Государыне обещал скоро вернуться.
Хозяина звали Прокоп Половинкин, а у хозяйки было интересное имя, какого я никогда не встречал раньше, – Соломонида. Сибирские крестьяне из старых поселенцев – чалдоны, как здесь говорят. Пятеро детей – от взрослых до малышей.
На заимке стояли две добротные избы, рубленые, и несколько хозяйственных построек. Одну избу хозяева уступили приезжим, и в ней расположилась Семья, а мы четверо устроились в сенном сарае, на чердаке которого я и лежал с биноклем.
На фоне леса возникли нездешние фигуры – кавалер и три дамы в трепещущих на ветру платьях. Две тонкие, хрупкие – Ольга и Татьяна; третья – Государыня, грузная, но статная, высокая. Платки сняли и несли в руках. Кавалер в офицерской фуражке – Лиховский. Казалось, фигуры с букетами ромашек, с венками на головах плыли по золотым волнам – невесомые, неотягощенные, будто и не было у них за спиной проклятого Ипатьевского дома.
Кто-то там рассмеялся – звонкий девичий смех. Но это была не Ольга и не Татьяна. Неужели Государыня? За годы жизни на Корабле я видел ее в разных состояниях, но только теперь понял, что никогда не слышал ее смеха.
Государыня помахала рукой, и Государь помахал в ответ. Вышел хозяин и сел с ним рядом.
Июль 1918 года
Иркутская губерния
– Хорошо, а? – сказал хозяин.
– Хорошо… – сказал Николай.
Солнце долго висело над лесом, прежде чем скатиться в его темную чащу. Желтая рожь на закате стала оранжевой, а зеленый лес – густо-синим. Светлые платья трепетали в оранжевых волнах, но будто и не приближались.
– Что же тапереча будет? – спросил хозяин.
– Это вы о чем?
– Ну, как же теперича без вас?
Николай посмотрел на хозяина и встретился с простодушным, спокойным взглядом.
– Как, то есть, будет без вашего величества?
Царь отвернулся и снова смотрел в поле на жену и дочерей.
– Да вы не беспокойтесь. Я зла на вас не держу. Всякое про вас болтали, да я всегда им говорил: как там в вашем дворце все устроено, то нам, простым жителям, неведомо, и нечего про то лясы точить. Я вот думаю, нету вашей вины в тех смертях на Ходынке, и в войне, и в революции энтой. Министры ваши дураки – вот что.
Николай ничего не сказал.
– Я только хотел спросить, как теперича оно все будет? – повторил хозяин.
– Не знаю.
– Понятное дело. Никто не знает … Куда ж вы теперь? В Англию?
– Почему в Англию?
– Ну, так на север до Енисея. А по Енисею – до моря ледовитого. А там вас кораблик английский заберет?
– Да … так и есть.
– Вот и хорошо. А то чего вам тут? Не ровён час убьют. Особливо для дочек ваших здесь не место. Столько всякого непотребства творится …
Царь кивнул. Легкие фигуры в белых платьях все шли и шли к нему в золотом сиянии и не могли дойти.
Хлевинский тоже видел их в бинокль. Когда подошли ближе, поручик различил лицо царицы, а потом узнал и царевен. С ними шел неизвестный офицер.
– Я до шестнадцатого году в окопах заседал … пока не контузило… – сказал хозяин.
– На каком фронте?
– На Западном. Пехота.
– А сам-то как думаешь? Что будет?
– Крови много будет, вот что … Я своим не скажу, кто вы. Они вас не узнали.
Царь кивнул.
– И вы своим не говорите, что я вас узнал, а то они робяты бедовые, как я погляжу.
– Не скажу. Спасибо тебе, хозяин, за приют.
– Уж не обессудьте, ваше величество, ежели что не так. Чем богаты, тем и рады.
– Благодарю сердечно, – сказал царь.
Царевны и царица уже были близко и повязывали платки. Офицер шагал позади, помахивая прутиком, будто подгонял домой легкомысленных барышень. Поручик Хлевинский видел, как они подошли к тому, в мешковатом костюме. Поручик понял, кто это, хотя лица по-прежнему не разглядел.
Затрещали ветки, налетели двое верховых. Хлевинский выхватил револьвер, но успел выстрелить только раз, не целясь, – конь грудью сшиб его. Всадник бросился на него из седла, придавил и выбил револьвер из рук. Навалился и второй …
– Кто такой? – спросил Бреннер, когда они с Каракоевым поставили Хлевинского на ноги.
Хлевинский решил идти ва-банк. Если это те, кого он искал, то надо было говорить правду, скрывая лишь некоторые детали.
– Поручик Хлевинский. Вы ведь не красные?
– А если красные? – Бреннер разглядывал пленного.
– Ну нет, я же вижу, кто вы, так же как вы видите, кто я.
– И почему же вы следите за нами? – сказал Бреннер.
– А вы не представитесь?
– Нет.
– Вы правы. Так лучше.
– Отвечайте на вопрос.
– Вижу – жилье, но откуда мне знать, кто там. А вдруг красные. Вот и наблюдаю …
– И что же вы видите?
Хлевинский пожал плечами:
– Вижу, место занято. Давайте просто разойдемся.
– Не получится. – Бреннер сделал движение стволом маузера, приказывая Хлевинскому идти к жилью.
– Господа, я просто мимо ехал. Ничего не знаю и не хочу знать.
– Вперед! Пошел! – оборвал его Бреннер.
Навстречу по полю уже бежали с револьверами Анненков и Лиховский.
Хлевинского привели за баню. Из подкладки его френча Бреннер извлек сложенный вчетверо лист бумаги – приказ председателя Временного Сибирского правительства о задержании Николая Второго и следующих с ним лиц. Бреннер поднял брови и с самым невинным видом спросил:
– Вы что же, бывшего императора ищете?
– Как видите, – не стал отпираться Хлевинский.
– Здесь?! – продолжал разыгрывать недоумение Бреннер.
– Он же в Екатеринбурге у большевиков, – подключился Лиховский.
– Екатеринбург уже неделю как освобожден от большевиков, и царя там нет.
– Почему вы решили, что он здесь? – изобразил Каракоев самую скептическую ухмылку.
– Я просто проверил очередной населенный пункт и убедился, что здесь нет тех, кого я ищу.
Обе стороны продолжали ломать комедию.
– Вам придется задержаться, – сказал Бреннер.
– Господа, задержав меня, вы совершите преступление против Сибирского правительства.
– Посидите в бане, – сказал Бреннер.
Закрыв за поручиком дверь и повесив замок, четверка разместилась на бревнах поодаль.
– Черт возьми! Только его нам не хватало! – сказал Бреннер.
– Он ничего не знает, – сказал Лиховский.
– Это он так говорит, – сказал Каракоев. – Неизвестно, сколько он там сидел и что видел.
Помолчали.
– Что же, мы так и будем убивать своих? – сказал Анненков.
Кажется, все думали о том же.
– Своих … Эти свои ищут государя, чтобы арестовать, и кто знает, что там еще у них на уме… – Бреннер старался говорить уверенно, но все равно это прозвучало как попытка оправдаться.
– Он офицер. Представитель Сибирского правительства,
