– Что это?
– Пропуск! С ним можно даже за кулисы! Даже в женскую душевую! – Ричард Пушкин хохотнул, как показалось Тане, похабно. – Покажешь на входе эту штуку – и зеленая улица! Никакие билеты не нужны!
– Спасибо…
– Да это ерунда! Никаких спасибо! За что? Вот я тебя бы еще в массовке попробовал, Танька! Такие красавицы, как ты… У-у! Какой профиль, какие глаза… Люди должны это видеть! Здесь главное начать… А дальше – горизонты! Слава! Деньги! Восхищенные взгляды! В общем, попробоваться надо! Как думаешь?
– Честно говоря, я никогда…
– Предрассудки, Танька! Нужно пробовать! Нужно искать свое место под солнцем! Кстати, ты где живешь?
– Я еще не выписалась из госпиталя, – соврала Таня. – Поэтому пока нигде!
– А-а… Госпиталь… Ранение? Впрочем, постой… Какое ранение? Ты же этот… педагог? Тогда давай я к тебе завтра в госпиталь подскочу, а?
– Туда нельзя. Я в инфекционном боксе…
– Ах, ну да, ты же говорила, что санитарка… Ну тогда ты ко мне сама завтра забегай… У меня в номере припасен отличный армянский коньяк, Леське одна бездарность подарила… Ты ведь говорила, что любишь коньяк? Не говорила? Не помню уже… Ну так как тебе предложение?
– Если смогу…
– К черту! Завтра утрясем детали! А сейчас – сейчас предлагаю тебе, Танька, к нам, в актерский круг! Милости просим! Отпразднуем премьеру! Лейся песня, так сказать! – Ричард Пушкин положил руку на Танино плечо и подмигнул.
– Я бы с радостью… Но мне пора…
– Как это – «пора»? – Лучистая, царственная приветливость Ричарда Пушкина вмиг улетучилась.
Лицо режиссера приняло задиристо-разочарованное выражение. Он стал похож на голодного льва, из-под носа которого только что увели сочную антилопью ногу. Впрочем, Таня уже догадалась: Ричард Пушкин принадлежит к породе мужчин, привыкших считать себя неотразимыми и воспринимающих каждое женское «нет» как личное оскорбление. Таня вдруг ощутила прилив христианского сострадания к своему новому приятелю – такому одышливому и такому по-детски наивному, несмотря на свои недетские годы.
– Сегодня я не могу… Но завтра или послезавтра приду обязательно! – заверила Ричарда Пушкина Таня.
…Сидя в туалете на подоконнике с пудреницей в руках, Таня думала о своей невеселой жизни. И о гримасах судьбы.
Ричард Пушкин невероятно напоминал ей Мирослава Воздвиженского. Причем напоминал и в хорошем, и в плохом. Ричард Пушкин был таким же взбалмошным, таким же болтливым, лживым и непостоянным, как и Мирослав.
Но, с другой стороны, Ричард был выходцем из того же малочисленного сословия светлых и незлобивых выдумщиков, происходил из того же рыцарства Королевства Фантазий, в котором числил себя и Воздвиженский. В конце концов, Ричард и Мирослав принадлежали к одному поколению. Да и познакомилась она с Мирославом в культурном центре офицеров-подводников «Перископ», а с Ричардом – в Доме офицеров, всей-то разницы в названии. И буфет – даже это совпадало!
Слезы навернулась на Танины глаза. Ведь если посмотреть на вещи непредвзято, получалось, судьба снова решила над ней поиздеваться? Подсунула захватанную приманку? И смотрит теперь – клюнет или нет?
Но на этот раз Таня скрутила пересмешнице-судьбе красноречивую фигу.
И хотя Ричард Пушкин показался ей достаточно симпатичным – по крайней мере для того, чтобы рассматривать его общество в качестве серьезной альтернативы каналу «Победа» на ближайшие четыре часа, – она сказала отношениям с режиссером твердое «нет».
Через площадь Славы она топала на окраину Города Полковников, где врастал в лед лайнер «Велико Тырново», и жадно курила на ходу. Перед ее мысленным взором стояла Тамила, стройная и немного надменная, но, как всегда, собранная и язвительная.
«И что эти старперы все время к тебе липнут? Оставят они когда-нибудь тебя в покое или что?» – строго спрашивала Тамила.
Следующие четыре дня Таня намеревалась безвылазно провести в своей каюте. На лайнере, как оказалось, имелась и библиотека, и видеотека с богатой коллекцией документальных и научно-популярных фильмов. В Таниной системе координат это означало, что о современности с ее «операциями» и «наступлениями» можно позабыть. Но воплотить свой план в жизнь Тане не позволила война.
Днем 15 марта была объявлена тревога. По всем палубам прошли озабоченные офицеры с невеселыми, осунувшимися лицами. Они без стука входили в каюты и, не здороваясь, монотонно повторяли: «Просим всех спуститься в убежище… в убежище, пожалуйста… Оставаться здесь опасно… Возьмите с собой только теплые вещи…»
Таня постаралась выскользнуть из бормочущего людского потока, наводнившего коридоры и трапы лайнера, чтобы заскочить в библиотеку за парой томиков поувесистее – про запас. Но офицеры были бдительны и неумолимы.
Череда холодных погребов с бетонными стенами оказалась прямо под лайнером. «И когда только успели?» – подумала Таня. Ей было невдомек, что такие «погреба» существуют в Городе Полковников повсюду и что никто их не копал под «Велико Тырново» специально.
В убежище Таня просидела… сама не поняла сколько. Потом оказалось – двое суток.
Их обихаживали все те же офицеры и персонал лайнера. Кормили точно так же, как и на «Велико Тырново», – концентраты, сухофрукты, чай. И даже книгами удалось разжиться! Один из военных, самый суровый с виду, через несколько часов снизошел к Таниным мольбам. Он выслушал ее просьбу, молча кивнул, а через полчаса вернулся из библиотеки «Велико Тырново» с двухтомником Плутарха в облегченном изложении для школьников младших классов. «Больше по истории ничего не было», – прокомментировал он.
«Не так уж там и опасно, наверху», – заключила Таня.
После поглощения очередного бутерброда с горячим чаем (это вполне мог быть и ужин, и завтрак, Таня быстро потеряла счет времени) бетонные стены вдруг разродились недовольным гудением. Затем убежище начало размашисто сотрясаться – через неравные интервалы времени, по три-четыре раза в минуту. Было это совсем не страшно, но продолжалось так долго, что расплакавшаяся поначалу чья-то пятилетняя девочка успела успокоиться, задремать, проснулась и, заливаясь смехом после каждого удара, звонко кричала: «Папа гуляет! Папа гуляет!»
Как и где гулял папа девочки, вообразить было нелегко.
А потом все закончилось.
Те же офицеры-поводыри отвели их обратно, попросив от «Велико Тырново» пока не удаляться.
Таня и не собиралась. В иллюминаторе все было по-прежнему, если не считать нескольких столбов дыма. А потом исчезли и они.
О серебристо-черным пропуске на «С легким паром», полученном от Ричарда Пушкина, Таня даже и не вспоминала.
Какой смысл вновь идти на спектакль, который ты не смог досмотреть до конца? Правда, помимо спектакля в Доме офицеров готовился фуршет, которого с нетерпением ожидали все женщины и девицы «Велико Тырново» (они предпочитали именовать его старообразно – балом).
К холодным бутербродам с шампанским Таня была равнодушна. Да и на танцы ее совершенно не тянуло. Когда она представляла себе одного из тех солдат, что обсуждали «лесбиянок» у нее за спиной, прыщавого, нескладного, утюжащего своей потной рукой ее обмирающую от отвращения спину во время так называемого «медляка»… Нет, Таня не хотела таких танцев. Вот если бы с ней были Никита, Штейнгольц, Нарзоев или хотя бы Башкирцев… «Предатели!» – фыркнула Таня.
Однако случай все устроил за нее. За три часа до начала мюзикла на лайнере «Велико Тырново» погас свет. «Авария», – сообщила комендант, длинноногая негритяночка Василиса.
О причинах аварии Василиса сообщать была «не уполномочена», но заверила Таню, что до утра рассчитывать на свет не стоит.
Таня вздохнула и отправилась в душ – мыть голову. Не идти же на встречу с прекрасным с засаленными косами?
Нужно сказать, предчувствия не обманули Ричарда Пушкина. Зал был полон. Набит до отказа. Пожалуй, такого зала Таня не видела никогда в жизни. Солдаты и офицеры плотно заполняли партер, теснились в проходах и даже выглядывали из-за кулис.
Ни одного свободного места. Да что там – места! Ни одного свободного пятачка!
Кондиционеры в зале работали вовсю, но им никак не удавалось придать атмосфере свежесть. Еще бы! В помещении, рассчитанном на тысячу мест, находились без малого две тысячи человек!
Никак не начинали. Тане, минут пятнадцать простоявшей в самом хвосте очереди, передний край которой мичманы с красными повязками организованно расчленяли на отдельных субъектов и рассаживали на виртуальные «дополнительные места» вдоль стен, сделалось дурно от давящей духоты.
Она решила пройтись по вестибюлю, где была устроена импровизированная художественная выставка. На стенах кичились всеми цветами радуги инопланетные пейзажи, охапки сирени и героические папы, выписанные акварелью и гуашью офицерскими детьми из гарнизонного художественного кружка. Поскольку зрелище это было несказанно интересным и завлекательным, вестибюль сулил свежий воздух и относительное одиночество. К чему Таня и стремилась.
