— А как же Рай!? Где он!? Почему ты и я не там!? Неужели его нет!?
— Он есть, Зальх. Однако он не для нас, ибо туда пускают только своих. Наши предшественники совершили огромную ошибку, когда отринули родовых богов и поверили в чужеземную химеру. Поэтому мы, те, кто последовал за ними, после смерти оказываемся здесь, в мире Нави, где каждый сам за себя. Что успел ухватить, то и твое.
— А как же наши боги!? Они есть!?
— Боги совсем не такие, какими мы их представляли, а значит, и ведут себя иначе. Иногда они подкармливают меня крошками со своего стола, ибо велики мои заслуги перед ними. Но эти крошки приходится отрабатывать. Впрочем, все это уже неважно. Для тебя. Так что прощай, Седрик.
Проблеск в глазах. Последняя искра. Дикая боль. Темнота. Распад. Небытие. Душа некогда славного рыцаря перестала существовать и рассыпалась в серую пыль, а призрак, при жизни бывший аббатом Бернардом из Клерво, по привычке облизнулся и побрел по безжизненной равнине, без какой бы то ни было цели.
Глава 13
Киев. Осень 6656 С.М.З.Х
— За славную победу и великого князя Изяслава Мстиславича! Здравия нашему князю и долгих лет жизни!
Один из придворных лизоблюдов киевского правителя поднял наполненный вином серебряный кубок и провозгласил здравицу. После чего все приглашенные на пир по случаю возвращения Изяслава из похода мужчины подняли свои кубки, и под сводами великокняжеского терема пронеслось:
— За победу!
— Долгие лета!
— Слава князю!
Выпили, и я посмотрел на сидящего во главе стола великого князя, который был хмур и невесел. Хм! Это и понятно. Какая там славная победа? Полный пшик и несколько тысяч убитых со стороны Изяслава и столько же потеряли суздальцы Гюрги Долгорукого, а затем скорое возвращение обратно в стольный град. Союзники отступили или ограничились демонстрацией. Цели летней военной кампании не достигнуты. Положение Изяслава Мстиславича резко ухудшилось. Ну, а когда он, опережая свое войско, въехал в Киев, то здесь его ожидал целый ряд пренеприятных известий. Ромейское посольство вырезано и уцелело всего несколько человек (гонцов в другие города), да спафарий Андроник Вран. И хотя виновниками злодеяния назывались рыцари-латиняне, которые были объявлены в розыск, император Мануил мог в это не поверить, а значит, возможны сложности с Восточной Римской империй. А помимо того в самом городе неспокойно. Киевские купцы и наиболее уважаемые люди получили в свои руки переписку тысяцкого Митрофана Кобылина с ромеями, и выяснилось, что городской глава, фактически мэр, сливал иностранцам информацию по торговле и давал им льготы, каких не было у местных. В связи с этим возмущенная общественность собрала черный люд, блокировала подворье Кобылина и заставила его еще до приезда великого князя сложить свои полномочия.
Такие вот дела. Невеселые. И это только начало, ибо неизвестные люди подкинули Изяславу Мстиславичу переписку протопопа Исаака Комита с его агентурой, и это новая забота. Придется теперь великому князю выискивать крамолу среди доверенных лиц, одергивать зарвавшихся Рюриковичей и как-то разбираться с епископами. Все одно к одному, и это в то время, когда продолжается война с Гюрги, со степи на Переяславль лезут половцы, которые временно отступили, а в Туровское княжество, где сидит старший сын Изяслава, проникают диверсанты из Галича. Поэтому, лишь примерно представляя себе, что творится в голове великого князя, я могу с уверенностью сказать, что сейчас ему не до пира и мыслями он где-то очень далеко. Сочувствую ему. Но он сам свою дорогу по жизни выбрал. Захотел стать самым главным на Руси и стал, а теперь огребает по полной. Это судьба.
Моя ладонь протянулась к копченому окороку. Взял кусок и впился в него зубами. Вкусно и сытно. Зубы пережевывают мясо, а глаза скользят по лицам людей, которые находятся напротив. Большинство из них воеводы великого князя, с которыми мне сталкиваться не доводилось, но пару человек я знал.
Вот боярин Федор Брагин, полноватый брюнет с крепкими мужицкими руками. Хороший вояка и неплохой мечник, в прошлом сын простого огнищанина, который выбрался из лесов и дослужился до начальника городской стражи в городе Киеве. Должность немалая и доходная. Молодец, боярин, а если не растеряется, а он мужик головастый, то быть ему тысяцким вместо Кобылина. Для меня это хорошо, ибо общие интересы у нас уже имеются. Так что поддержку ему окажу, и если боярину понадобятся деньги на проставу народным массам, по факту на предвыборную кампанию, то серебро ему, конечно же, ссужу. Причем без процентов, чай не ростовщик.
Рядом с Брагиным сидит невеселый и осунувшийся Андроник Вран. Он уверен, что убийство Исаака и посольских работников дело рук паладинов. Благо, доказательств хватает, и трупы латинян, в тела которых перед нашим уходом разведчики вонзили ромейское оружие, спафарий лично видел. А значит, как только откроется путь по Днепру в Черное море, его доклад полетит в Константинополь. Ну, а пока он устраивается на новом подворье. Приводит в порядок дела и тоскует. Впрочем, это не мешает ему гулять по городу, и очень часто Вран тайком задерживается в одном неприметном домике на окраине Киева. Живет там одна девица-красавица из купеческой семьи и, насколько я понял, у них с Андроником все серьезно. Вот оно слабое место молодого императорского посла, на которое можно надавить, и я, если понадобится, стесняться не стану. Но это потом, а пока к девушке, которую зовут Любава, приставили ушлую бабушку-язычницу, которая за долю малую работает на Бравлина Осоку, и все, что знает подруга Врана, практически сразу становится известно нам. А поскольку ромей с толикой славянской крови делится с полюбовницей всеми своими мыслями, планами и намерениями, то можно сказать, что он под колпаком.
Я налил себе меда. Сделал глоток и почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Обернулся и столкнулся со взглядом великого князя. Матерый человечище и в его глазах я прочел многое. Изяслав знал, что уничтожение ромеев моих рук дело. Ведь он наверняка уже успел пообщаться с митрополитом Климентом и своими шпионами. Так что после пира меня, скорее всего, пригласят в его покои. Что же, я к этому готов. Поговорим откровенно, а затем можно будет отправляться в степи. Скачок туда и возвращение в Киев, а затем грузимся на драккары и уходим в Новгород.
Великий князь отвернулся, и я снова уткнулся в кубок. Хорош медок, но коварен. Голова соображает, а ноги, словно ватные, а потому пока стоп. Чутка выпил, уважил хозяина, который пригласил меня за свой стол, и хватит.
Тем временем гости запели. Затем были приглашены гусляры, не седые деды, как в былинах, а среднего роста мужички, которые довольно таки ладно и складно спели несколько боевых песен о походах славных Рюриковичей в Хазарию и на Царьград. После этого народ вновь выпил. Опять пошли здравицы, и так пролетело три часа…
Пришла пора расходиться и меня, как я и ожидал, попросили остаться. Не проблема. Последовал за слугой и оказался в оружейной комнате великого князя. Я был один и стал прохаживаться вдоль стен, да рассматривать клинки и кинжалы. Степные кончары и сабли, прямые азиатские мечи и похожие на них изделия из Европы, клинки киевлян и новгородцев, топоры и шестоперы, кинжалы метательные и для пешего боя. Разнообразие коллекции поражало, и я погладил ладонью один из боевых булатных клинков, судя по рунам у гарды, шведской работы. Покрытая узорами сталь приятно охладила кожу, и в этот момент за своей спиной я услышал голос Изяслава Мстиславича:
— Этот клинок принадлежал моему отцу.
— Хороший меч, — я отпустил клинок и спросил князя: — Интересно, а кто его сделал?
— Это неизвестно, — князь, который уже скинул парадно-выходной красный плащ, пожал плечами. — Он добыл его где-то на севере, снял с тела павшего в бою викинга, когда ездил свататься к моей матери, а затем оставил себе. — Изяслав взял паузу, еле заметно улыбнулся и сказал: — Знаешь, Вадим Сокол, когда я вернулся в Киев и поговорил с митрополитом, то первым моим желанием было казнить тебя, больно ты хитер и ловок. Но потом я подумал, что спешить не стоит, а сейчас думаю, что тебя мне сам Бог послал.
«Было бы забавно, если бы Господь Яхве прислал на помощь христианам ведуна», — подумал я, и поинтересовался у Изяслава:
— И что же хорошего в моем появлении лично для тебя, великий князь?
— Ты убрал послов императора. Кроваво и неожиданно. Мне это на руку, хотя сам бы я на такое никогда не решился. Ты укрепил митрополита в мысли, что нам, русичам, необходимо идти своей дорогой, которая не будет пересекаться с ромеями. Ты передал мне письма покойного Исаака Комита и организовал смещение тысяцкого Кобылина, коему я верил. За все это тебе моя благодарность.
— Я не трогал ромеев, великий князь, — сразу обозначил я свою позицию.
