Он выглядит до невозможности притягательно: рубашка идеально сидит на плечах, волосы убраны назад, открывая лицо. Давид медленно приседает перед детьми, протягивая им сок и новые машинки.
Парни тут же спрыгивают с дивана. Прямо на моих глаза происходит наглый бессовестный подкуп! Малышам по годику, они легко ведутся.
Ромка как обычно развивает скорость большую, чем может себе позволить, и валится. Давид ловит его в последний момент, и они все трое смеются.
Я закатываю глаза так, что еще немного, и они провернутся вокруг оси.
— Вы уже привыкли ко мне немного? — говорит Давид со смешком, но взгляд задерживается на моем лице.
Этот вопрос адресован, разумеется, не годовалым детям. Северянин видимо считает, что я начну его хвалить или что-то в этом роде.
— Тогда закончу приготовления, — говорю сухо. — Помоги им открыть сок, раз уж принес.
Я прохожу в ванную и заканчиваю макияж, смотрю в зеркало: непривычно себя видеть с распущенными волосами.
Будто другая.
Из иной жизни, которой у меня никогда не было. И которую я сама себе не выбрала, приняв решение родить детей.
Для ужина с архитектором и его прекрасной женой я выбрала черное платье на бретелях. Довольно универсальная одежда, к тому же, если дети заляпают ткань, всегда можно накинуть сверху пиджак.
— Через сколько выходим?.. — начинаю я, возвращаясь в гостиную.
А потом радуюсь. Искренне радуюсь, что начала свой вопрос еще в ванной, и успела договорить нормальным голосом, потому что комок застревает в горле. Перед моими глазами картинка из самого сладкого сна, из реальности, которая не могла существовать ни в прошлой жизни, ни в этой: жуткое чудовище сидит на полу и увлеченно играет с сыновьями в машинки.
Он поднимает глаза, а я быстро моргаю, чтобы избавиться от охвативших эмоций. Они такие сильные, что справиться получается не сразу. Могу только представить счастье женщин, которых мужья забирают с роддома.
Взгляд Давида быстро и чуть хаотично пробегается по моей фигуре, и становится не по себе.
— Никто… — говорю я. — Клянусь богом, ни один человек на свете не поверил бы, что ты когда-то будешь с увлечением играть с детьми.
Он возится с детьми так непринуждённо, будто всю жизнь этим занимался. Ещё немного, и я начну думать, что мне всё это приснилось: криминал, постоянные аресты, бои, похороны и его отвратительный характер.
Имеем ли мы право на вторые шансы? Какова у них цена? Как насчет нескольких лет жизни любимых, переживших страшное горе?
— Они все меня плохо знали, — шутит Давид, слегка улыбнувшись.
И мне смешно! Так смешно, что едва сдерживаюсь! Черный завуалированный юмор, именно то, что доктор прописал! Мы будто шагнули в прошлое, провалились в него, как в болото по колено. Стало тепло.
— На самом деле ты душка.
Он тут же кивает.
— Исса, например, не любит детей, — развиваю тему дальше. — Он на них смотрит так, будто это не мальчики, а крокодильчики.
— У него флешбеки из детства, не принимай на свой счет. Я уверен, он умеет терпеть.
— Старается. Ну как? — оглядываю себя. — Пойдет для встречи с архитектором? — подчеркиваю, что не для фиктивного жениха собиралась тут половину дня.
— Прекрасно выглядишь, Радка. Как всегда идеальна.
— Спасибо. Тогда так и пойду, — поворачиваюсь к столу, где стоит сумка. Проверяю содержимое.
— Не хватает только пары деталей.
Я слышу, как он поднимается. Медленно подходит ближе, усиливая волнение. Я убираю волосы за уши.
Только дотронься. Только посмей меня коснуться сейчас, и я тебе устрою скандал!
Он лишь протягивает коробочки. Я тут же открываю ту, что поменьше, и смотрю на кольцо. Крупный сверкающий камень, изящная огранка. Оно… великолепно.
— Я помню, что ты любила белое золото.
— В красном я становлюсь похожа на цыганка, верно. Сколько здесь карат? Я надеюсь, ты взял его в прокате, иначе, дороговато тебе обойдется этот ужин.
— Не обвиняй меня в жадности.
— Не буду. Прости. Это тоже не твой грех, — соглашаюсь я.
Он берет мою руку, стягивает обручально кольцо, которое мы выбрали с Ростиславом. Кладет его на стол как-то резко, звонко. Начинает надевать свое.
— Больше уважения, это кольцо подарил мне муж. Честный человек, между прочим.
— Тебе с ним сильно скучно? — усмехается Давид кривой улыбкой Алтая.
— Сильно. И слава богу.
— Ты выйдешь за меня, Рада Филатова? Со мной тоже будет скучно.
Я быстро поднимаю глаза, и мы смотрим друг на друга.
— Всю фиктивную неделю?
— Почему нет?
— Смешно! Зато со мной весело, — я киваю на детей. — Всегда. Скажи, почему ты не сделал этого раньше? Предложение мне, — слова вырываются сами собой, я даже дыхание не успеваю перевести. — Когда я была беременна и когда мы потеряли нашего первого малыша. Ты чувствовал, что все закончится плохо?
Он открывает следующую коробочку — там цепочка и сережки. Помогает примерить. Я молча смотрю на свое отражение, никак не комментируя шикарный подарок.
Я понимаю, что он хотел бы получить какую-то реакцию. Выбирал, наверное, заранее. Готовился. Он… большую часть жизнь не мог себе позволить ничего и поставил все на богатство, и сейчас с помощью подарков выражает симпатию. Я все это знаю. Вижу, чувствую.
Черт, я по-прежнему его чувствую. Броситься бы ему на шею и порадоваться подаркам, завизжать, закричать! Он будет счастлив. Искренне.
— Я не хотел, чтобы между нами все так вышло. Ты выглядишь потрясающе.
Мы оба смотрим на наши отражения в зеркале.
— Спасибо. Я знаю, что ты меня любил. Без разницы, какие отношения у тебя были с другими женщинами, но меня ты любил.
Он наклоняется и целует меня в плечо. Я вздрагиваю, и он берет меня за руку. Ту самую, на безымянном пальце которой сверкает бриллиант.
Мы оба поворачиваемся к детям, которые начинают драться из-за одинаковых машинок.
— Пора идти, — говорю я.
Давид наклоняется и целует мою ладонь.
***
Рука и плечо горят огнем все то время, что мы спускаемся в холл, усаживаемся в такси. Я борюсь с собой, чтобы не потереть места касания.
Все так быстро происходит, я ощущаю себя предельно взволнованной.
Спустя десять минуть пути мы выходим из такси и идем к ресторану. Ярик смирно сидит в коляске, которую толкает Давид. К счастью сынок разглядывает пальмы и машины вокруг и не видит, как удобно Ромка устроился на руках у отца, иначе братья бы тут же начали соперничать.
Мои руки пустые.
Впервые за год мои руки пустые, и я с непривычки не знаю, куда их деть.
Мы редко куда-то выходили с Ростиком, вовсе не потому, что не хотели или не было средств. Оставить маленьких детей надолго — всегда было испытанием для моего сердца, даже если бы Надя согласилась.
Я никогда об этом не задумывалась раньше, да и Ростик прекрасно относится к мальчикам, но… как же очевидна разница, когда мужчина просто хорошо относится к детям, и когда он хочет полюбить. Уже любит? Давид нашел ресторан с детской комнатой и профессиональными аниматорами. Для него это не было проблемой.
Он не просто несет их к новой няне, он проводит с ними время. И ему как будто даже нравится.
И я ловлю себя на том, что впервые с момента смерти Адама действительно расслабляюсь. В этот вечер, подходя к ресторану, я как будто перестаю отвечать за отель и его сотрудников, за себя, своих детей, отношения с мужем, бизнес, слухи, будущее. Мне снова всего лишь двадцать три. Я как будто обычная девушка, у которой единственная забота на вечер — ее внешность.
— Сделай вид, что без ума от меня, — говорит Давид на входе в ресторан. — Ты нас выдашь своей сосредоточенностью.
Что?! Вообще-то я максимально расслаблена!
— Сам сделай, — бурчу в ответ.
Он вдруг останавливается. Рукой, которой сжимал коляску, обнимает меня, притягивает к себе и… целует в губы.
Глава 30
