кормит, а его – родители. А если у них вдруг нет работы, им никто деньги не даст… А вам зачем деньги?
– На мороженое.
– Пойдемте, куплю, – идем до киоска. Я покупаю им два мороженых на палочке, отдаю. – Вот вам купил, а своим детям сегодня не получится. Только на хлеб и мясо осталось…
Они остановились и смотрят:
– Завираешься, дядя. У тебя почти три рубля.
– Так килограмм мяса стоит 2 рубля 60 копеек и хлеб 17 копеек – как раз только на еду, а через день снова надо думать, где занять…
– Так дорого стоит мясо?
– А вы воспитателей спросите, если не верите.
– Слушай, – говорит один из них, – пойдем в детдом. Мы тебе булку хлеба вынесем, у нас много хлеба.
– Нет, ребята, это же государственное. Мы государству на вас тоже денежки даем. Что же, я у себя воровать буду? Ладно, давайте, бежать надо, а то с работы выгонят за опоздание, а вы думайте. Отбирать можно, но тогда вас будет ждать тюрьма. А можно вырасти и самостоятельно заработать.
Еще когда я ходил в интернат, заметил, что государственное обеспечение – это хорошо, но оно не приучает детей ценить его. Потребительство, мысль о том, что всегда кто-то будет должен им, укореняется в головах, а неумение считать и вести хозяйство в совокупности с психологией братства часто играет против них. Я удивлялся, что никто не рассказывает им про устройство жизни доходчивыми словами.
С другой стороны, детдомовские дети ищут матерей, часто маниакально, как будто хотят доказать родителям, которые их оставили, что они совершили ошибку.
Наш дядя Толя Пшеничкин тому пример. Мать отдала троих мальчишек в детдом в дошкольном возрасте. Уже почти в сорок лет он нашел братьев, а потом уже и мать. И все вместе до конца ее жизни они ухаживали за ней так, как не ухаживают за любящими родителями. А их мама занималась своими делами, сочиняла стихи, ходила на йогу и прожила спокойно 90 лет.
XIX
В институте у нас была военная кафедра, на которой мы изучали противовоздушную оборону и комплекс КУБ. После четвертого курса нас направили в воинскую часть, чтобы за два месяца мы «понюхали пороху», увидели комплекс и научились на нем работать.
Руководил нашей воинской бригадой, состоящей из двух групп, капитан Панков – хороший человек, мягкий, но в меньшей степени военный. Выезжали мы на фронт со станции Томск-1. Много провожающих девчонок, песни одна за другой, выпивка – в общем, все по-настоящему. И вот мы в вагоне продолжаем радоваться предстоящей встрече с советской армией. До Актогая, что расположен в 300 километрах от Алма-Аты, ехали почти двое суток.
Казарма, постели одинаковые, питание трехразовое. Еще и приказывают, что надо делать. В общем, полный коммунизм. Помню, я и пошутил, дескать, вот вам и коммунизм.
Распорядок дня был такой: подъем в 06:00, заправка кроватей, туалет, зарядка с пробежкой, завтрак, а дальше занятия и изучение матчасти.
Завтрак состоял из каши (перловой или пшенной), хлеба с кусочком масла, чая в железной кружке, на обед давали суп и второе – одним словом, неприхотливая солдатская еда.
Дня три желудок привыкал, посему мы часто бегали в туалет, но вскоре он смирился и начал справляться с перевариванием солдатской пищи.
Постоянная физическая нагрузка тоже давала о себе знать: через пару недель все и подтягивались, и отжимались, и бегали в рамках нормы. А в сапогах на марш-броске я даже обогнал нашего спортсмена Комзюка, который в кедах у меня бы выиграл.
На улице стояла жара за 40 градусов, но воздух был сухим, поэтому переносили мы тяжелые погодные условия сносно.
Старший лейтенант Ильиных встретил нас неожиданными словами: «Кто не хочет научиться управлять КУБом, может спать, остальные за мной». Не помню, чтобы кто-то не хотел. Старший лейтенант отлично знал свое дело и доносил материал четко и ясно. Потом мы узнали, что его часто переодевали в форму полковника, и он за командира дивизии руководил стрельбами на учениях! Это так нас шокировало. Может, поэтому часто в начале войны и выдвигаются резко по профессиональному мастерству младшие по званию? Но сколько до этого солдат поляжет зря?
Нас в Актогай не пускали, но офицеры ходили. С нашим Панковым однажды даже произошел случай. Его встретили местные хулиганы, начали требовать три рубля, а он вытащил пять рублей и сказал: «У меня только пять». Они и забрали пять.
Служба шла неинтересно, поэтому мы втроем – Миша Болдырев, Винник и я – решили в самоволку сходить. Уж очень хотелось посмотреть, как растут арбузы! Солдаты части где-то неподалеку выращивали арбузы, вот мы и решили лицезреть это диво. Изучили систему охраны, нашли изъяны, договорились с нашим командиром взвода Володей Семенчуковым, чтобы он отсутствие на занятиях объяснил болезнью. Обещали вернуться до вечера, до проверки.
После завтрака мы удачно покинули часть и рванули бегом по направлению к бахчевым. Надо отметить, что в степи трудно ориентироваться – все вокруг одинаковое. Через час мы увидели озеро и поля бахчевых. Солдаты сначала встретили нас холодно, но, поговорив, выяснилось, что один из них родом из Молдавии, с того места, где Винник родился. После этого начался праздник земляков: появилось вино, плов, не совсем спелые, но уже съедобные арбузы. Мы пели русские и молдавские песни.
В озере плавал сазан, поэтому мы пошли рыбачить. Мне попался на крючок сазан, который весил килограмм пять. Я такой большой рыбы никогда не видел! Но он оборвал леску, поэтому я снова начал ловить и совсем забыл про время. В общем, вышли только часов в восемь, когда уже начало темнеть. Через полчаса стало совсем темно. Еще через час мы поняли, что заблудились.
Вдруг по дороге поехали бронетранспортеры с включенными фарами и кучей солдат. Мы зарылись в какой-то яме, как партизаны, и Винник шепнул:
– Китайцы напали что ли?
– Молчи, – говорю, – ищут кого-то.
Когда «враги» прошли, мы пошли в противоположную от них сторону. В 23:00 мы, самовольщики, стояли и слушали Панкова, который поднял всю часть на поиски своих студентов. Он озвучил наказание… Но мы все равно были довольны, хотя в голове и шумело. Пахло арбузами, которые мы доставили в часть.
Панков позже нас простил. Добрый был, жалко, рано ушел из жизни…
XX
Говорят, что умный тот, кто не совершает ошибку дважды. Это явно не про меня… Мы решили выпустить последнюю стенгазету на трех листах ватмана. Выпускали, как запорожские казаки – с выпивкой, закуской и коллективным творчеством. На первом листе был
