действительное искусство.
На всякий запрос о праве следовало бы ответить негодующими
