статей, запряженной в телегу торговца. Мне показалось, что и сам Верный
покосился на нее с веселым презрением.
— Поехали уже, — потерял терпение долговязый парень.
— Погоди, — ворчливо ответил паромщик.
— Сколько еще годить? — взорвался парень. — Мы тебе деньги за что
заплатили — на бережку прохлаждаться?!
— Не нравится — можешь вплавь. Покрутил бы ворот с мое, понял бы,
приятно ли лишние ходки делать… — рука паромщика тем временем
невзначай приблизилась к висевшему на поясе ножу, на случай, если
пассажир начнет буянить.
— В самом деле, — поддержал парня торговец, — полчаса уже, небось,
тут торчим!
— Вон, кажись, едет кто, — паромщик прищурился вдаль.
Я посмотрел в ту же сторону, сперва различив в отдалении лишь
вьющуюся над дорогой пыль, а затем и скачущих к берегу всадников. Их
было около десятка. На солнце блеснули доспехи.
— Отчаливай! — воскликнул торговец уже не просто недовольным, а
обеспокоенным голосом. — Это солдаты. Они ждать не станут, и
церемониться тоже — и нас с парома сгонят, и тебе ничего не заплатят.
Паромщик, очевидно, и сам уже понял серьезность угрозы и навалился
на ворот. Тот заскрипел, натягивая канат, и тяжелый паром медленно
сдвинулся с места.
— Это лангедаргцы? — требовательно спросила Эвьет. Уже видно было,
что у переднего на пике развевается вымпел, но пока трудно было сказать,
чей.
— Да какая разница! — огрызнулся торговец. Но длинноволосый парень,
похоже, не разделял его безразличия и напряженно вглядывался в быстро
приближавшихся кавалеристов.
Паром, приводимый в движение усилиями одного человека, не мог
развить большую скорость, так что, когда всадники выехали на берег, нас
отделяло от пристани менее сотни ярдов. Они были в кольчугах и при мечах
(а у нескольких, кажется, за спиной висели и луки), лишь передний из
них, видимо, командир — в блестящей стальной кирасе и с пикой, под
наконечником которой повис в безветренном воздухе — теперь это уже было
ясно видно — бело-черный вымпел Грифона.
— Эй! — крикнул он, потрясая пикой. — Поворачивайте обратно!
Паромщик, старательно притворяясь глухим, с усилием перехватывал
ручки ворота. Эвелина сдернула арбалет, снова висевший на моем плече.
— Нет, Эвьет, — негромко сказал я. — Нам не нужны лишние проблемы.
— Но это враги!
— Вряд ли им что-то нужно от нас лично.
— Поворачивайте, кому сказал! — командир сделал знак двоим
солдатам, и они въехали на насыпь, беря наизготовку луки. — Хуже будет!
Паромщик остановился. Нетрудно было понять, о чем он думает:
расстояние для прицельной стрельбы, может, и великовато, но пассажиры
доберутся до другого берега и уедут, а ему здесь еще работать. Но
прежде, чем он начал крутить ворот назад, долговязый парень оказался у
него за спиной и уже прижимал лезвие кинжала к его горлу.
— Вперед, — процедил парень. — И пошевеливайся.
Бородачи синхронно схватились за рукоятки мечей и посмотрели друг
на друга — наверное, это были все-таки братья — затем на торговца. На
лице того отобразилась мучительная работа мысли, затем, очевидно,
рассудив, что по крайней мере до другого берега его интересы совпадают с
интересами парня, он слегка мотнул головой: не вмешивайтесь. Паромщик
покорно закрутил ворот в прежнем направлении, не делая бесперспективных
попыток добраться до собственного ножа.
"Эвьет, за повозку!", — хотел было скомандовать я. Но ее не нужно
было учить — она уже сама устремилась в укрытие, махнув мне рукой, чтобы
следовал за ней. Что я и проделал со всей возможной поспешностью.
И вовремя. Первая стрела шлепнулась в воду, не долетев добрых трех
ярдов, но почти сразу же вторая с тупым стуком вонзилась в настил
парома. Выпустив по стреле, солдаты поскакали дальше по мосткам,
сокращая расстояние, и выехали на причал, вновь натягивая луки. Эвелина
тем временем взводила свой арбалет. Я думал, что она собирается стрелять
поверх телеги, но она вместо этого шмыгнула между ее колесами и
выстрелила снизу вверх.
Честно говоря, я не ожидал, что с такого расстояния она попадет.
Однако один из всадников дернулся, выпуская тетиву (стрела некрасиво
кувырнулась в воздухе и упала в реку) и недоуменно уставился на
арбалетный болт, торчавший из его собственной груди. В следующий миг он
вяло взмахнул руками, словно что-то ловя в воздухе, и повалился с коня,
тяжело грянувшись о дощатый край причала, а оттуда — в воду. Не знаю,
была ли его рана смертельной; может быть, он и сумел бы еще ухватиться
за пристань и влезть обратно, если бы не кольчуга, шлем и меч в ножнах.
Но все это железо мгновенно утянуло его на дно.
Его товарищ выстрелил, и вновь с недолетом. Тогда, поняв, что
добыча ускользает, он спрыгнул с коня, выхватил меч и в ярости рубанул
канат, по которому, словно бусина по нитке, двигался от берега к берегу
паром. "Стой, болван!" — крикнул ему третий лучник, уже скакавший во
весь опор по мосткам, но было поздно. Паром, потерявший связь с берегом,
слегка качнуло и стало сносить течением. Еще можно было ухватиться за ту
часть каната, что оставалась у нас, и продолжить нормальный путь, но тут
произошло сразу несколько событий.
Третий лучник выстрелил уже практически на пределе возможной
дальности — и оказался искусней или просто удачливей двух других.
Стрела, прилетевшая по навесной траектории, вонзилась в грудь паромщику.
Сама по себе рана была, скорее всего, не опасна — стрела была на излете,
а угол удара такой, что едва ли она могла достать до жизненно важных
органов. Но от боли и неожиданности паромщик резко дернулся — а парень
все еще прижимал остро отточенный кинжал прямо к его левой сонной
артерии. Хлынула кровь — даже не хлынула, а брызнула пульсирующим
фонтаном, как всегда бывает, когда рассекают крупную артерию, тем более
у человека в состоянии сильной физической и эмоциональной нагрузки. На
неподготовленных людей такое всегда производит впечатление. Торговец,
которого забрызгало кровью с головы до ног, в ужасе шарахнулся,
ударившись затылком в морду своей лошади. Та попятилась, толкая назад
телегу и не думая, о том, что стоит не на земле, а на небольшом по сути
плоту, имевшем перильца лишь с трех сторон. Четвертая, откуда въезжали и
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
