Я невольно нахмурился:
— Что?
Отец кивнул:
— Я полагаю, что тебе какое-то время нужно пожить во дворце. В непосредственной близости от своей невесты. Брат поддержал это решение.
Я потерял дар речи. Стиснул зубы, стараясь не вспылить. Переехать во дворец? Никогда. Тем более, теперь.
Я сглотнул:
— Но это существенные неудобства, отец. Это значит — стеснить вашу женскую половину и саму принцессу Амирелею. Кроме того, подобные встречи, противоречащие традициям, не укроются от чужих глаз. Даже на женской половине — в таком большом дворце она далеко не приватна. Или вы намерены всех посвятить в прогнозы Агринона?
Отец молчал. Пытливо смотрел на меня и скреб ногтем губу. Наконец, опустил руку.
— Ты прав, Тарвин. Я об этом не подумал. Гораздо разумнее разместить принцессу Амирелею непосредственно в твоем доме. Поближе к тебе и подальше от чужих глаз. Прикажи, чтобы к завтрашнему дню были приготовлены комнаты жены, которые займет принцесса.
Я сглотнул:
— Так ли уж это необходимо?
Отец повел бровью:
— А разве эти комнаты кем-то заняты?
— Разумеется, нет.
Он кивнул, хлопнул ладонями по подлокотникам кресла:
— Вот и прекрасно. Значит, завтра к вечеру Амирелея Амтуна займет свое законное место.
27
Отец настаивал, что я должен навестить ее сейчас же… Принцессу Амирелею. Но это было слишком — на сегодня хватит дерьма. Смотреть на нее после подобных известий… Я ответил решительным отказом, сославшись на то, что один день, тем более, астрологически-обыденный, ничего не изменит. Я не препятствую отцовской воле, но и форсировать события не намерен. Пальцем не пошевелю больше необходимого. Отец нехотя согласился, хоть в его взгляде и мелькнули явные признаки недовольства.
Я покинул голубой кабинет, но внутри вновь раздраженно гудел разогнанный мотор. Отец хочет комнаты жены… Разумеется, это было самым логичным и единственным решением, сообразно положению, но… Теперь я просто не мог представить в них другую женщину. Никакую другую. Не мог и не хотел.
— Наконец, я поймал тебя!
Я невольно вздрогнул, неожиданно услышав знакомый голос. Крес… Ждал недалеко от дверей. Он по-мальчишески, в шутку ударил меня кулаком в плечо. С его комплекцией эти ужимки выглядели смешно. Глупое приветствие из детства, когда мы любили обмениваться бутафорскими ударами. Я понимал, что кузен сгорает от любопытства. Но он был даже кстати — хочу послушать, что говорят. Наверняка говорят… Здесь всегда что-нибудь говорят.
— Меня ждешь?
Тот кивнул:
— Узнал от отца, что тебе назначено. — Он усмехнулся: — Кажется, теперь это единственный способ выловить тебя. Даже фактурат онемел.
Я отмахнулся:
— Не преувеличивай. Мой дом всегда открыт для тебя.
Крес вскинул бровь:
— Какая бессовестная ложь… Вчера я весь день пытался добраться до тебя. Но мне твердили одно: ты отказал в посещении кому бы то ни было. Даже мне.
Я кивнул в сторону:
— Пойдем на террасы, чего-нибудь выпьем.
— И съедим…
Мы свернули к площадке горизонтального лифта. Крес терпеливо молчал, ожидая, что я сам заговорю. Понимал, что прямой вопрос разозлит меня. Ведь он все знает… Знал и знает. Теперь наверняка. Пусть только попробует морочить мне голову.
Мы расположились на мягких бархатных сиденьях, заслонка затворилась, и кабина плавно поплыла в сторону соседней башни над ватой еще розоватых утренних облаков. Я отвернулся к окну: главное не выдать себя. У Креса наметанный глаз, он живо словит ненужные знаки.
Я, наконец, повернулся:
— Полагаешь, я вчера был расположен кого-либо видеть? После… всего…
Тот поджал губы, кивнул. Молчал, посерьезнев. Мальчишеский задор куда-то испарился. Казалось, я даже уловил толику сочувствия. И это было странно… Сочувствие от Креса, который не упустит случая поддеть…
Я усмехнулся:
— Ты же видел ее. Даже не смей отрицать.
Кузен сокрушенно кивнул, шумно выдохнул:
— Видел… Признаться, я слышал от отца, но не мог вообразить, насколько… тактичен он оказался в своих словах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Повисла тишина. Лифт мягко ткнулся в барьер ограждения, и мы вышли на верхнюю террасу с парящими островками садов. Я любил это место, едва ли не единственное в огромном дворце, где возможно уединение. Мы расположились на одном из островков; за небольшим стеклянным столом под сенью раскидистых пинов, уже завязавших крупные красные плоды. Они источали едва уловимый терпкий аромат. Я активировал на панели ветровой щит, и круглая платформа плавно поднялась над террасой. Подальше от чужих глаз и ушей. Крес выбрал разбавленную чагу и шматок жарено мяса. Я остановился лишь на стакане горького шипучего зирта. Чага с утра — разве что для Креса. Его и ведром не свалишь.
Он с энтузиазмом принялся за мясо, и от его недавней сосредоточенности не осталось и следа. Он будто забыл о том, что следует делать постное лицо и бросать тревожные взгляды. И без того знаю, что он вновь видел в происходящем свое глупое мифическое превосходство. Но от этого было не легче.
Крес утолил первый голод, отложил приборы и развалился в кресле:
— Говорят, если невозможно ничего изменить, нужно посмотреть на ситуацию под другим углом.
Я подкручивал бокал на столешнице:
— Например?
— В этом есть и преимущество: теперь никто даже не вспоминает твой выход в порту.
Я шумно выдохнул:
— Ты находишь это смешным?
Он промолчал, даже опустил голову.
— Рано или поздно мой выход был бы забыт, невзирая на обстоятельства. Время решило бы эту проблему. Время и новые Тени. А такая жена не забудется. Она снова и снова будет напоминать о себе. Снова и снова. Снова и снова. И знаешь что… Нагурнат — это отцовская блажь. Он все еще пытается делать хорошую мину. Создать видимость легитимности. Хотя Нагурнат наш уже шесть лет. И твой отец прекрасно справляется с обязанностями асторского наместника. Можно даже сказать, что он умудрился достичь с местными некоторого взаимопонимания.
Крес кивнул:
— В нем есть определенная гибкость… которой не хватает порой его величеству. Да и тебе тоже. Но у нас несколько иные… обстоятельства. Ты ведь сам понимаешь. Мы должны уметь вовремя… уступать.
Я глотнул зирта, облизал губы:
— Что говорят? Уверен, ты знаешь.
Крес приложился к чаге, поморщился.
— Ты, правда, хочешь это слышать?
Я кивнул.
— Видели ее немногие. Но вот наслышаны уже точно все. Те, кто поумнее, — молчат. Прочие — состязаются в остроумии. С чьей-то легкой руки ездовых кунов стали называть тягачами нагурнатской породы… — Он осекся: — Прости, я озвучиваю лишь то, что слышал.
Я сделал большой глоток. Шипучая горечь обожгла горло.
— Верховный состряпал благоприятный прогноз. Наверняка знаешь…
Крес кивнул:
— Его величество хочет благостных знаков.
Я подался вперед:
— Ты же понимаешь, что это выдумки и полный бред? Когда их прогнозы сбывались? Хотя бы раз? Агринон сочинит что угодно, чтобы угодить отцу. Должен же он хоть как-то оправдывать свое содержание! Он сочинил, что между мной и этой нагурнатской принцессой начинается какое-то асторологическое сближение. Только что отец приказал поселить принцессу в моем доме. Пренебрегая обычаями.
Кузен присвистнул:
— Даже так? — Он хмыкнул, растерянно покачал головой. — Но и в этом есть свои плюсы — ее хотя бы никто не увидит.
Плюсы…
Я пристально посмотрел на Креса:
— Никакого сближения нет и быть не может. Только не с ней. Я это чувствую. Скажи честно: что бы ты сделал на моем месте?
— Я? — он поднял брови. — Хочешь склонить меня к измене, брат? Я не на твоем месте.
— Ты бы женился на такой женщине?
Он вновь хлебнул чаги. Больше для того, чтобы заполнить неловкую паузу. Он сейчас соврет…
— Я не наследный принц, — Крес решительно покачал головой. — Я не могу ставить себя на место наследного принца.
